- Старпом, бегом на ют! - крикнул Скляров. А в голове забилась тревожная мысль: "Мины не выставил, сорвал задачу..."
Корабль развернулся, подошел к тому месту, где свалился за борт матрос. На волнах лишь зыбко качался спасательный круг. У Склярова заныло сердце. О минах теперь он не думал. Где матрос? Неужели он ударился о железные леера и утонул? Он гнал от себя эту проклятую мысль, а она, точно бумеранг, возвращалась к нему, больно раня душу. Нет, нет, только не это... Корабль развернулся, сделал один галс, другой...
- Справа пятнадцать, человек! - услышал Скляров чей-то голос.
Черняка подняли на борт обессилевшим. Он посинел весь, дрожал от холода. Что-то силился сказать, но губы не слушались.
- В лазарет! - коротко бросил Скляров, хмуря брови; взгляд его упал на стоявшего у борта старпома; Комаров силился уложить спасательный круг, прижать его к палубе, но у него ничего не получалось. Но вот подошел боцман и вмиг все сделал.
- Ну и денек выдался, - чертыхнулся старпом.
- Упала звезда, - усмехнулся Скляров. - Только не с неба, а с палубы корабля. Звезда живая, с двумя ногами. - Капитан второго ранга снял фуражку, поправил волосы на голове и снова надел ее. - А вы, Роберт Баянович, провидец. Как есть угадали. Да, а где это Кесарев? - обернулся Скляров к вахтенному офицеру. - Вызовите его сюда...
"А все же Черняк крепким парнем оказался, - подумал Скляров о матросе. - Не растерялся, хватило силенок продержаться на воде, пока нашли его".
Кесарев поднялся на мостик угрюмый; он весь промок, без шинели, в кителе да сапогах. Он начал было докладывать командиру о своем прибытии, но Скляров резко прервал его и голосом, в котором зазвучала тяжкая обида, спросил:
- Как это случилось?
Кесарев, Медленно приходя в себя, начал докладывать подробности. Оказывается, Черняк во время сбрасывания мины оступился и свалился в воду.
- Как так? - Скляров смотрел на Кесарева не мигая.
- Очень просто, - Кесарев отвел глаза в сторону. - Вслед за миной бухнулся за борт. Я, товарищ командир, и глазом-то моргнуть не успел...
- Ну и ротозей! - вырвалось у Склярова.
Кесарев поддакнул:
- Истина, товарищ командир. И потом... - он замялся.
- Что?
Кесарев объяснил, что Черняк не закрепил себя страхующим концом, как это положено делать.
- Молодых минеров я проверил, все ли так, как инструкция требует. А его не стал проверять - ведь не новичок он! - Кесарев передохнул. - Хорошо, что вы мигом застопорили ход корабля, а то могла случиться беда. Застыл бы Черняк в воде как ледяшка...
Скляров долго молчал, о чем-то размышляя; то, что случилось на корабле, его буквально потрясло, и теперь он был не просто раздражен, нет, он злился и на себя, что передоверился Кесареву, и на матроса, что тот допустил лихачество. "Корабль не выполнил поставленную задачу!" - эта мысль до боли жгла ему душу, она держала его в напряжении, он чувствовал, как у него горело лицо, как будто он натер его полотенцем.
- Вот вы как-то распинались о личной, так сказать, персональной ответственности, - наконец сухо заговорил Скляров. - Где же она у вас, Кесарев? А я скажу - нет у вас любви к своему кораблю, никак нет. А ведь корабль - это частица нашей Родины, а флаг - его знамя. И все мы от командира до рядового матроса служим своей Отчизне под этим флагом, преданы ей до последнего вздоха. Да, Сергей, корабль - это святыня, ему сердце свое отдай сполна, потому что в нем, в его стальных отсеках и в его оружии - мудрость рабочего класса, его любовь к нам, защитникам Родины. Так разве можно служить так, с прохладцей? Нет, никак нельзя.
- А я и не спорю, что корабль - святыня. Но не только для вас он святыня, товарищ командир, - сдержанно возразил Кесарев. - И не один вы привязаны к морю. Может, меня тоже море держит. Вот я когда у рыбаков разоружал мину, то думал не о себе, могу в этом дать слово офицера, а о вас думал, Павел Сергеевич, чтоб все знали: подчиненный командира "Бодрого" капитан-лейтенант Кесарев сделал все на совесть... Мой отец был летчиком, и всегда твердил, что у человека должна быть в жизни своя высота. Вот и вы как-то говорили о высоте. А по-моему, батя ошибся - не высота, а глубина мысли, знаний. Я и стараюсь больше знать, чтобы все делать один раз и надежно, чтоб не краснеть...
- Да, да, я знаю, человек вы честный, - прервал его Скляров. - А где честность, там рядом и смелость. Но человек иногда переоценивает себя, допускает изъяны в своем деле. Так и с вами случилось. Вы обязаны были все проверить, а вы этого не сделали, - жестко добавил Скляров.
- Может, и так, я не проверил, - Кесарев отвел глаза в сторону. - Я осматривал мины. Это я считал важным. Я еле успел мины проверить. Я и так устал, не знал, за что взяться...
