Потом он вспомнил о двух ампулах с ядом, зашитых в лацкане пиджака, и достал их. Они невинно блеснули на солнце тонким стеклом. Но в них таилась мгновенная смерть. Лозинский долго в задумчивости смотрел на них, потом убрал в тайник на протезе. Прилег и в полузабытьи пролежал до сумерек.
Уже в темноте выбрался к железнодорожному полустанку, сел в поезд. И вот теперь сидит в подвале Кобылко полноправным жильцом и даже… даже хозяином. Над паном ротмистром, во всяком случае…
* * *
Дворник с "родственником" до вечера просидели за столом. А вечером Лозинский отправился по своим делам.
Он не спеша добрался до улицы Герцена, вошел в подъезд дома № 12, поднялся на второй этаж и позвонил у двери с табличкой
Д. С. ПРОКОПЕНКО
Ему открыл полный, рыхлый мужчина, с отечным, чисто выбритым лицом и мешками под глазами. У него было солидное брюшко, обтянутое серым коверкотовым костюмом, на ногах поскрипывали светлые, под костюм, модельные туфли.
Лозинский спросил:
- Разрешите войти?
- А вам кого? - у хозяина оказался мягкий баритон. Говорил он не торопясь, с достоинством.
- Дениса Степановича Прокопенко.
- Это я.
- Да я уж и так вижу, что вы, - широко улыбнулся пришелец.
Прокопенко удивленно пожал плечами, но все же посторонился и пропустил незнакомца в прихожую. Тот бесцеремонно уставился на него, пытливо осмотрел с головы до ног и покачал головой.
- Ай-яй-яй! Постарели, дорогой, постарели… И полнота какая-то нездоровая, мешки под глазами. Что это с вами, Денис Степаныч?
- Да вы, собственно, кто такой? - Прокопенко даже покраснел от столь бесцеремонного обращения с ним.
А Лозинский удивленно и невинно выпучил на него глаза.
- Неужели не узнали?..
- Да я вас и не знал никогда.
- Ну, уж это!..
- Клянусь честью!
- Э, пустое… Слесаря Тимофея Гаврилова не помните?
- Какого слесаря?!
- Вспомните: тысяча девятьсот восемнадцатый год… Небольшой украинский город, оккупированный немцами… Грязная, вонючая камера в немецкой контрразведке…. И в ней… По-моему, можно и не напоминать, кто сидел в ней, вы знаете сами…
Розовые щеки Прокопенко посерели и отвисли, кажется, еще больше. Он неотрывно смотрел на пришедшего, нервно теребил пуговицу на пиджаке и со страхом ждал, что будет дальше.
- Вспомнили? - ласково осведомился Лозинский.
- Н-не-ет, - через силу выдавил Прокопенко и покрутил головой.
- Экая память у вас! - с сожалением вздохнул гость. - Придется продолжить рассказ.
Он помолчал, словно собираясь с мыслями.
- Я не знаю, за что вы тогда сидели. Но вас чуть не каждую ночь вызывали на допрос и однажды обратно принесли на руках. Две недели я ходил за вами, словно нянька… А потом… Потом меня приговорили к расстрелу… Уходя, я оставил вам весь свой запас табака и еще… Помните, еще сапоги…
Рассказчик умолк и смотрел на Прокопенко с укоризной и ожиданием.
У того дрожала нижняя губа, глаза растерянно бегали по сторонам.
- Простите, - забормотал он, - как же так?… Гаврилов… Да, помню, был такой… Друг… Но ведь его же… то есть значит вас, расстреляли тогда…
- Расстреляли, да не совсем. Ногу вот только пришлось отнять да в двух местах латки наложить, а так все нормально, выкарабкался. Да-а… А я, откровенно сказать, надеялся, что и вы сразу узнаете меня. Ведь какое время бок о бок пережили! С одной ложки ели…
- Да, да, - виновато мотал головой вконец растерявшийся Прркопенко. - Все верно… Ах ты, боже ты мой! Вот же как случается в жизни!.. Ну кто бы мог подумать… Чего ж мы тут стоим, проходите… Старый друг, тюремный друг… Вот сейчас, приглядевшись, я узнал вас. А если бы на улице встретиться - ни за что. Но вы изменились здорово…
- Много воды утекло с тех пор.
