- Где же твои знаменитые полтавчанки? - заговорил паныч, усевшись возле столика и равнодушно рассматривая штрафные записи Гаркуши. - Что-то я их не вижу.
Гаркуша сразу вырос на пол-аршина. Наступает, наконец, его час!
- Они тоже есть там, в тех списках, - сказал Гаркуша весело. - То зубок какая-нибудь выломает из грабель, то заснет где-нибудь под копной, то слишком огрызнется на работе… все там взято на заметку, ничего не пропущено… Но какие павы есть среди них, паныч! Прошлый год, вы сами знаете, какие у меня были, а в этом году еще лучше!
- Где их столько берется там, в той ободранной Полтавщине, - улыбнулся паныч, забрасывая ногу на ногу. - Питомник там, что ли?
- Природа, - уверенно ответил Гаркуша. - Воды много хорошей, вот и растут… Меня в этом году, правда, хотели не пустить на ярмарку, зависть все да наговоры, но наперекор всем я-таки вырвался, набрал…
- Они там и ночуют в степи?
- Сейчас там, на пшеничном поле… Зачем им тащиться каждый день за десять верст, бить ноги туда и обратно?.. Лучше пусть за это время лишнюю копну нажнут… И кухарок туда послал, и воду вожу…
- Вот что, Гаркуша, - сказал паныч потягиваясь. - Ты эти списки сам пересмотри, потому что тут три дня надо разбираться в твоих каракулях… Сбрось кому следует и объяви публично: паныч, мол, прощает… А сейчас давай лучше пройдемся… к твоим.
Гаркуша был на седьмом небе. Залезая в машину, невольно косился на своих токовиков - видят ли? Смотрите все, мол, берет Савку паныч в свой автомобиль, запанибрата Савка с панычем!
По дороге они еще завернули к одному из атагасов, которого Вольдемар почему-то считал своим приятелем и которому часто заказывал чабанскую кашу. На этот раз чабанская каша с нечабанскими приправами была уже готова, упревала, закутанная в серяк, возле костра. Нашлась в машине у паныча и какая-то шипучка, наверное американская, которая прыснула на чабана пеной. Выпили, поужинали и уже при луне помчали по степи к Гаркушиным косарям и вязальщицам.
Блаженствовал Гаркуша: паныч за кучера, он за пассажира! Езжай себе, любуйся ущербной луной, которая ровно льет свет сквозь тонкие, голубоватые, как мыльная пена, тучки. По всему небу как-то незаметно расползлась эта пена, но дождя от нее не жди. Говорят, что не идет, где просят, а идет, где косят, однако в Таврии дождь а на косарей редко падает. Тем лучше для Гаркуши - пока сухо, обкосится и обмолотится…
- А как в Америке… перепадают дожди?
- Где как: в одном месте - ливни, реки из берегов выходят, города разрушают, а в другом - ни миллиметра осадков за все лето.
- Тоже, значит, беспорядок… Ну, пусть уж у нас тут земля трескается так, что ладонь вставишь… А у них же наукой, техникой могли бы дойти?
- Ломали и над этим, Гаркуша, голову их специалисты…
- Ломали уже?
- Ломали. Но ничего не вышло. Наука, оказывается, здесь бессильна.
- Гм… Садись, значит, кум, на дно?.. Ну, а что ж они хоть про эти засухи говорят? Палит из года в год, сушит чем дальше, тем больше… Ниспослано это за грехи на нас, что ли?
Усмехнулся за рулем паныч. Сразу чувствуется, что не верит в дедовские предрассудки молодое агрономическое светило.
- Не в том дело, Гаркуша, что ниспослано… На все это их авторитеты дают другой, научно обоснованный ответ…
Навострил уши приказчик: он всегда был любителем науки.
- Какой же ответ, паныч?
- Трудно будет тебе понять… Видишь, открыли они такой закон, что в природе существуют периодические колебания климата. Зависят они от космических причин, от лучеиспускания солнца…
- О, до солнца у них еще, известно, руки коротки!..
- Доказано, что через каждые тридцать пять лет и шесть месяцев влажный период сменяется засушливым для всего земного шара… Сейчас мы живем как раз в третьем году засушливого периода.
- Долго же нам еще ждать дождей, - разочарованно сказал приказчик и умолк.
Молчал и паныч, время от времени умиленно поблескивая на луну стеклышками своих очков, уже не тех, что днем. Что значит богач: от солнца у него одни очки, от луны - другие, а от звезд, наверное, и третьи есть… Можно панычу спокойно ждать далекого американского дождя. Можно ему любоваться ясным месяцем, потому что светит он прежде всего для него, а не для приказчика… Льется и льется лунный свет. Ровно заливает степи своим синеватым, словно из снятого молока, разведенным сияньем. Светит где-то на хозяйскую столицу Асканию, освещает в этот вечер и сорок тысяч панских овец, что ходят сорока "кусками" на пастбищах, и огромные стога сена, раскиданные на просторах, и степные колодцы, похожие на виселицы, и свежие вот эти копны, что мелькают рядками, словно выстроились на парад перед своим молодым хозяином…
На краю огромного поля, заставленного свежими копнами, прямо по межевому рву - разве им привыкать? - отаборились под луной Гаркушины сезонники.
