Савин загремел умывальником, Сверяба выскочил в тамбур, принес ведерко, услужливо наполнил умывальник водой.
Между бритьем, мытьем и полосканием Савин рассказал Сверябе про подкову, про спрямление трассы. Тот выслушал его молча, с серьезным вниманием. Так же молча подошел к нему, оторвал от умывальника, и ласково припечатал к стенке:
- Ты везун, дед. Везун в том, что у тебя мозги не захламлены обязаловкой. Глядишь не вприщур. Теперь понятно, почему тебя Давлет вызывает.
- Говорил я уже с ним. Ничего хорошего.
- А у меня другое предчувствие, дед. Если поддержит, то попрет, как бульдозер. И тебя, как волокушу, потянет. Ну, а нет - вот тебе рука Ивана Сверябы! - Он опять стиснул Савина, шлепнул своей дланью по его мокрой ладони. - Ладно. Домывайся. - И продолжал рассуждать вслух: - Я Арояна тогда втравлю в это дело. Он хоть по характеру и Иисус Христос, но партийная власть в его руках. Его только убедить надо... Слышь, дед, а как ты наткнулся на эту прямую?
- Женщина одна показала.
Сверяба даже присел на свою лежанку, даже воздуху глотнул от неожиданности.
- Откуда же там баба взялась?
- Охотница.
- Молодая?
- Молодая.
- И так, за здорово живешь, она тебе все и высказала?
- Я женюсь на ней.
Сверяба еще раз судорожно заглотнул, вытаращил на Савина свои коровьи глаза. В них ничего не было, кроме непонимания.
- Может, повторишь, что сказал?
- Я женюсь на ней.
Лицо Сверябы выразило неподдельную тревогу.
- Ты разом не того?
- Не того.
- На ком ты хочешь жениться?
- На Ольге.
- На какой еще Ольге, язви тебя в бочку? - зарычал Сверяба.
- На охотнице.
- Ты что, совсем чокнулся! На кой хрен тебе прямая вместе с подковой, если за нее так дорого платить надо?!
- Не кричи, Трофимыч. Я все потом объясню.
Савин оделся, затянулся ремнем, перекинул поверх погона портупею. Сверяба мрачно сидел на топчане, зажав во рту незажженную сигарету. Морщил лоб, тер его пальцами и жалобно спросил:
- Дед, может, тебе выпить надо? Мозги встряхнуть? Так я смотаюсь в "Молдавстрой".
- Не хочу.
Уже в дверях Савин услышал про бочку, про бабье племя и про три ядреные кочерыжки.
3
Перед Давлетовым во весь стол лежала топокарта, по которой он путешествовал, опираясь на остро отточенный карандаш, в том самом районе, где они находились еще сегодня утром. Точку последней вертолетной площадки обозначал аккуратно нарисованный красный флажок, от которого неровным полукружьем шла жирная красная линия к зимовью на Юмурчене, Так выглядела на карте трасса.
- Покажите, как вы шли, товарищ Савин.
Савин тоже склонился над картой, пытаясь среди множества синих прожилок рек и ручьев определить Эльгу. Но она увертывалась от его глаз, терялась в безбрежности пространства. Тогда он мысленно провел прямую между красным флажком и черным кружочком на Юмурчене и тут же увидел голубенький червячок живой воды. Вот она. В этом самом месте, наверное, и сейчас поднимается надо льдом парной туман, а на высоком берегу прячется от посторонних глаз в густом лиственничнике Ольгино зимовье.
- Здесь, - показал Савин.
Давлетов, словно по линейке, начертил от руки карандашом ровную линию и стал вглядываться в нее, как будто хотел оживить карту.
- А вы подсчитали, во что обойдется выемка? - спросил он.
- Там не будет никакой выемки.
- Посмотрите внимательнее.
Сползая с хребта, голубенькая ниточка Эльги резала предгорье, один склон которого никак нельзя было миновать, кроме как проходить выемкой. Савин прикинул расстояние, и получалось на глаз не меньше двух километров; А это означало, что счет кубометров грунта пойдет на миллион, а то и поболе.
- Не должно быть там никакой выемки, Халиул Давлетович, - повторил он.
Вспомнил, что при расставании с Ольгой он все оборачивался, уходя, и боковое зрение уловило, что отбеленные дождями и снегом мертвые столбы лиственниц словно бы поднимались в гору, шагали тяжело и вразброд, уставшие от долгого подъема.
- Склон горбатый, Халиул Давлетович. Между горбами - распадок. Его нет на карте.
- Вы уверены?
- Я сам по нему шел.
Давлетов с сомнением качнул головой и снова задумался. Достал из стола знакомую амбарную книгу, открыл на заложенных страницах. Они были аккуратно и густо исписаны столбиками цифр. И Савин разом прозрел, понял, что вчера в палатке, когда они все улеглись после ужина на кровати, впервые за две недели добравшись до простыней и раздевшись до белья, Давлетов не просто сидел за столом над дневниковыми записями. Кроме как в те часы, некогда ему было считать, заполнять цифрами белые листы. Значит, не разобрался Савин, всегдашнюю невозмутимость принял за равнодушие и отсутствие заинтересованности. А тот воспринял его рассказ всерьез и по-деловому и вот, оказывается, думал, прикидывал, считал.
