Молчаливый сидел паныч за рулем, изредка поглядывая в небо, оперенное тонкими серебристыми тучками. Холодное цыганское солнце светило теперь уже им в затылок, одинокое над степью, а отсветы от него ложились на каждую тучку, делая ее мраморной, и все небо уже летело на Вольдемара, словно облицованное из края в край светлым, голубоватым мрамором бесчисленных девичьих лиц, похожих на одно - на лицо Ганны.
Изредка мелькали под луной отары. Кружилась, как метель, в свете фар степная мошкара, слепо несясь навстречу, разбиваясь о стекла. Вспугнутые жаворонки вспархивали перед самой машиной и свечками уходили вверх, в мраморную Ганнину высоту.
XXIX
- Она здесь со своими дядьями, - нарушил через некоторое время молчание Гаркуша. - Держат, видать, ее в руках… Они у меня сторожами на Кураевом. Статные ребята: только глянешь - уже страшно… Как два разбойника.
- Штрафы с нее чтоб завтра все снял. Слышишь? - не оборачиваясь, приказал паныч. - И вообще… смотри у меня.
Приказчик так и не понял толком, что означало это панычево "смотри", но наугад кивнули:
- А тех… разбойников сейчас покажешь мне.
- Слушаюсь.
Заехали на Кураевый, и приказчик кликнул к машине сторожей. Долго ждать не пришлось. Встревоженные Сердюки запыхавшись подбежали к панычу со своими колотушками.
Разговор с ними был короткий.
- От приказчика я узнал, - сказал паныч, - что вы образцово несете службу и заслуживаете награды. За это я перевожу вас в главную экономию. Будете сторожить там. Завтра явитесь в Асканию… прямо ко мне.
Сказал и покатил в степь, пугая зайцев и жаворонков. Сердюки стояли ошарашенные. Оторопел и приказчик.
- Вишь, - неопределенно сказал он сторожам и направился к кухне, услыхав доносившийся оттуда смех кухарки.
Долго гадали в ту ночь Сердюки, что́ бы все это могло означать. Не мог же Гаркуша в самом деле так уж выхвалять их перед панычем… Да и за что? Слыхали ж они, как тузили его ребята на сеновале, но сделали вид, что не слышат, выручать не кинулись!
Как бы там ни было, а судьба, кажется, повернулась, наконец, и к ним лицом, и на другой день к завтраку Сердюки уже стряхивали с себя пыль в Аскании. Паныч был в ласковом настроении, принял их первыми и долго беседовал при закрытых дверях.
- Кто они, эти мужичищи? - переговаривались между собой конторщики, толпясь в прихожей. - Сам к ним вышел, позвал, словно кого-то важного…
- Кто их знает: может, это контрабандисты какие-нибудь… Греки, может, из Очакова…
От паныча Сердюки вышли весело возбужденные и словно слепые: проталкиваясь через прихожую к двери, наступали панским холуям на мозоли своими ножищами.
На улице им встретился Валерик, но они вначале даже не узнали парня, который первый вежливо поздоровался с ними.
- А, это ты, - очнулся Левонтий. - Где же ты теперь?..
- Работал в саду, а сейчас, - покраснел парень, - к теннисным кортам приставили… Мячи подавать.
- Ага, мячи… Чего ж: это тоже работа, - по-заговорщицки перемигнулись Сердюки и, расспросив парня, где тут "монополька" и страусятник, двинули дальше.
Валерик слыхал, как они, отойдя, опять заговорили о мячах и весело заржали.
В лавочке Сердюки, к удивлению продавца, разменяли подозрительно новенький червонец и, купив по восьмушке водки на брата, подались прямо на страусятник. Им захотелось проведать своего земляка Нестора Цымбала, с которым они не виделись со дня прихода из Каховки.
Нестора Сердюки разыскали неподалеку от страусятника, на огороженном пастбище в обществе его удивительных длинноногих питомцев.
- Осторожней, осторожней! - кричал Цымбал, отгоняя страусов подальше от гостей.
- Разве они дерутся? - спросил Левонтий пятясь. - А говорят, что эта птица самая пугливая на свете…
- Слушайте, что вам наговорят… А он как долбанет так аж взовьешься!.. Нога у него, видите, что копыто.
- А как же ты с ними, Нестор?
- Так это ж я, - улыбнулся Цымбал. - Они как к кому… Вот смотрите…
Нестор свободно подошел к одному из страусов и нежно погладил его по туловищу, что-то приговаривая. Птица в ответ забормотала, ласково потерлась о Нестора и, вытянув свою длинную шею, положила ему голову на плечо, словно обнимая.
- Почти одинаковые, - захохотал Оникий. - Как солдаты, один в один…
- Все оно понимает, только не разговаривает, - ласково говорил Нестор, подходя к гостям. - Как хотите, а мне… полюбилось. Есть в нем душа.
- Ты, Нестор, во всяком звере душу найдешь, - кинул Левонтий, тяжело опускаясь на траву. - Недаром за тобой в Криничках все приблудные собаки ходили…
- Раздолье тут нашему атаману, - опускаясь рядом с братом, насмешливо заметил Оникий. - Пасет, пасет, да и напоит… Слыхали мы, Нестор, что ты тут чуть ли не главный при зверинце? Правой рукой у того, как его, Ноя?