- А вот же не забыли…
- Такое не забывается, - с тяжелым вздохом, тряхнув головой, проговорил Лозинский-Гаврилов.
Он прошел за хозяином в уютно обставленную столовую, осмотрелся.
На полу - ковер. Мягкая мебель. Большой, старинный буфет черного дуба сплошь заставлен посудой. Над столом, накрытым белой крахмальной скатертью, - голубая стеклянная люстра. Широкий книжный шкаф набит книгами в плотных, с тиснеными корешками переплетах. Черным лаком поблескивает старинное пианино с массой фарфоровых и бронзовых безделушек на нем. На стенах- копии с шишкинских картин в золоченом багете. У окна - изящный шахматный столик.
"Недурно!" - "Совсем недурно!" - отметил про себя Лозинский.
Прокопенко засуетился с угощением. Включил электрический чайник. Подал на тарелке несколько кусочков колбасы, тонкими ломтиками нарезал хлеб, поставил вазочку с конфетами. Извинился, что даже ради такой встречи не может предложить большего.
- Ничего, - успокоил его Лозинский. - Время такое, что не до жиру - быть бы живу.
- Туговато, весьма туговато, - согласился Прокопенко. Как все люди, любящие пожить на широкую ногу и вдруг вынужденные ограничивать себя до мелочей, он сразу же стал жаловаться.
Лозинский перебил его.
- Ну, вам-то, по-моему, грешно еще стонать. Живете вы… - Лозинский многозначительно повел взглядом вокруг.
- Годами нажито все, годами, - поторопился заверить Прокопенко. - Буфет, пианино, кресла эти - приданое жены еще. Ладно вот, успели обзавестись кое-чем в свое время. А сейчас бы… Ей-богу, иной раз даже на хлеб не хватает.
- Зарплата маленькая?
- Почему? Зарплата приличная. Как-никак, инженер-электрик завода!
- Какого?..
- Тут одного… - Прокопенко замялся. - В общем, оборонного.
- Сейчас все заводы оборонные, - безразлично заметил Лозинский,
- Верно. Но наш, как бы вам сказать, непосредственно, что ли, оборонный. Наша продукция!.. - Прокопенко гордо тряхнул головой и потянулся за колбасой.
Как-то незаметно для себя он не столько угощал гостя, сколько угощался сам. Лозинский почти ни до чего не дотронулся, чуть отпитая чашка чая стыла перед ним.
- Дело не в зарплате, - продолжал Прокопенко. - Цены на все умопомрачительные, а на карточный паек не проживешь. И у меня, в довершение всего, сын больной.
- Что с ним?
- С легкими неладно.
- О!..
- Да. До войны еще все-таки было больше возможностей для лечения. Два раза ездил он с матерью в Крым. Питание - какое только прикажут врачи. В общем все, что хочешь. А сейчас?.. Вот, отправил их в деревню. Свежий воздух, природа, да и продукты немного подешевле. Масло, яички… Литерный паек весь отсылаю им. Сам перебиваюсь кое-как в заводской столовой.
- Далеко от города они отдыхают? - поинтересовался Лозинский. - Что за деревня?
- Километров тридцать. Маево называется.
- Навещать поездом ездите или пароходом?
- Да ведь некогда навещать-то. Дела, и потом - как квартиру на ночь оставишь? А добираться лучше всего попутной машиной. Там недалеко от шоссе.
- Кстати, я так и не спросил, как зовут жену. За разговорами как-то…
- Ничего. - Прокопенко расплылся в довольной улыбке. - Ольга Васильевна. Олюшка… - ласково добавил он.
Они просидели около часа, вспоминая старое, толкуя о сегодняшнем. Потом Лозинский поднялся. Прощаясь с хозяином, пообещал заглянуть как-нибудь еще.
- Всегда буду рад, - заверил его Прокопенко.
После ухода гостя, он долго сидел задумавшись, перебирая в памяти события давно минувших лет. Воспоминания будили в нем тревогу.