Савин глядел на могучую лысину Давлетова покаянно и с душевным расположением, а тот был сух и сосредоточен.
- Допустим, товарищ Савин.
Этим "допустим" он, казалось, старался убедить себя в чем-то. Видно, убедил, потому что решительно зачеркнул на одной странице целый столбик цифр снизу доверху и спросил:
- На выходе к Эльге какой берег?
- Гравийная коса.
- Где же вы предлагаете ставить береговые опоры?
- Я имел в виду карьер. До косы метров пятьсот. А искусственное сооружение - прямо на выходе из распадка. Берег крутой - порода почти скальная. - И не удержался, позволил себе пошутить: - На той стороне еж и ежиха.
Сказал, и самому стало хорошо, будто привет послал на Эльгу, и все же засмущался.
Подполковник поглядел на него, ни о чем не спрашивая, но взглядом требуя объяснения.
- Две скалы, Халиул Давлетович. Очень похожи на ежей.
- Понятно. Поэтический образ мышления, - сказал без улыбки.
Так они сидели до сумерек, разговаривая почти на равных. Давлетов был дотошен и придирчив, но Савин нутром чуял его сдержанное расположение к себе. Понимал, что придирчивость необходима, и даже радовался ей, хотя и не на все вопросы смог ответить. В такие моменты Давлетов недовольно покачивал головой: несерьезный, мол, вы человек, товарищ Савин.
- Вы представляете всю сложность того, что задумали?
- Представляю, - ответил Савин.
- А я думаю, что нет. Вы не предполагаете главной сложности: дефицит времени. Комплекс Синицына здесь. - Он ткнул карандашом в красный флажок. - Через три дня он начнет сыпать притрассовую автодорогу сюда, - показал на красную линию. - Коротеева мы должны выбросить на Юмурчен. Это вам понятно?
- Нет, - признался Савин.
Давлетов поглядел на него с недоумением:
- Что вам непонятно?
- Почему Синицын должен отсыпать дорогу на Юмурчен, а не на Эльгу?
- Потому что мы не можем начать работы по этому варианту, пока не утвердят ваше предложение.
- А разве могут не утвердить?
Давлетов снова глянул на Савина, как смотрят на неразумное дитя, играющее во взрослые игры.
- Могут и не утвердить, потому что мы не знаем, чем руководствовались проектировщики, игнорируя ваш распадок. Могут быть и "стратегические" соображения на этот счет, связанные с эксплуатацией недр например. Сейчас об этом трудно судить.
- Значит, Синицын будет стоять все это время?
- Теперь вы поняли?.. А план есть план, товарищ Савин. И сейчас, прошу, расскажите, что у вас произошло с Дрыхлиным?
И опять Савин переместился на Эльгу, шел вслед за Ольгой, опять стоял в шаге от Дрыхлина в кромешной темени и слышал: "Ты меня оскорбил, неблагодарный мальчик!"
- Конечно, если не хотите, можете не отвечать, - сказал Давлетов. - Но я спрашиваю не из любопытства. От Дрыхлина зависит очень много, если мы войдем с вашим предложением.
- Он же сам говорил, Халиул Давлетович, что, если найти прямую, премией бы не обошли.
- Потому и интересуюсь, что между вами произошло.
Все еще колеблясь, чувствуя шаткость своих доводов, Савин стал рассказывать. Пытался излагать с последовательностью и логикой, но, кроме эмоций и непрекословной веры в Ольгины слова, в его рассказе ничего не было. Однако Давлетов сказал:
- Я верю охотнице. Пожалуй, так и было.
Вздохнул, налил из графина в пиалу давно остывшего чаю, отпил.
- Не ко времени все это, товарищ Савин.
- Что же я должен был делать? Промолчать?
- Может быть, и промолчать.
- Халиул Давлетович!
- Вы не умеете слушать, Евгений Дмитриевич! - Он присадил Савина, назвав по имени-отчеству, что само по себе уже было отступлением от каких-то привычек и правил, выработанных Давлетовым. - Да, не умеете слушать. Давайте разберемся и проанализируем, в чем вы правы, а в чем - нет. Допустим, что Дрыхлин украл соболей...
- Даже не сомневаюсь.
- Допустим. Но что вы доказали?
Савин отмолчался.
- Вы считаете Дрыхлина глупцом?
- Нет. Но как же я должен был поступить?
- В первую очередь доложить мне как начальнику. Я подумал бы, как поступить. Во всяком случае, не позволил бы вам конфликтовать. А вы и дело не сделали, и в самое неподходящее время нажили врага. Как вы его назвали? Санитаром?
Савину даже почудилась усмешка в голосе Давлетова. Он поднял на него глаза, но лицо начальника было по-прежнему бесстрастным.
- Что же теперь делать, Халиул Давлетович?
- Ничего пока.
- Как "ничего"?..
В натопленном до одури кабинете было душно и тесно. Савин замученно оглянулся на окна: все форточки были закрыты. Давлетов любил тепло.