- Слушай, - Роман, уже взявшись за журнальный столик, повернулся к гостю, - может, в комнате сегодня посидим, а?
- Не-не, - зажмурился, замотал головой Михаил. - Не ломай заведенное. Дверь мы прикроем, чтоб детям не дуло. Не, начальник, давай на балкон.
Он поспешно распахнул балконную дверь, помог Роману установить столик. Притащил два стула, поставил, полюбовался:
- Во, законно. Все путем. - Сел, положил на стол кулаки.
Солнце было уже низко, и в вертикальных полосах окон белого высокого, с голубыми лоджиями дома напротив переливающимся багрянцем дробился, растекался закатный отсвет. Ровным шумом морской волны гудел внизу двор, изредка взрываясь криками пацанов, которые гоняли мяч.
Михаил прикрыл глаза, вслушиваясь в этот гул городского двора.
- Спишь, что ли?
Роман, прижимая к груди салатницу, иронически смотрел на гостя.
- Не-а, - Михаил повел плечами, словно и впрямь отгонял сон. - Хорошо. Все как у людей… Подожди-ка, - остановил он Романа.
Торопливо, на цыпочках, пробежал в комнату к рюкзаку, наклонился над ним, развязал шнурки, позвал:
- Мари-ин! Нате-ка вот, - достал искрящиеся каждой шерсточкой унты, украшенные веселым бисером, протянул женщине.
- Опять ты за свое. Просила ведь, не надо, - Марина с укоризной смотрела на него, а в глазах уже прорезалась, уже нарастала радость.
- Ладно, чего там, - буркнул Михаил. Опять нагнулся над рюкзаком, вынул пеструю коробку с черным силуэтом Наполеона, потом сверток. Прижал их к груди и так же, на цыпочках, торопливо, вернулся на балкон.
- Во, начальник, прими-ка, - он пошоркал бородой по коробке с изображением французского императора. - Тоже кореш из Москвы привез. Из Елизаровского магазина.
- Из Елисеевского, - машинально уточнил Роман. Взял коробку, вынул коньяк "Наполеон". Ахнул: - Обалдел? Ты знаешь, сколько это стоит?
- Откуда я знаю, - Михаил отмахнулся. - Нашел о чем говорить, начальник.
Сел, откинулся к перилам, вытянул ноги и, прищурив левый глаз, изучающе, насмешливо и одновременно как-то грустно засмотрелся на Романа. Тот налил в три стаканчика, позвал жестом жену.
Марина махала за стеклом рукой, не пойду, мол, но сама уже шла с недовольным лицом - знала по опыту, что отказаться не удастся. Взяла стаканчик, на донышке которого плескался золотисто-коричневый коньяк. Понюхала, повернула бутылку этикеткой к себе, хмыкнула:
- Ты прямо как нефтяной шейх, Михаил… За тебя.
Тот жмурился, улыбался. Поднял стаканчик.
- Вы не ругайтесь, Марина. Я за начальника сперва выпью. И за пацанят, - мотнул головой в сторону комнаты. - А за вас - вторым заходом. Годится? Без обиды?
Марина передернула плечами - пожалуйста, дескать. Выпила, прижала к губам ломтик сыра, выдохнула. И ушла.
Михаил подождал, пока она прикроет двери, тяжело развернулся, строго посмотрел в глаза Роману.
- Ну, будь здоров. Долго живи, понял!
Выпил, - пожевал губами, прислушался к себе.
- Ничо. Только аптекой отдает… А ты чего не пьешь?
Роман крутил в руках стаканчик, смотрел в стол.
- Только ты, Миша, - он не поднял головы, - следи за собой. Не перебери. Маленькие ведь у меня.
- Вот, едрена копоть, - Михаил швырнул на стол огрызок сыра. - Опять двадцать пять. Я к тебе который год езжу? - он нагнулся к Роману. - Четвертый? Четвертый! Позволил хоть раз? Скажи… Нет, ты скажи?
Роман виновато взглянул на него. Михаил откачнулся.
- То-то, - выдохнул он удовлетворенно. - Договорились ведь, а ты за старое. - Он достал сигарету, прикурил, ссутулившись, прикрыв, как от ветра, всем телом огонек, хотя воздух был недвижим. - Дурак ты, начальник. - Выпустил через плечо плотную, тугую струю дыма. - Знаешь ведь, что я этого вечера целый год жду. А потом его, как кино, прокручиваю. Вспоминаю. Понял?
- Будь здоров, Михаил, - Роман поднял стаканчик. - За тебя.
Выпил, принялся с хорошей жадностью проголодавшегося человека за салат. Михаил, подперев щеку кулаком, смотрел на Романа, делал иногда неглубокие затяжки, косил глазом на дым, который ленивыми клочьями выползал из усов, и благодушно улыбался. Ему было хорошо, покойно от этого не по-майски, а по-летнему теплого вечера, оттого, что тихо догорает заря, гомонит внизу улица, а напротив сидит Роман Прямков - начальник геологической партии, в которой тогда, пять лет назад, он, Михаил, работал. Под взглядом гостя Роман поднял лицо от тарелки.
- А ты чего не ешь?.. Не хочешь? - И насторожился. - А улыбаешься чему? Ну, не обедал я сегодня, оттого и накинулся на еду.