Знал Гаркуша, где их надо искать: где бочки с водой, там и они. По обе стороны от бочек, слегка освещенные луной, устроились люди кучками по межевому рву, как херсонские этапники на отдыхе. Кто поднялся, увидев пучеглазою хозяйскую машину, а кто и нет: такой пошел народ. Те, что постарше, поужинав, укладывались спать, натаскав в ров хозяйских снопов, другие еще разговаривали, а неутомимые девушки уже где-то напевали вполголоса, сами себя укачивая песней… Парней здесь почти не было, они и ночью не без работы: выпрягши лошадей из косилок, погнали к колодцам на водопой, а оттуда на всю ночь - на пастбище.
Пока паныч, вылезший из машины, болтал с какими-то первыми попавшимися бабами, Гаркуша шепотом уже успел отчертыхать своего молодого подгоняльщика за все его дневные промахи. И за снопы на межевике и за то, что рано выпрягли…
- Где криничанские? - спросил под конец приказчик.
- Вон они гудят, - с досадой махнул подгоняльщик куда-то под луну.
Гаркуше этого было достаточно. Вскоре он с панычем уже был возле криничанских, не раз им оштрафованных красавиц.
С приходом паныча и приказчика песня оборвалась.
- Чего же вы притихли? - спросил Вольдемар. - Пойте.
- А мы петь не нанимались, - послышался из толпы хорошо знакомый Гаркуше голос Вусти.
- Легче, легче там! С вами паныч разговаривает! - объяснил приказчик. - Это все ты, Вустя, бунтуешь? Все тебе тут колет!
- А и колет, - сказала грудным голосом Ганна Лавренко, - попробовали бы сами всю ночь вот так, на меже, на кочках…
Гаркуша хотел ей что-то ответить, но паныч цыкнул на него.
Поразила Вольдемара Ганна. Сидела горделиво под лунным светом мраморно-озаренная, величаво-спокойная. Без бриллиантов была, а при луне - со своими дешевыми сережками и монистом казалась в бриллиантах…
"Эге, - воскликнул мысленно паныч, - да тут вон какие есть!"
И, присев около девушек, снова завел свой любимый разговор - какие у кого будут жалобы к нему и претензии.
- Воду гнилую привозят, - выпалила Вустя, прикрываясь от месяца за плечо Ганны.
- Безобразие, - строго сказал паныч Гаркуше. - Что у нас, воды в колодцах не хватает?
- Сейчас-то еще хватает, - не испугался на сей раз Гаркуша, - а вот дальше будет и не хватать… Известно же, что в середине лета иссякают наши колодцы!..
- Сякают, сякают,- передразнил приказчика паныч под дружный смех девушек. - Ты поменьше мне болтай, Гаркуша… Почему сюда гнилую привозите?
- Выливать жалеют ту, что остается, - объяснила Олена Персистая. - На второй день оставляют… А как ее пить? Согреется, протухнет…
- Скоро головастики в ней будут пищать, - заключила Ганна Лавренко, и все опять засмеялись.
- Ладно, это мы исправим, - пообещал паныч. - А сейчас, может, все-таки споете?
- Не можем, - сказала Вустя из-за плеча Ганны.
- Почему?
- Спать пора. Завтра вставать рано.
Между тем по всему было видно, что девушки еще и не думают спать. И хотя развлекать паныча песней у них в самом деле не было никакой охоты, он их все же заинтересовал. Со всех сторон девушки так и постреливали глазами на эту знатную, в клетчатой рубашке, птицу, которая не умела даже толком сидеть на траве. Как только паныч подсел к компании, Вустя с присущей всем Яреськам меткостью мысленно прилепила ему кличку: суслик в очках. И уже следила за каждым его движением, как за движением суслика, насмешливо перешептываясь в темноте с подругами.
Обо всем этом паныч не догадывался и считал, что девушки украдкой поглядывают на него вовсе не для того, чтобы высмеивать, а потому, что им, верно, впервые выпала почетная возможность так близко сидеть с человеком знатного рода и свободно разглядывать его.
Разговаривая с девушками, паныч незаметно, как ему казалось, пододвигался все ближе к Ганне, нахально впиваясь в девушку стеклышками своего пенсне.
"Боже, откуда у нее все это? Какой прекрасный рот, какой бюст, какая царственная осанка!.."
- Как тебя зовут? - не утерпев, спросил паныч.
- Ганна.
- А где ты покупала такие чудесные сережки? - сказал Вольдемар и попытался взять Ганну за сережку.
Но она строго отбросила его руку с лакированными длинными, как у мертвеца, ногтями.
- Не балуйте, паныч.
- Ишь ты! - вмешался неожиданно Гаркуша. - А то что?..
- А ты заткнись, - отрезала Ганна поднимаясь.
Другие тоже встали, поправляя платки, повернувшись к панычу и приказчику спиной.
С тем они и уехали от девушек.