В голосе Кесарева Скляров уловил раздражение, и ему стало не по себе - как можно говорить об усталости, если едва не потеряли человека? Ему казалось, что Кесарев ничуть не переживает, ни за матроса Черняка, ни за срыв задачи. И вид у него был как у боксера, выигравшего поединок. Скляров почувствовал, что в нем неожиданно нарастает гнев.
- Матрос едва не погиб, и в этом есть ваша вина, - резко сказал Скляров. - Да, товарищ Кесарев, есть ваша вина.
Кесарев так и впился глазами в его лицо. Потом глухим, надтреснутым голосом возразил:
- Черняк - не ребенок, и я ему не нянька, чтоб ходить по пятам. Я еле успел мины проверить. Я чертовски устал...
- Тяжело, да? - Скляров смотрел на Кесарева в упор. - Так, так. А может, вам в тягость боевая часть, может, подыскать службу полегче? Я это могу сделать - росчерк пера - и вы будете на берегу.
В его голосе было столько злости, что Кесарев не выдержал:
- Можно и полегче. Я вас понял. Можно и полегче, - вновь повторил капитан-лейтенант. Он как-то неловко взялся за околыш фуражки, потом опустил руку. - Товарищ командир, - сказал он, заикаясь, - я виноват, но... - И умолк.
Скляров пристально смотрел на него, казалось, он раньше никогда не видел Кесарева и теперь старался разглядеть и запомнить все черточки на его лице.
- Что еще?
Кесарев разжал губы:
- В ту минуту я растерялся, но все же бросил ему спасательный круг... Я...
- Идите! - резко сказал Скляров.
Кесарев молча шагнул к трапу, но тут же застыл на месте, опечаленно взглянул на командира, хотел что-то сказать, но махнул, рукой.
Всю эту сцену наблюдал замполит. Пока капитан 2 ранга отчитывал Кесарева, Леденев молчал: он прекрасно понимал состояние командира. Но теперь он сказал:
- Грубовато, Павел Сергеевич. Ты обозлил человека...
- Может, мне извиниться перед ним? - Лицо Склярова покраснело. - Грубовато... Ну и сказал, комиссар. Так ведь задачу мы сорвали! В бою - это потери сотни жизней людей.
- Не надо громких слов, я их не люблю, - возразил Леденев.. - С подчиненными по-душевному старайся говорить, тогда они горы могут свернуть. А ты рубишь сплеча. Негоже так. Сам же говорил, что теплота к людям - что луч солнца!..
Скляров промолчал. Он мучительно размышлял над происшедшим. Он еще не знал, что предпринять, как доложить адмиралу. Боялся, что корабль отзовут с учений. Нет, надо что-то делать. Но что?
- Товарищ командир, разрешите?
Это корабельный доктор. Лицо у него заметно побледнело, нос заострился, по всему было видно, что волновался. Он доложил о том, что матрос Черняк сильно ушиб голову, ему нужна квалифицированная помощь. И как можно скорее. До базы он продержался на уколах, а там - сразу же в госпиталь.
- Вы слышите? - Скляров кивнул замполиту. - Вот вам и по-душевному... - Он с минуту подумал, потом взял листок бумаги и, нагнувшись к столику, стал писать донесение. Вызвав на мостик Грачева, вручил ему радиограмму.
- Срочно. В штаб, лично Журавлеву. И будьте в радиорубке, пока не поступит ответ.
Грачев вихрем скатился по трапу.
Корабль мерно покачивался на тяжелых волнах. По-прежнему море темное; черное, в тучах, небо, устало мерцавший огонь маяка - все это настораживало, заставляло забывать, чем живешь на берегу. Леденев осторожно спросил:
- Что собираешься делать с Кесаревым?
Скляров едва не выругался. "И чего ты, комиссар, так о нем печешься? Лучше бы научил его критически относиться к себе. Да и время ли сейчас думать о Кесареве? С минуты на минуту я жду решения адмирала, А ты тут со своим Кесаревым..." А вслух сказал твердо:
- Уберу его с корабля.
- Уберу, как будто Кесарев вещь, - раздумчиво возразил Леденев, - тут все взвесить надо...
- Все взвесил и решение принял.
- Как командир. А как коммунист?
Скляров сухо заметил:
- Чую, к чему клонишь: мол, Кесарев - лучший на флоте минер и этот его промах случайный. Ведь так?
- Не угадал, Павел Сергеевич, - Леденев вдруг засмеялся. - Я знаешь, что вспомнил? Как ты меня принял на корабль. Ну, думаю, Чапаев, и все. А?..
Скляров хмыкнул. В тот день в штабе флота на совещании командиров кораблей командующий похвалил его, сказав, что "Бодрый" находится в надежных руках. Склярову было приятно услышать такое, и, конечно же, вернулся он на корабль в прекрасном настроении. Едва в каюте снял тужурку, как дежурный офицер доложил, что на корабль прибыл новый замполит.
- Проводите его ко мне...
"Поглядим, что за птица, - подумал Скляров, надевая тужурку. - Мне нужен орел, а не пташка".
Капитан 3 ранга Леденев, войдя в каюту, представился командиру. Он успел заметить, что Скляров сидел в кресле веселый, с румяным лицом. Впечатление такое, будто ему только сейчас орден вручили.