Трудный момент
- Не угодно ли вам, Алексей Максимович, к чаю лимона? - медовым голоском предложила после воблы Маша.
- Для лимона еще не настала пора. Некоторые, - Пешков покосился на меня, - давно предсказывали нам - даже за ухой из стерлядей - голод.
- "Голод" - запрещено цензурой, - поправил Абзац. - Разрешается только "недоедание".
- Спорить с цензурой бесплодно. При "недоедании" лимон будет весьма полезен в предстоящей части нашего путешествия, замечу, кстати, очень трудной. В Усе нам придется вступить в соприкосновение с туземцами.
- С дикарями? Ах! - восторженно воскликнула Маша.
- Я не сказал бы, непременно с дикарями. Туземцы могут оказаться и людьми культурными… Но возможно, что встретим и дикарей. Вообще предстоят испытания. Трудный момент! - Алексей Максимович строго обратился ко мне: - Ты слышал, что кричал тебе Макаров? "Что ты, спятил? В своем уме? Тащит и тащит лодку вверх, когда здравый смысл велит плыть вниз!" Ну, сударь, что вы скажете на это теперь?
- Я знаю, что он скажет: он с Алексеем Максимовичем заодно, - предупредила ребят Маша.
- Верно, заодно. Впереди у нас сплошное удовольствие! - начал я свою речь. - Только бы нам в Усу забраться. Что за река! У берегов растет рогоз, а из него нет лучше делать стрелы для лучков: легкие, прямые! Стрельнешь вверх - из видов уйдет. А прямо с берега свисают кусты ежевики - сладкая, крупная, с грецкий орех. По оврагам прямо не продерешься - чаща: терн весь в черных ягодах и тоже сладкий. В лесу грибы: боровички и грузди. В Усе на удочку идут лини "по аршину долины". А мы еще не удили.
- А чем за переволок лодки платить? - спросил Абзац.
- Как министр финансов заявляю: средства будут изысканы. У нас есть скрытые ресурсы.
- Кто их скрыл?
- Скрытые не значит обязательно, что их кто-то скрыл, а просто мы их не замечали… Посмотрим и отыщем.
"Два брата"
- В крайнем случае, - закончил я, - там прошлой зимой лес сводили на дрова, мы поставим лодку на катки из кругляшей, да и айда в гору. Разбойники в старые времена так и делали.
- Здорово! - плененный моим проектом, оживился Козан, склонный к трудным предприятиям. - Ведь и я это говорил.
- А кроме того, мы еще не все тут видели. Ну, кто из вас заметил, что мы ночуем под самым утесом "Два брата"? Вот тут они у нас, можно сказать, над головами.
Заалев под лучами Огневого заката, Поднялись над волнами Два утеса… Два брата - Быль ли то, сказка ли это - Здесь стояли когда-то в стародавние лета.
Ну, как водится, братья, поссорившись, драку затеяли, спохватились, что драться братьям не полагается, да поздно - окаменели.
Ноги точно застыли, Головы не вспрокинуть, Сердца холоден пламень - Грех успел сердце вынуть, Кровь твердеет, что камень. И глядят в даль заката С той поры через рамень Два утеса - "Два брата".
- Гм, кха! Плохие стихи, - сказал Пешков. - Были, действительно, два брата: я слыхал эту историю… Вовсе не так было. Стихи надо писать с задевом… Чтобы "за мое-мое" брало, - ворчал Алексей Максимович. - А это что? Гладко, скользко, словно руки туалетным мылом моешь…
- Расскажите, Алексей Максимович, без стихов, хоть я ах как стихи обожаю, - попросила Маша.
- Алексей Максимович, расскажите сказку…
Без его сказки не обходилась почти ни одна наша прогулка.
Глава тринадцатая
Ах и Ох
- Так слушайте, ребята, правду про эти самые два утеса… Сказка будет в прозе, краткая, но поучительная… Жили да были два брата: Ах да Ох. Давненько. Тут, где мы ныне бражничаем, и людей не было, почитай. Медведи, лисы, волки, лоси и всякое прочее зверье. А на Молодецком кургане жила Баба-Яга, зловредная старушонка… Ну, да вы про нее и без меня знаете… Так-с… Отец с матерью у братьев были люди бедные. Жили кое-как. Вот тут и жили, где мы давеча прошли бечевой Отважное. Отец рыбачил, а мать работала по домашности.
Не очень-то обрадовался рыбак, когда жена ему фазу двойню принесла, то есть близнецов-мальчишек. Первый, как увидал вольный свет, закричал: "О-о-о!" А второй не успел раскрыть глаза: "А-а-а!" Мать в восторге: "Ах, до чего же хороши ребята!" - "Ох, - ответил отец, - чем мы их кормить-то будем? Самим есть нечего!" - "Ничего, как-нибудь прокормимся. Вырастут - сразу два помощника".
Гм! Кха! А когда они еще вырастут?
Время идет… Растут ребята… Оба кудрявые, оба русые, у обоих глаза синие. До того похожи - разбери поди! Когда оба вместе, так еще отец с матерью наловчились их узнавать. Отец говорит: "Вот этот на меня похож". - "Вылитый ты, - соглашается мать. - А этот весь в меня". Ну а когда один из братьев отлучится, то и отец с матерью не могли разобрать, который из двух налицо. Врозь они, правду сказать, и не бывали, все вместе, но все-таки случалось. Избаловала их мать. И в самом деле: набедит один, а которого пороть - подумаешь! А приласкать, так ведь всякая мать лаской детей равняет. Так и росли братья. Со временем оказалась меж братьями разница, и существенная. Один что ни увидит, что бы с ним ни случилось, хотя бы и неприятное, говорит: "Ах, как хорошо!" А другой, хоть бы и не так уж ему было плохо: "Ох, как худо!"
