Наташа, опустив голову, молчала. Василий Ефимович досадливо поморщился, обнял дочь за плечи и, почувствовав, что девушка напряглась, одеревенела, прикрикнул сердито:
- Выкинь дурь из головы. Не ставь и меня, и себя в глупое положение.
В дверь постучали. Сокольский торопливо отдернул руку.
- Разрешите, Василий Ефимович? - в кабинете показался кругленький, плотненький, бритоголовый. - Вызывали?.. Здравствуйте, Наталья Васильевна. Осваиваетесь? - он заулыбался, и опять Наташа поняла, что улыбка предназначается дочери главного геолога, так как и этого человека она не знала, хотя конечно же встречала его и в детстве, и позже.
- Вот что, Юрий Петрович. Нам с вами надо обдумать, где удобней проходить глубокую в районе Марковской горки, - Василий Ефимович склонился над столом, постучал карандашом по плану.
Юрий Петрович изобразил всем видом своим величайшее изумление.
- Кроме того, - продолжал Сокольский, - давайте-ка прикинем, как бы получше забурить подземные на север. Хорошо бы вот здесь. - Поднял голову, увидел Наташу. - У тебя еще есть вопросы, Наталья?
- Нет. Больше вопросов нету, - Наташа выдержала взгляд отца. - До свидания, Юрий Петрович.
- До свидания, Наталья Васильевна, - тот, ошарашенно разглядывавший пометки главного геолога на плане, даже не посмотрел на нее.
- Ты домой сейчас? - без интереса спросил Василий Ефимович.
- Да, - Наташа взялась уже за ручку двери, но, вспомнив о приглашении Бахтина, добавила, не повернув головы: - Но вечером, возможно, приду поздно. Хотя… не знаю.
2
Андрей Шахов, насвистывая, помахивая зеленой папкой, открыл калитку в небольшой сад, за ухоженными, с побеленными стволами, яблонями которого спрятался добротный, сделанный с любовью дом. Навстречу Шахову, вздыбив шерсть на загривке и ощерившись, рванулась огромная овчарка, но тут же она, узнав, взвизгнула, отскочила, припала на лапы, застучала хвостом по песку дорожки.
- Ну, здравствуй, здравствуй, Гранит, - Андрей нагнулся, пощекотал собаку за ухом, и она, заскулив от восторга, отскочила в сторону, замерла. - Где же твой хозяин? Веди, веди, подхалим.
Овчарка метнулась в глубь сада, остановилась на секунду, посмотрела через плечо: идут ли следом?
На скамейке под яблоней сидел старик с сухим и темным лицом. Резкие складки-морщины тянулись от ноздрей горбатого носа к уголкам губ, оттягивая их и придавая лицу выражение брезгливости и желчности. Несмотря на жару и солнце, одет был старик в темную костюмную тройку с галстуком; белый крахмальный воротник туго обхватывал дряблую шею.
- Здравствуйте, Иван Дмитриевич, - Андрей остановился, склонил почтительно голову.
- День добрый, - старик пожевал губами. Запустил длинные сухие пальцы в шерсть застывшей от счастья собаки, а сам смотрел на гостя пристально и, казалось, недружелюбно. - Что нового?
- Ничего, - Андрей слегка стукнул уголком папки по носу овчарки. Та оскалилась, завиляла хвостом. - Побеседовал с Сокольским…
- Отзыв принес? - перебил старик.
- Завтра, - как можно равнодушней ответил Андрей и даже сделал вид, будто хочет зевнуть, но почувствовал, что это будет выглядеть слишком уж нарочито. - Главный хочет еще раз посмотреть и диплом, и свою рецензию, чтобы, как сказал, быть предельно объективным.
- Странно, - скорее размышляя вслух, чем обращаясь к Шахову, удивился старик. - Странно, что он колеблется… Никольский геолог опытный, знающий. И человек он решительный, без страха и упрека, как говорится, - голос Ивана Дмитриевича постепенно пропитывался издевкой. - Редких качеств человек Василий Ефимович. Глаз безошибочный, хватка мертвая… И не только в геологии, - он поднял руку, посмотрел на часы. Вынул из кармашка жилета цилиндрик с таблетками.
- Болит? - участливо спросил Андрей.
- А, ерунда, это не тема для разговора, - старик поморщился, бросил таблетку в рот. - Тебе не кажется, что Сокольский боится показывать рецензию до последней минуты? - Тяжело поднялся, потер поясницу, но сразу же, словно разозлясь, отдернул руку.
- Зачем? - Андрей удивленно посмотрел на него. - Главный высказался довольно откровенно: диплом мой - бред сивой кобылы, ненаучная фантастика, прожектерство и так далее.
- Не знаю, не знаю, - Иван Дмитриевич задумчиво смотрел вдаль. - Одно дело - сказать, другое дело - написать. Может, он боится, что ты будешь сопротивляться, возражать, перенесешь защиту… Не знаю.
Старик шаркающей походкой побрел к дому. Андрей хотел было взять его под руку, но Иван Дмитриевич осторожно, однако решительно высвободил ее. Андрей сунул в пасть овчарке папку, собака благодарно вильнула хвостом и пошла рядом.
- Сокольский отличный геолог. Замечательный специалист, - рассуждал вслух Иван Дмитриевич. - Я не верю, что он не понял и не оценил твой дипломный проект. - И вдруг спросил без всякого перехода: - Я не рассказывал тебе, как он открыл медь?