- Нет, нет, я не поэтому… - Михаил быстро-быстро отмахнулся ладонью, - ты рубай, не смотри на меня. - Опустил глаза, но, чувствуя, что Роман не ест, что взгляд бывшего начальника становится требовательным, колючим, помялся. - Просто подумал: неужто и сейчас ты побежал бы за мной и на нож попер? Не струхнул бы?
- Ну-у, завел, - Роман бросил на стол вилку. - Что ты, в самом деле, все об одном и том же!
- Молчу, молчу, - Михаил поймал его ладонь, слегка сжал ее.
Роман выдернул руку, и по его злому лицу Михаил понял, что бывший начальник вспомнил тот день. А он, Михаил, никогда и не забывал его. Не глядя друг другу в глаза, они окаменели, подобрались - оба увидели одно и то же…
Роман - себя. Вот он, с иссохшим до шершавости, до режущей боли горлом, с разноцветными кругами в глазах, выбежал из-за густых зарослей ивняка и увидел вдруг мокрого и нахохлившегося Михаила, который сидел на желтой глине отмели. И Михаил увидел себя - вспомнил, как тупо смотрел на реку, где в черной беснующейся круговерти исчезла его резиновая лодка, пропоровшая борт о корягу. Услышал за спиной топот, хрип, повернул голову - уперся взглядом в выбегающего из-за кустарника Романа в тренировочном костюме. Под горло подкатила комом злоба - вот бежит к нему, приближается человек, который заманил сюда, не дал уехать домой и сейчас наверняка не отпустит к Клавдии, - и все острое, больное и обидное, что копилось в Михаиле со вчерашнего дня, после того, как получил письмо от Клавдии, вылилось в ненависть к начальнику.
- Ты что же это, гад! - Роман на бегу врезался в медленно распрямлявшегося Михаила.
Тот пошатнулся, оттолкнул начальника, но Роман с каким-то нелепым, затяжным поворотом всего тела размахнулся - и Михаил спиной шлепнулся в реку. Уже в воде, ослепленный бешенством, он выдернул нож, встал на колени, выпрямился, медленно пошел на начальника.
- Ух ты, - удивился Роман, переводя взгляд с лезвия на лицо Михаила, - с ножом еще… Ух ты, - повторил он и снова замедленно, как показалось Михаилу, стал разворачиваться, и снова… взбрыкнулся перед глазами лес, и через секунду Михаил опять переворачивался на отмели со спины на живот.
- Давай, давай, - хрипло просил Роман. Грудь у него поднималась часто и высоко, он со свистом глотал воздух, а глаза были белые и неподвижные, - ползи, ползи.
И Михаил полз, а потом шел на Романа и опять летел в воду, но в этот раз он успел зацепить ножом, и когда, встав на четвереньки, увидел лицо начальника - удивленно-растерянное, а потом руку, прижатую к боку, сквозь пальцы которой струйками выползало красное, он возликовал, но тут же ему стало все безразлично. Михаил почувствовал страшную усталость и сел в воду… Удивление на лице начальника сменилось брезгливостью.
- Пойдем! - приказал он.
И Михаил побрел за ним. И добросовестно отработал - притихший и виноватый - весь сезон, но смотреть в лицо Роману не мог, все время чудилось это выражение брезгливости в глазах начальника…
- Хорошо ты мне тогда врезал, - сказал Михаил, вздохнув. - Крепко.
Роман быстро и внимательно взглянул на него. Опустил голову.
- Наделал ты тогда хлопот. И себе, и мне, - он хмыкнул. - До сих пор твои фокусы у меня вот где, - с силой похлопал себя по затылку.
Михаил сказал глухо:
- Я ведь потом, после тайги, ходил к начальнику экспедиции. Глаза ему открыть хотел, чтобы тебя не виноватил, а начальник меня турнул…
- И правильно сделал. Я тебе тысячу раз объяснял - за все отвечает начальник партии, то есть я. Понял? - Роман начал злиться. - Чего ты от меня хочешь?
Михаил шмыгнул взглядом в его сторону. Насупился, заворочался.
- Только не бесись… - неуверенно попросил он. - Не заводись, ладно? - Помолчал и решился: - Может, тебе деньги нужны, а? Возьми, будь человеком, у меня их навалом, а я ведь вроде должник твой.
- С чего бы? - Роман удивленно поднял брови. - Лодку мы списали, о продуктах и говорить не стоит.
- Ну-у, - помялся Михаил, - за карабин хотя бы…
- Ха! - изумленно выдохнул Роман. - Да ты что?! Разве его деньгами оценишь?
- Знаю, знаю, но все же…
- Слушай, Михаил, - тихо, но твердо попросил Роман, - хватит одно и то же мусолить. Давай раз и навсегда договоримся: к этой теме больше не возвращаться. Мне тот карабин чуть свободы не стоил. По следователям затаскали, а ты - деньги!
Михаил, опустив голову, чертил пальцем по столу узоры.
- Хорошо, что только карабин утопил, а карта осталась, - сказал Роман и зябко поежился. - Если б еще и карта, тогда бы мне точно не открутиться.
- Сказал бы на меня. Чего покрыл? - Михаил вздохнул.
- Ду-урак, - протянул Роман. - Чтоб ты во второй раз сел? Врать не буду. Хотел я все как было доложить, да… Словом, сделал так, как считал нужным. И все! Баста!
- Ладно, начальник, замнем для ясности, - Михаил ткнул вилкой в салат. - Давай вспомним нашу первую встречу.
Они оба увидели тот далекий день.