Вот и стала их звать мать одного Ах, а другого Ох. Вздохнет бывало: "Тяжелая же моя долюшка!" Отец-то в Астрахань на рыбные промысла подался, и вроде как вдова осталась баба при живом муже. Легко ли? "Ох, уж хоть бы смерть бог послал!" Ох и подбежит: "Вы, маменька, меня кликали?" - "Ах, да ну тебя!" Ах тут как тут: "Что, маменька, прикажете?" И разойдется в матери печаль-тоска, сквозь слезы смеется.
Ах да Ох - вот и все у матери печали и радости. Надо как-нибудь все-таки их отметить - одного надо любить чуточку побольше, другого малость поменьше.
Две рубашки
Сшила мать две рубашки - красную и синюю. Позвала обоих сыночков - одного дернула за ухо, а он: "Ох", и надела она Оху синюю рубашку. Другого и Дергать за ухо не надо, ясно, что Ах, - ему, конечно, красную. Оха завидки взяли: красная-то рубашка, чай, лучше. И говорит Ох брату: "Давай меняться". Поменялись. Видите, какой Ох зловредный! Тут же и выкинул штуку: у материна любимчика кочета хвост ножницами обстриг. А мать уж знала, что у Оха характер плохой, а у Аха легкий. И глазам не верит: в красной-то рубашке сынок петуху хвост обстриг! Ну что же, хоть и весь в нее Ах и любит она его чуть-чуть больше, а наказать надо. Схватила голову меж колен, да и нашлепала. А он кричит: "Ох, маменька, больно! Ох, больше не буду!" Мать оторопела… Схватила второго да тоже. А он: "Ах, маменька, как приятно!.. Ах, милая, хорошо!" Завязали матери голову сынки. Сняла она с них рубашонки, в укладку, на замок. Да обоих и взгрела. И что бы там ни случилось, чего бы один ни натворил - достается теперь поровну обоим.
Видят братья - дело плохо. Даже Ах чуть не охнул. А Ох говорит: "Давай уйдем из дому - попугаем ее". Хоть и жалел Ах дом и мать родную, а послушал брата: уж очень любил его. И пошли они куда глаза глядят, лесной дорогой в горы. Дело к ночи. "Ах, как хорошо в лесу!" - "Ох, как страшно!" - "Ах, как мне маменьку жалко - пойдем назад!" - "Ох, что ты! Она так нас вздрючит, жизни будешь не рад". - "Я один домой уйду!" - "Как же ты брата одного в темном лесу покинешь?"
Волк и лиса
А навстречу им Серый Волк. Глаза горят, шерсть дыбом, зубами лязгает. "Ох, какой Волк ужасный, ох, какой противный, ох, весь хвост в репьях!" - "А! - закричал Волк, сверкая глазами. - Так это ты и есть Ох? Тебя-то мне и надо! Вот я тебя съем!" Ах ужасно испугался за брата и говорит: "Ах, какой вы красивый, господин Волк! Ах, какая у вас мягкая шерсть!" И погладил Волка по шерсти. Волк очень удивился - в первый раз в жизни его приласкали. "Ну, - говорит, - так и быть, Ох, я тебя за брата твоего помилую. Не стану есть!.. Таких комплиментов, как от твоего брата, я еще ни от кого отроду не слышал… Вот-вот заплачу, ей-богу… Так слушайте. Я служу при Бабе-Яге Костяной ноге вроде полицейского урядника. Ей про вас все известно: сорока ей на хвосте принесла, что два брата - Ах и Ох - ушли из дому. Баба-Яга меня и послала: "Покажи, - говорит, - им до меня дорогу, а то еще заблудятся… Оха можешь сам съесть, он жесткий, костистый, мне не по зубам. Ах - он мяконький, нежный, я его и съем. Мне и одного довольно!.." Ну, так вот, - говорит Волк братьям: - встретите развилку, по правой дороге не ходите - это прямо к Бабе-Яге, а идите по левой… А вот еще что: буде, чего доброго, Лису встретите, ни одному слову не верьте. Она у Бабы-Яги на посылках. Даже за мной шпионит. Ну, идите…" А сам в кусты - только Волка и видели.
Дошли братья до развилки и остановились: верить Волку или нет, куда повернуть, чтобы в зубы Бабе-Яге не попасть? Стоят и тихонько сговариваются: "Если Лису встретим, будем на все молчать, вроде как глухие или лисьего языка не понимаем". А Лиса тут как тут - она подслушала все, что Волк братьям говорил, и ласково здоровается: "Здравствуйте, милые детки! Куда вы идете?" Братья молчат. "Ах, да какие вы милые! Ох, до чего вы оба хорошенькие!" Братья молчат, как в рот воды набрали. Лиса и так и сяк. Молчат. "Ну, - говорит Лиса, - смотрите не заблудитесь. Если по правой дороге пойдете, так прямо в зубы Бабе-Яге попадете, - идите по левой. До свиданья, милые дети! Счастливого пути!" Вильнула Лиса хвостом, и след ее простыл.