- Наша взяла! - удовлетворённо произнёс Ибрагимов и, подкрепляя своё чувство, врезал кулаком по своей же ладони.
- А я не сомневался: ты свой пятерик огребёшь, - спокойно сказал Фёдоров и, видя моё недоумение, пояснил: - Когда она, твоя началка-мочалка, на тебя тяфкнула, помнишь: "Нестор Петрович, между прочим, идёт урок!" - передразнил он бедную Ольгу Захаровну. - Да помнишь. Я понял сразу: ты наш, тебя надо спасать. И предупредил всех: кто будет гадить этому студенту, того я разотру по всему классу, остатки выкину в форточку!
- Он меня за тот твой первый урок отделал по высшей норме, чуть не свернул башку, - восторженно пояснил Саленко, точно его наградили орденом. - Говорит: ты чего?
Ибрагимов сдержанно улыбнулся - я понял: досталось и ему.
- Ты долго держался, нас не трогал, молоток! Потом, ясно, на тебя надавили, - выдал мне Фёдоров комплимент, сомнительный для любого учителя. - Ну, валяй, студент, кончай свой институт. Ни пуха тебе, ни пера!
- Идите к чёрту! - послал я их от всей души.
Они вышли, добившись своего и уже забыв обо мне, а я остался на руинах своей славы. Секрет моего педагогического триумфа оказался обескураживающе прост и обиден почти до слёз. Нет уж, решил я, стоя на своих развалинах, отныне к школе не подойду и на километр. Назад в науку! Только туда!
Через месяц я шёл из института в городскую библиотеку и по дороге встретил директора школы. Она пожаловалась:
- Вы ушли, и они снова взялись за своё. Что вы можете посоветовать? Вы их знаете лучше нас.
Я потёр висок, помогая своим извилинам, и пробормотал, не совсем уверенный в мудрости своего совета:
- Постарайтесь вызвать у них нечто похожее на сочувствие. Они в общем-то ребята не злые.
- Сочувствие? Каким образом? Я для них главный враг, - удивилась эта дама.
- Вы тоже бываете как бы в их положении, от вас всё время требуют то или другое. И если что-то не так, вас, конечно, не выставят из класса, не влепят двойку, но, извините, выговор вмажут, а то и выгонят с работы, - пошутил я кисло.
- Считайте: я вас не поняла, - обиделась директриса и, не попрощавшись, пошагала дальше.
- Какое совпадение! Я тоже иногда не понимаю себя, - промямлил я вслед рассердившейся женщине.
Из гороно извилистая тропа повела меня по книжным магазинам. Я весь день запасался впрок - учебниками, программами и тетрадями. Сегодня же вечером мне предстоит, выражаясь языком военных стратегов, прямо с марша ввязаться в бой, то есть вести уроки в каких-то, и неизвестно каких именно, классах.
Потом я пообедал, а заодно и поужинал в чебуречной - кто знает, когда покормишься в следующий раз? - и поволок себя в школу.
Мне пришлось пересаживаться с трамвая на троллейбус, затем с троллейбуса на трамвай, потом плутать по рабочему посёлку. Но вот и школа - серое типовое здание в три этажа. С утра в этом доме учатся дети, вечером - рабочая молодёжь. Что ждёт здесь незадачливого Нестора Северова?
И зря торопился - учительская была на замке. Я прислонился к стене возле дверей, смиренно отдаваясь в руки судьбы, - всё равно она и дальше будет гнуть своё, так стоит ли брыкаться или просить о милости.
Из открытых дверей ближайшего класса тянуло сквозняком. Там проветривали и убирали, со скрежетом двигали парты. Вскоре из класса вышла пожилая женщина в чёрном халате, в одной руке ведро, - надеюсь, не пустое, - в другой щётка на длинной палке. Она обила о пол щётку и, заметив меня, пожаловалась:
- Придут, натопчут. Нет чтоб убрамши закрыть школу, не пускать никого. Нехай стоит себе чистая до утра, а то и всю неделю.
- Остроумная мысль, - сказал я одобрительно.
- А ты озорник. Небось пришёл исправлять двойку? - спросила она деловито.
- Я ваш новый учитель, - ответил я несколько высокомерно, видать, по её мнению, человек с моей комплекцией годится только в ученики.
- Неужто там не нашли кого поматерей? Прислали такого молоденького! - осудила она гороно. - Тебя же здесь изотрут. Они как сатаны!
- Кто они? - насторожился я.
- Кто-кто. Ученики, вот кто! - рассердилась женщина на мою тупость и перешла в другой класс.
Первыми появились две женщины с хозяйственными сумками. Они спорили о каких-то шторах. Одна утверждала, мол, их следует купить, такой случай, по её мнению, не представится может никогда. Вторая возражала - её беспокоил лимит.
