- Господь умудрил. Когда пошло все шиворот навыворот, я и говорю себе: "Э-э, Афоня, смотри, могут и тебя к ногтю! Давай-ка, востри лыжи". Лавку - на замок, товаришко спустил по дешевке, барахло по родне рассовал. Деньги у меня были в кубышке, да еще николашкиных лобанчиков осталось припрятано, оно и вышло без убытку. Для виду пожил немного в деревне, а потом перебрался сюда. Промышляю извозом, ну, и старым рукомеслом потихоньку, - Афанасий хитро подмигнул Воронкову. - Так-то, брат, Летссей Данилыч. Жить пока можно. А там видно будет, как дальше пойдет. Бог даст война или еще какая перемена. Не горюй, поживем еще! Какие наши годы! Пей!
В родном краю
Афанасий, неизвестно отчего, расщедрился.
На другой день он никуда не поехал и с утра сам принялся топить баню. В это время жена его хлопотала на кухне. На столе лежал жирный прошлогодний гусь, приготовленный к тушению. В квашне подходило белое тесто, а в большом блюде его дожидалась рисовая, с отмоченной осетриной начинка. Пахло постным маслом, подгоревшим луком и моченой антоновкой, заранее вынутой из погреба, чтобы немного отогрелась.
Часам к двенадцати баня была готова. Афанасий не стал отрывать от дела жену и опять сам приготовил Лешке белье, вынул из кладовки чуть ношенные валенки со своей ноги, дубленый полушубок, шапку и варежки. Все это отнес в предбанник, прихватив по пути пару крепких березовых веников. Потом вернулся за Лешкой.
- Ну, гость дорогой, пора вставать, - разбудил он его. - Видать, намаялся в дороге - спишь как мертвый. Айда в баню. Все лагерное выпарим, веником выбьем, а. потом кипятком смоем. Слезай… Жена, как у тебя там пироги? Сколько сроку нам на баню?
- Не торопитесь, не торопитесь, - донеслось с кухни. - Парь гостя как следует. Что, так я прибегу, крикну.
Из бани Лешка чуть дошел, хоть и всей-то дороги было метров пятнадцать. Сам Афанасий почти не мылся, больше помогал Лешке. Тер спину, парил в две руки. Новая мочалка драла, как борона, и Лешка только кряхтел под жилистыми и крепкими руками Афанасия.
Хозяйка уже накрывала на стол.
- Вот как хорошо! - встретила она их. - Прямо к горяченькому управились.
Лешка плюхнулся на лавку.
- Ох, мне, пожалуй, хватит уж горячего!
- Ничего, - довольно проговорил Афанасий, старательно расчесывая бороду. - Вот теперь после баньки выпьем, закусим как следует, а потом поспим. Больно хорошо!.. Отдыхай, пока у нас, Лексей Данилыч. Ты как сын мне. Своих-то нам с бабой не дал господь.
Хозяйка вторила ему.
- Ешь, пей, чего надо, спрашивай. Чай, набедовался там-то…
Лешка никак не мог понять, с чего это Афоня-лавочник стал вдруг таким щедрым к нему. В чем тут дело? Мельком ему вспомнилось давнишнее письмо от отца, в котором тот сообщал, что дал Афанасию взаймы три тысячи. Может быть, этот лис так и зажилил их, а теперь лебезит перед ним, Лешкой. А, черт с ним, не ему и не сейчас разбирать чужие счеты, да и не знает он их.
Он жил в гостях спокойно и сытно. Афанасий в эти дни никуда не ездил, - погода стояла морозная, какая уж тут работа! На погоду ссылался и Лешка, день ото дня откладывая поездку к отцу. Собственно, Афанасий и не торопил его. Живи, достаток есть. Время проходило за выпивкой, едой и игрой в очко "по маленькой для интереса" или "подкидного дурака", когда за стол садилась и хозяйка.
Была и другая причина, удерживавшая Лешку. За этим он и ехал сюда: ему хотелось побывать "дома". Однажды он спросил Афанасия:
- Не бываешь в нашем-то селе, Афанасий Терентьич?
- Почему? Приходится.
- Ну, и как там?..
Афанасий полез в бороду, сердито заскреб подбородок.
- Да ведь что… Рассказывать - только душу бередить.
- Ничего, ничего, она у меня каменная стала, говори.
- Хорошо живут, стервецы! Лошадьми обзавелись, Скотом, сбруей всякой и прочим. Богатство полное… И конный двор, и коровники. Мельницами здорово промышляют. На паровую-то со всей округи ездят…
- А ты… не ездишь?
Афанасий вздохнул.
- Пирогов захочешь - никуда не денешься. Лучше-то крупчатки нигде не смолоть.
- Афанасий Терентьич, я тебя прошу! - Лешка придвинулся к старику вплотную, стиснул костлявое его плечо. - Съездим завтра туда…
- Да зачем? Я только-только мешок смолол.
- Не в пропажу ведь. Возьми немного, если так. Ты пойми: хочется взглянуть.
- А я думал, тебе плевать на все. И так-то не помощник отцу был, а как в город укатил, - и совсем забыл про родные края.