- Правой не правой, а левой наверное, - улыбнулся Цымбал, присев перед земляками, босой, в облезшей шапке. - А вас же каким ветром сюда?
- Да мы что, - поглаживая бороду, загадочно подмигнул брату Левонтий. - Как были наймитюгами, так и остались: с одного места да на другое сторожить чужое добро… Это ты вот, как видно, разбогател… От голубей на Штраусов перешел, - захохотал Левонтий, намекая на давнюю голубиную страсть Цымбала, который и вырос с турманами за пазухой. - Только этого уже за пазуху не впихнешь…
- Лаской можно всякую тварь привлечь к себе, - мягко возразил Цымбал. - Вы думаете, откуда при человеке взялось такое, как лошадь, корова, овца, собака, курица или тот же голубь? Дикими когда-то были… А человек своей добротой, деликатным уходом приучил их к себе, сделал домашними… Но мало ведь! Сколько еще есть в лесах и пустынях такого, что можно бы одомашнить… Возьмите вы антилопу, или фазана, или даже вот этого страуса…
- Ты слышишь? - толкнул Оникий брата. - Ему уже коня и коровы мало! Уже, наверное, его Степанам коровье молоко надоело, - хочет для них еще Штрауса приручить! Ну, пусть тебе, Нестор, Штраус, а мы люди темные, нам подавай волов, да коров, да отары овец!
Грубый хохот земляков, который другого кого-нибудь обидел бы, на Цымбала почти не действовал. Веселое и мудрое спокойствие светилось в его глазах.
- Есть у нас тут профессор один, Иванов по фамилии, из Петровской академии присланный… Мы с Клименко часто ему помогаем… Такого, скажу вам, ученого поискать… Случил зебру и коня, и уже есть у нас маленький скрещеныш. А на днях вот на домашнюю простую кобылу пустили дикого монгольского жеребца…
- А это же зачем? - уставились на Цымбала земляки. - Все перепутаете, потом толком не разберешься!
- Разберемся, - уверенно улыбнулся Цымбал. - Зато потомство будет вдвое сильнее, чем домашние лошади…
- Ты тут, Нестор, возле прохвесора и сам прохвесором станешь! - воскликнул Оникий. - Послучаешь всех со всеми… Заживешь тогда, земляче, не по-нашему!..
- Не очень тут и профессоры живут, - задумался Цымбал. - Сам на кирпичном заводе в какой-то халупе ютится, которую ему академия у Фальцфейнов арендовала… Для его лаборатории дворец бы поставить, а он у Фальцфейнов где-то на задворках…
- Слушай, земляк, - нахмурился вдруг Левонтий, - ты ни себе, ни нам баки такими вещами не забивай… Тебя в Криничках куча голышей с заработком ждет, а ты к ним босым прохвесором явишься… Последнюю курку в петуха обернешь…
Перемигнувшись, Сердюки одновременно выставили на траву свои восьмушки и стали молча следить, какое впечатление это произведет на земляка.
- Ого, как вы живете, - радостно удивился Цимбал. - А я с Каховки еще не пробовал…
- Так топай сейчас, ищи закуски, - распорядился Левонтий, обращаясь к бывшему своему атаману уже как к подчиненному. - Штраусы твои никуда не денутся…
- Что ж я вам принесу? - растерялся Нестор. - У меня так, что и… пусто в закромах.
Сердюки задумались. В самом деле, что с такого взять? Один в Аскании армляк, да и тот гол как сокол… Потом, о чем-то пошептавшись, они вдруг пожелали, чтоб Нестор зажарил им на закуску страусовое яйцо.
- Добудь сковородку и зажарь, - разошелся Левонтий. - Пора уже и нам полакомиться.
- Слыхали мы, - весело подпрягся к брату Оникий, - что одно штраусячье яйцо несколько фунтов тянет… Это если разбить, так на всех нас яичницы хватит…
Цымбал вначале думал, что земляки шутят, а поняв, что это не шутки, стал решительно отказываться.
- А вы бы ели?
- А что?
- Люди добрые! Разве вы не знаете, что кто страусовое яйцо съест, у того шею на аршин вытянет, будет как у страуса!
- Да ну! - оторопели Сердюки и стали поводить своими воловьими шеями.
Цымбал ухмыльнулся.
- Так ты еще издеваешься? Панского добра для односельчан жалеешь? - насупился Левонтий. - Оно нам, может, дороже, чем тебе, а и то готовы есть!..
- Не панское жалею! - горячо возразил Цымбал. - А чтоб страусы не вывелись! Разве ж, если я неграмотный, то и понять ничего не способен? Может, то, что сегодня выведем, когда-нибудь и нашим детям пригодится…
- Такой ты, значит? - процедил сквозь зубы Оникий. - Здорово встречаешь гостей!
Обиделись на земляка Сердюки. Сидели, надувшись, как сычи, над своими осьмушками.
- Лучше на этот раз нам без закуски обойтись, - попытался уговорить их Цымбал. - Если б знал, чего-нибудь другого вам принес…
- Не надо нам другого, - стали подниматься Сердюки. - Загордился ты, Нестор, тут возле своей птицы, земляки для тебя уже ничто…
- Разъелся, как кот, а мышей не ловишь!
И, забрав свои осьмушки, обиженно поплелись к имению. Пусть…
Пожалел для них Цымбал страусовое яйцо, а еще неизвестно, что из него вылупится!