Глава третья
Долгий летний день заканчивался. Из-за темноватого пушистого облачка выскользнул солнечный луч и с размаху лег на пурпурные верхушки кавказского черноклена. Рядом рос молодой каштан с побуревшими от зноя листьями. Над ним, упираясь в небо, возвышалась серая скала с острым пиком. В ее выступах, притаившись в затишье, золотистыми грудками лежали вялые, упавшие листья. В бурные штормовые дни их загнал сюда свирепый норд-ост. Но когда подует встречный горный ветер, он крутым вихорьком поднимет высохшие листья над скалистой грядой и сбросит в бушующее море.
К каштану подошел генерал Никитин. Подтянувшись на носках, он сорвал несколько орехов и, разгрызая твердую, еще недозревшую кожуру, вернулся к группе тихо беседующих офицеров. Остановившись, генерал отогнул цепкую ветку черноклена, свисавшую на погон майора Рокотова, и неожиданно спросил:
- Какого это вы чертика с крючками вспоминали, майор?
Поражаясь слуху генерала, Рокотов ответил не сразу.
- Не хотите говорить, не нужно. Я ведь краем уха слышал.
- Я сказал, товарищ генерал, - нерешительно начал Рокотов. - Я сказал, что черт крючки наточил и нам подсунул. Вот мы и клюнули...
- Вы что, в чертей верите?
- Верю... в того, который во мне сидит.
- Вот как! А может, ему дать отставку?
- Придется, - улыбнулся Рокотов.
- Хорошо. К этой философии мы еще вернемся позже. Вы скажите-ка мне вот что: у тех чертей, которых мы ищем, очевидно, была радиостанция. Как вы думаете?
- Возможно.
- Одна или две?
- Трудно сказать, - пожимая плечами, ответил Рокотов.
- Почему трудно? - с досадой в голосе спросил Никитин. - Надо всегда предполагать худшее. Безусловно, была рация и, наверное, не одна. К тому же в ночь высадки "гостей" в этом районе работал неизвестный передатчик.
- Я таких сведений не имею, товарищ генерал, - сказал Рокотов.
- Неважно. Надо думать не о черте, который в вас сидит, а о реальном противнике. Разве вы не знаете, как материально и технически обеспечены и как подготовлены теперешние нарушители границы? Это не то, что десять - пятнадцать лет назад. Надо искать и найти.
- Ищем, товарищ генерал, - доложил Маланьин, чувствуя, что Никитин нарочито игнорирует его, коменданта, а все время адресуется к начальнику штаба.
- Знаю, что ищете... и не вы одни, - посмотрев на часы, сказал Никитин, думая о том, как ему поступить с подполковником, который до этого считался хорошим офицером.
Разгрызая орехи, генерал прошелся по тропе. Он думал о подчиненных ему людях, судьбы которых он должен постоянно поправлять и решать. Никитин еще раз взглянул на подполковника Маланьина. Этот человек, очевидно, засиделся на одном месте, пустил в курортном городе житейские корешки и не заметил, как они начали подгнивать. Слишком уютно живет - как в парничке. Здесь и фруктов много, и вино отличное, и рыбалка. Ради самого же Маланьина, еще молодого офицера, надо сломать этот насиженный уют, вытащить подполковника на воздух, перебродить на другую работу. А что делать с Пыжиковым? О нем генерал думал пока мельком. Он почти совсем его не знал. Тут еще надо разобраться кропотливо и детально. Нелегкое дело - воспитать настоящего офицера, например, такого, как капитан Ромашков, которого Никитин знал на Дальнем Востоке вначале солдатом, затем сержантом, а позже молодым офицером. Этот крутолобый, напористый, с широкими бровями парень всегда, на всех должностях, был стойким и требовательным к себе.
Да, разная молодость бывает у людей. Генерал представил, как на партийных собраниях поднимает руку и встает с места молодой офицер с новенькими золотыми погонами, с отличной выправкой и просит слова. В таких случаях зал всегда настороженно затихает.
Молодой коммунист начинает говорить. Он смущается и краснеет, иногда не теми словами излагает свою мысль. Это смущение вызывает добрые, сочувственные улыбки. Слова его звучат горячо и торжественно, как вторая присяга. Он обещает товарищам по партии с достоинством выполнять свои обязанности, всеми силами продолжать великие традиции защитников Родины. Значит, недаром потрачен многолетний труд на его воспитание. Дружно потом провожают громкими аплодисментами молодого офицера присутствующие в зале седоусый полковник, бритоголовый генерал и подполковник с погонами врача.
Именно таким, молодым коммунистом, больше всего запомнил генерал Никитин Ромашкова, запомнил с первого партийного собрания. Каков-то он теперь?
- Товарищ подполковник, - спросил генерал Маланьина, - скоро прибудет капитан Ромашков?
- Он уже должен быть здесь. Разрешите послать за ним связного?
- Ну что ж, пошлите, - посмотрев на часы, ответил Никитин. - Кстати, товарищ Маланьин, что вы решили делать со шлюпкой?
- Жду распоряжений, товарищ генерал.