- И я сначала так думал. Да вышло по-другому. Ты же видишь, что получается. Отбыл я срок, приехал, вроде бы, домой, а ведь не встреть тебя, то и переночевать было бы негде. Стучись под окнами, как нищий… А совсем рядом свой дом стоит, да войти в него нельзя. Обидно или нет?
- Чего уж тут говорить, конечно, - вздохнул Афанасий. - Ну, только от того, что посмотришь ты на дом, легче не станет.
- Знаю. А все-таки…
Лешка и перед Афанасием кривил душой. У него было свое на уме, и старик, словно догадываясь об этом, опасливо покачал головой.
- Ох, наживешь с тобой греха! Горяч больно.
Лешка перекрестился на иконы.
- Вот! Слово даю: от саней на шаг не отойду.
- Н-не знаю, как и быть…
- Мне не веришь?.. Только взглянуть… Ведь там и мои деньги вложены. Целых десять тысяч…
"Ну, какие это твои!" - подумал Афанасий, но ничего не сказал.
В конце концов он сдался, и рано утром они отправились в путь.
Морозило. Лохматая лошаденка вся побелела от инея. Белокружевные стояли по бокам дороги деревья. Ярко светило солнце. Снег не скрипел уже, а визжал под полозьями. Небо блестело холодной синевой.
Лешка кутал нос все глубже в воротник, а сам пытливо смотрел по сторонам, узнавая и не узнавая родные места. Дорога почему-то показалась ему шире. Он спросил, что бы это значило.
- Очень просто! - прокричал из тулупа Афанасий. - Тут теперь шасе. Давай-ка закурим, хоть нос дымом погреть. Прогневили господа, вот он и шпарит по пяткам… Стой, милая, иди шажком, а то себе селезенку надорвешь и у нас табак рассыпешь.
При въезде в село Лешка взволнованно заерзал на сене, отогнул воротник, чтобы не крутить головой из стороны в сторону. "Эх, не так бы полагалось въезжать сюда!.. Словно вор, крадучись, с опаской… Как только сердце терпит!.. Ладно!.." - разжигал он себя.
Проехали мимо мельницы-ветрянки с большим крепким амбаром рядом. "Наша", - про себя отметил Лешка, придирчиво осматривая ее от земли до кончиков крыльев. Мельница содержалась в порядке, и от этого, кажется, стало еще муторнее на душе. На другом краю села стояла точно такая же. Туда незачем ехать. Ясно и так: и та стоит целехонька, работает на кого-то. Ей что, деревянной, она даже не чует, что, вот, приехал настоящий хозяин.
Афанасий направил лошадь в другую улицу. Лешка еще издали почувствовал душистый запах льняного семени. Понял: старик свернул нарочно, чтобы можно было взглянуть и на маслобойку.
"И эта наша, - покосился на нее Лешка и тут же с горечью добавил: - Была… Ух, сволочи, если только доведется добраться до вас!.."
Въехали во двор паровой мельницы. "Моя!" - чуть не вслух вырвалось у Лешки при виде большого, в полтора этажа кирпичного здания под железной крышей. На морозе бойко похлопывала труба паровичка, из открытых дверей слышался ровный шум жерновов и дробный перестук сит. Афанасий взглянул на бледное Лешкино лицо, и крепко рванул за рукав. Проговорил сквозь зубы:
- Смотри, узнают тебя - и мне погибель! Помни, что обещал!
- Помню, - прохрипел Лешка.
Он как в тумане взвалил на спину мешок с пшеницей и внес к приемщику. Тот спросил Афанасия, выписывая квитанцию:
- Время есть ждать?
- Да ведь не больно бы есть. Приехали-то…
Приемщик перебил, не дослушав:
- Ссыпь пшеницу в ларь и получи у кладовщика муку. Давай веселей, не топчись!
Лешке не удалось побывать внутри мельницы, посмотреть оборудование. Но и того, что он видел, было достаточно. Даже больше чем достаточно!
На обратном пути он попросил проехать мимо дома.
Афанасий молча повернул лошадь, легонько толкнул Лешку в бок.
- Вон, по левому порядку, под красным флагом.
Можно было и не показывать. Ему ли забыть место, где родился и вырос, откуда ушел и куда уже не мог вернуться… Афанасий зло вытянул лошаденку кнутом. Она рванула, откинув седоков назад, и Лешка успел лишь заметить резные наличники, высокое, чисто подметенное крыльцо и вывеску над ним: "Правление колхоза".
Через два дня Лешка собрался к отцу. Афанасий дал ему триста рублей денег, жена напекла подорожников. На прощанье как следует выпили, обнялись, и Лешка ушел к ночному поезду.
А еще через день Афанасий узнал новость, оглушившую его словно гром. Воронкова схватили в селе, когда он напал на председателя колхоза Барского и пытался его зарезать.
Афанасий перепугался не на шутку. Ну-ка если узнают, что он привечал его и возил даже в село! Чтобы уйти от беды, он быстро собрался и уехал в дальний извоз.
Но опасения его оказались напрасны: Лешка ни словом не обмолвился о друге своего отца, приютившем его.
* * *
Тогда следствие вели другие работники, но Алексей Петрович знал все обстоятельства дела, так как давал им материал по первому преступлению Воронкова.