- Нет, - Андрей не слушал старика, посматривал на высокое, с резными балясинами крыльцо, на окна дома.
Он знал, что Иван Дмитриевич и Сокольский долго, хотя и не всегда, работали вместе. Так уж складывались их судьбы, что, разлучившись, они потом опять встречались в какой-нибудь геологоразведочной партии. Знал Андрей и то, что и Василий Ефимович, и Иван Дмитриевич недолюбливали друг друга, и даже догадывался почему. Иван Дмитриевич Твердышев был геологом старой формации, учеником и сторонником академической школы: подвижником, педантом от науки, фанатиком скрупулезного, методичного и последовательного сбора материалов и обстоятельной, кропотливой обработки их - для него главным был, скорей, не поиск, а систематизация сведений и фактов. Сокольский же, так представлял Шахов, сформировавшийся как геолог после войны, когда определяющим время был лозунг "Быстрей и больше!", являлся сторонником стремительной разведки, максимально быстрого освоения месторождения и стал, пожалуй, прежде всего организатором, администратором, руководителем, умеющим быстро взять у земли, чтобы как можно быстрей отдать людям. Эти разные взгляды на геологию и породили, по мнению Андрея, антипатию между Сокольским и Твердышевым. Он уже слышал от Ивана Дмитриевича несколько историй о лихачестве нынешнего главного геолога рудника, об его авантюризме. Видел и брезгливо-снисходительное лицо Сокольского, когда при нем говорили о Твердышеве. Поэтому и не обращал сейчас внимания на рассказы старика, хотя и шел с видом внимательного слушателя.
- Аннушка! - вдруг властно и одновременно нежно позвал Иван Дмитриевич, когда приблизились к крыльцу.
Андрей улыбнулся, выпрямился. Дверь открылась, и вышла молодая женщина. Она уже начала полнеть, но полнота эта украшала ее - создавала ощущение какой-то завершенности, спокойствия, достоинства. Женщина увидела Шахова и тоже еле заметно улыбнулась.
- Аннушка, голубушка, приготовь чайку, - попросил Иван Дмитриевич.
- Здравствуй, Аня, - Андрей радостно смотрел на нее.
- Здравствуйте, - будничным голосом ответила та, хотя глаза ее стали веселыми, блестящими, лукавыми.
- Так вот, - Иван Дмитриевич медленно поднимался по ступенькам крыльца, - мы блаженствуем, жизнью наслаждаемся. А на другом берегу этого озера еще одна партия работала: топографы съемку производили…
Он замолчал, пропуская вперед Андрея, и они вошли в комнату, которая постороннему человеку могла бы показаться экзотической - лежала на полу огромная и лохматая медвежья шкура, висели на ковре ружья, охотничьи ножи, а по стенам - оленьи, лосиные рога, кабанья голова, крупные фотопортреты Ивана Дмитриевича, молодого, бородатого: то в накомарнике, среди худосочных, словно обгорелых, елок, то рядом с верблюдом на фоне барханов и корявых безлиственных деревьев, то присевшего на огромный камень на фоне зазубренных беловершинных гор.
- И что же дальше? - без любопытства спросил Андрей.
Он наблюдал за Анной, которая бесшумно накрывала на стол для чая, искал ее взгляда. Но женщина глаз не поднимала, была сосредоточенной, серьезной, и лишь изредка тень улыбки скользила по ее лицу.
- Дальше? - Иван Дмитриевич сел к столу, забросил ногу за ногу. Осторожно, двумя пальцами, подтянул на коленях брюки. - Сокольский у нас тогда начальником был. Встретил он как-то в маршруте двух мальчишек-практикантов из той партии. Молоденькие такие ребятки, зелененькие. Несут образцы, красноватые, на яшму похожие…
- Бурый железняк? - уловив едкую интонацию, спросил, не слушая, Андрей.
- Точно, - обрадовался старик. - А мальчишечки не догадались. Сокольский осмотрел образцы, высмеял ребят. Типичные это яшмоиды, сказал. Мальчишки чуть со стыда не сгорели… Чувствуешь? - насмешливо посмотрел на Андрея, проследил за его взглядом и нахмурился.
- Да, так что же? - Андрей заинтересованно повернулся к нему.
- А то, - угрюмо закончил скороговоркой Иван Дмитриевич. - Мы то место, где образцы были взяты, разведали. Оказалось - "железная шляпа", а под ней медное месторождение. Просто до невероятности. Сокольский заявку оформил и посмеивается… Первооткрыватель!
- М-да, бывает, - согласился Шахов. - Хотя смахивает на анекдот, - и, увидев, что у Твердышева, оскорбленного недоверием, презрительно поползла вверх бровь, раскрыл папку. - Посмотрите, что я откопал.
Старик не спеша достал очки, надел их, но, глянув мельком на пожелтевшую журнальную вырезку, положил ее, не читая, на стол.
- Знаю, - сказал разочарованно. - Профессор Вельяминов. Тридцать девятый год.
- Нет, нет, - Андрей заерзал на стуле. - Вы вот этот абзац посмотрите, - осторожно показал пальцем. - Улавливаете, что это значит?
Анна, стараясь не отвлекать, расставила неслышно чашки, принесла чайники.
- Вам, папа, покрепче? - негромко спросила.