- Каких и от кого?
- От командования.
- Вы комендант-единоначальник, какое вы сами приняли решение?
- Я решил оставить ее пока на месте и усилить скрытое наблюдение.
- Хорошо, - одобрил Никитин.
Маланьин, отозвав в сторонку связного, отдал ему приказание и объяснил, как разыскать начальника заставы капитана Ромашкова.
Однако искать капитана не пришлось. За скалой послышались шаги. На тропе вскоре показался Ромашков с автоматом в руках, за ним шли сержант Нестеров и солдат Кудашев, вооруженные карабинами. По их грязной, измятой одежде и потным, раскрасневшимся лицам можно было сразу определить, что они очень спешили и, видимо, прошли немалое расстояние.
Заметив генерала, капитан сбавил шаг, снял на ходу фуражку и притиснул ладонью спадавший на висок чуб. Заправив его под козырек; он надел фуражку и скорыми шагами подошел к Никитину. Здороваясь с генералом, Ромашков четко и ловко бросил ладонь к вылезавшему из-под козырька непокорному чубу.
- Здравствуй, капитан, здравствуй, - сказал генерал, с улыбкой оглядывая плотную фигуру капитана и его обветренное усталое лицо. - Я ему свидание назначил, жду, - заметил Никитин, - а он опаздывает...
- Виноват, так случилось. Пришлось немножко задержаться, - запыхавшись от быстрого хода и нарастающего волнения, ответил Ромашков.
- Что же случилось? Может, напал на след "гостей"?
- Вроде этого, товарищ генерал, даже немножко страшновато докладывать.
- Даже вот как! - усмехнулся Никитин. Он давно понял, или, вернее, по долголетнему опыту почувствовал: офицер принес что-то радостное, ободряющее.
Передалось это подполковнику Маланьину и майору Рокотову.
- Можно докладывать, товарищ генерал? - спросил Ромашков, и взгляд его остановился на Пыжикове.
Старший лейтенант смотрел на начальника заставы горящими глазами с надеждой и тревожным ожиданием, комкая в пальцах незажженную папиросу. Тяжкая, жуткая волна страха подкатилась к самому сердцу. Петр ждал в эту раскаленную минуту, что вот сейчас генерал скажет: "Товарищ старший лейтенант, вам пора ехать в штаб отряда, а мы уж здесь как-нибудь без вас..." Другими словами, это прозвучало бы так: "Вы совершили преступление по службе и доверять вам больше нельзя..." Но вместо этого генерал сказал совсем иначе. Сказал быстро и просто, перекатывая на ладони каштановые орехи:
- Так докладывайте же, капитан Ромашков, не тяните...
- Старшим наряда сержантом Нестеровым и рядовым Кудашевым обнаружена радиостанция иностранной марки, - раздельно и даже торжественно доложил капитан Ромашков.
Генерал Никитин, вскинув вверх клочкастые брови, резко поднял голову. Пристально охватывая капитана цепким взглядом, медленно переспросил:
- Обнаружена рация?
- Так точно, товарищ генерал.
- Где же она обнаружена?
- Под скалами, недалеко от берега. Я могу показать на карте точно. Все отмечено. - Ромашков приподнял планшетку с видневшейся под целлулоидом картой.
- Значит, они все-таки высадились? - тревожно, чужим голосом спросил Пыжиков.
У него защемило сердце. Держа папиросу у дрожащего подбородка, он не спускал с Ромашкова глаз, словно видел его впервые.
- Уж молчал бы, - процедил сквозь зубы Маланьин, чувствуя в этом нелепом вопросе то зло, которое все время удручало их, а теперь в самом неприглядном виде вышло наружу.
Майор Рокотов, укоризненно посмотрев на старшего лейтенанта, от души пожалел его, понимая, что переживает сейчас этот молодой офицер.
- Почему же он должен молчать? - спросил Никитин, строго взглянув на коменданта. - Все, что его интересует, пусть спрашивает. С него тоже спросят... Но сейчас дело не в этом. Наша задача - ликвидировать последствия прорыва, а в остальном разберемся потом. Радиостанцию, капитан Ромашков, подняли? Где она сейчас? - снова с прежним напряжением в голосе спросил генерал.
- Никак нет! Оставлена на месте, в той же маскировке.
- Не трогать, - приказал Никитин и бережно положил в карман нагревшиеся от ладони орехи.
- Слушаюсь, - коротко ответил Ромашков.
Волевое напряжение передалось и ему. Усталости как не бывало. Подтянутый, собранный, с острым ощущением голода - Михаил с утра ничего не ел - он ждал от этого человека чего-то необыкновенного, каких-то особых распоряжений, которые помогли бы вывести заставу из тяжелого положения. Да и не только одну заставу! Ромашков понимал, какое значение имеет этот прорыв. С момента высадки прошло уже два дня. За это время прорвавшиеся враги могли совершить многое. Недалеко от границы, в тылу, находились фабрики и заводы, гигантские новостройки, на полях собирался обильный урожай. Страна трудилась в полную силу - и вдруг на одном участке границы именно его застава прозевала врагов.