Я вошёл следом за ними в учительскую, деликатно влез в спор и представил им свою скромную личность. Первая женщина была директором школы. Она едва не кинулась мне на шею, так кстати, оказывается, я пришёл. Их историк заболел туберкулёзом, в полном расстройстве чувств бросил своих учеников и поспешно укатил в Сальские степи - пить жир сусликов. Все классы, начиная с шестого и кончая девятыми, осиротели. Лишь в десятых историю вела сама директор. Словом, наследство осталось мне запутанное - где-то что-то начато и где-то что-то не закончено.
- Заодно поведёте классное руководство. Ваш класс - девятый "А". Этот сумасшедший, замечательный девятый "А"! - вдруг произнесла она сентиментально и тут же вновь буднично добавила: - Так мы его именуем меж собой. Он наша слабость. Но если официально, обычный класс, не лучше и не хуже остальных. В общем, явится завуч, введёт вас в курс дела, и вы, надеюсь, сразу засучите рукава. А пока познакомьтесь с расписанием уроков. Посмотрите: где у вас первый, ну, и прочие. Мы же, извините, займёмся нашими финансами.
И снова в моей жизни выплыл девятый "А"! Другой, но тоже девятый и непременно "А"! Это что? Насмешка судьбы? Или пуще того - злой рок?
Я последовал совету директора и занялся расписанием, висевшим на доске объявлений. Мой дебют пал на шестой класс, единственный к школе. И ещё из расписания следовало: сегодня я буду занят почти по полной программе, на пяти уроках из шести. Почему-то вспомнилась строка из цирковой афиши: "Весь вечер на манеже…" И всё же пока мне не верилось, будто происходящее касается меня, прогремит звонок, и я, такой славный и не заслуживающий этой доли, отправлюсь на урок, затем на второй… и так потечёт моя бедная жизнь. Казалось, вот-вот кто-то откроет дверь и скажет: "Северов, произошло дурацкое недоразумение, представьте, ха-ха, к школе вы не имеете ни малейшего отношения. Вы свободны!"
Однако на меня словно бы махнули рукой: ну его, пусть мается, нам-то какое дело, - и я обескураженно забрался в угол между шкафами, набитыми мензурками, колбами, тетрадками и прочими наглядными пособиями, и здесь, как бы в самом безопасном месте, дожидался завуча.
В учительской было тесно. В мой левый бок упирались указки и треугольники. С другой стороны наступали газетные подшивки. Сзади нависал плакат с изречением Ломоносова о русском языке, обладающем свойствами французского, немецкого и даже "гишпанского". С противоположной стены прямо в лицо лезла чёрная доска с крупной, выведенной через всё поле, завидной каллиграфической записью: "Тт. кл. руководители! Во вторник, к 18 ч., сдать отчёт о посещаемости в своих классах". Видно, дневная школа не очень-то жалует помещениями свою вечернюю сестрицу, понимая по-своему поговорку: "В тесноте, не в обиде".
К половине шестого в учительскую потянулись педагоги. По мере того как они приходили, мне становилось немного не по себе. Все мои новые коллеги, словно их кто-то специально подобрал, были дамами. Они копались в тетрадях, наглядных пособиях и тараторили о последних модах и рыночных ценах.
Словом, я, единственный мужчина, был среди них аки заповедный зубр. И они поглядывали на меня с любопытством и даже с некоторым смятением. Присутствие особи мужского пола, несомненно, нарушило вольный женский быт учительской. Так, одна из дам стала прихорашиваться перед зеркалом, но, наверное, наткнувшись взглядом на моё отражение, смутилась и свернула столь приятное действо, не докрасив рот. Вторая, молоденькая блондинка, влетев в учительскую и ещё не ведая о моём существовании, с ходу принялась хвастать своей покупкой - кружевной комбинацией и было потянула вверх подол серой шерстяной юбки, обнажая великолепное бедро в капроне телесного цвета. Однако на неё тотчас зашикали, указывая глазами в мою сторону:
- Светик, у нас мужчина!
Светик-семицветик торопливо одёрнула подол и бросила в мою сторону испуганный взгляд, не забыв залиться алой краской.
- Нет! Я ничего не видел! У меня… у меня, вы будете смеяться, зрение минус десять! А очки, представьте, я не ношу! У меня от них аллергия! - солгал я в панике, тоже отчаянно покраснев. Во всяком случае моим щекам стало жарко.
- Браво! Вы истинный кавалер, - похвалила мою ложь седовласая дама, как потом выяснилось, учительница географии.
Завуч, увы, также оказалась дамой. После краткой процедуры знакомства она с жадным интересом спросила:
- Вы-то, надеюсь, балуетесь табачком?
- Бросил. Ещё в детстве. Поставили в угол на два часа. И как отрезало. Не тянет до сих пор, - сообщил я чистую правду.
- Опять я одна. Словно Робинзон, в смысле курения, - вздохнула завуч и, смирившись с судьбой, сказала: - Сегодня можете ограничиться опросом, если, разумеется, к этому готовы. Словом, смотрите по обстоятельствам. А вообще-то в вечерней школе, в отличие от дневной, главное - борьба за посещаемость. От неё, а сущности, зависит и сама успеваемость. И наша зарплата.