- Не иронизируй…
- Тогда кто-то ему протежирует? - настойчиво продолжала Зоя. - Вульгарно выражаясь, блат?
Дмитрий Ильич поморщился, запыхтел, пытаясь завершить разговор, принимающий и острые и неуклюжие формы. Ему не хотелось ссориться с дочерью. Всего проще накричать, цыкнуть.
За окном вспыхнули фонари. Линия матовых точек протянулась вдоль улицы. Слышались работа лифта, стук захлопываемых дверей.
- Только протекцией такого положения не добиться, - сказала Зоя, - нет сомнений, он крупный специалист.
- Да, - коротко отрезал Дмитрий Ильич.
- Гигант?
- Ну, этого я бы не сказал. В его области имеются более крупные авторитеты.
- Кто?
- Это знать тебе ни к чему.
- Не те, которые его встречали?
- О, нет! - Дмитрий Ильич справился с обедом, взглянул на часы. - Во всяком случае, с ним вынуждены считаться.
- Смотреть сквозь пальцы?
- Предъявлять ему счет в области морали я не намерен. Пусть бесится.
- Прежде всего виноваты сами женщины. Он живет… сочно.
- Послушай, - отец готов был вновь распалиться, - не будем распространяться на подобные темы!
- Порочные люди, говорят, больше привлекают?
- Я тебя не узнаю! - Дмитрий Ильич вспылил. - Где ты всему этому научилась? Невероятно! Пойми, тебе только девятнадцать. Еще три года назад тебя не пускали на взрослые сеансы… - Зоя сникла. Отцу стало жалко ее. - Отдыхай. Читай "Вокруг света", - сунул ей купленный у лифтерши журнал. - Я пойду к Ваганову.
6
Кирилл Модестович, поджидая Ушакова, в нервном нетерпении расхаживал по гостиной просторного люкса. Чтобы оборонить себя от излишних наскоков, он постарался собрать кое-какую информацию. Приезд Ушакова с дочерью подтверждал слухи о близости к ней Лезгинцева. Хотя и с чувством отвращения к самому себе, но Ваганов заручился неофициальными справками, подтверждавшими этот приезд Лезгинцева в Ленинград и заказ в гостинице отдельного номера для дочери Ушакова. Где Лезгинцев квартировал - неизвестно, домой он тогда не заявился.
Ушаков относился к Ваганову дурно и при желании мог повредить его репутации. Получившая в свое время огласку скандальная история о связи Ваганова с Татьяной Федоровной могла вновь всплыть наружу при столь неблагоприятных обстоятельствах.
Ваганов долго прикидывал, как ему поступить в том или ином случае, и гаденькие мыслишки занимали его расстроенное воображение. В конце концов выработал линию поведения и приготовился отразить любую атаку.
Прежде всего он боялся за собственный авторитет, под которым подразумевал свой вес в обществе, созданный благодаря умению скрывать грешки большие и малые, напускать важность, заручившись надежными покровителями и друзьями, способными в нужную минуту сказать на белое черное. Ваганов в ожидании гостя заказал коктейли, апельсины, оделся просто - в твидовый костюм с искорками по светло-серому фону шотландской ткани.
Ему хотелось придать свиданию более непринужденный характер. Ваганов относился к пишущей братии пренебрежительно, считая журналистов людьми как бы второго сорта, но одновременно и побаивался их, зная мощную силу печати. Разговаривать начистоту с человеком мало ему знакомым он не решался. Вспоминая разговор в поезде, негодовал: "Ишь ты, ржавое перышко, упрекает в эгоизме! Мне хоть земля тресни!"
Ушаков явился в точно назначенное время. Широкая улыбка хозяина почти не произвела впечатления на гостя. На лице Ваганова были заметны следы озабоченности. Расстегнутый ворот шерстяной рубахи, мятый костюм Ушакова в другое время шокировали бы Кирилла Модестовича.
- Что за смесь? - небрежно спросил Ушаков.
- Прошу, Дмитрий Ильич! Коктейль типа "таран". Выполнен знаменитым барменом.
Ушаков присел к столику, положил ногу на ногу, взял бокал, брезгливо отложил пластмассовую трубочку, заменявшую соломинку.
- Я пришел с единственной целью, Кирилл Модестович, самому разобраться в причине гибели Лезгинцева, - твердо предупредил Ушаков, - мне он дорог. - Дмитрий Ильич отхлебнул из бокала.
- К вашим услугам. - Ваганов насторожился.
- Расскажите мне популярно, если вам позволено, что произошло с Лезгинцевым? Сенсация или правда? Почему его называли переоблученным? Вы, говорят, знаете…
- Не больше и не меньше других. - Ваганов помедлил, испытующе взглянул на Ушакова. - Это произошло в период освоения атомных энергетических установок. Когда? Сравнительно недавно. Наш цех самый молодой. - Ваганов полностью пришел в себя, и его голос зазвучал с прежней мягкой баритональностью. - Прежде всего могу вас успокоить. Наш больной не заразный. Конечно, если иметь дело непосредственно с изотопами…
Ушаков движением руки остановил его:
- Меня не это волнует…
- Извините, почему не это? Вам пришлось быть вместе с ним весь поход. В одном заклетке, так сказать. Вы делились кое с кем своими опасениями.
- Неужели Бударин с вами разоткровенничался?
- Во-первых, не Бударин, а во-вторых, почему со мной нельзя откровенно говорить? Разве я не храню такие тайны, от которых у другого лопнула бы черепная коробка? Если мне доверяет государство в целом, почему не может довериться один человек, частица, пылинка?
Ваганов ловко разыграл обиженного. Ему удалось напроситься на извинения, простить, показать свое великодушие.
- Мы, знаете, частенько растрачиваем себя по пустякам, - методично произнес Ваганов, принимая вторую дозу коктейля, с молниеносной быстротой доставленного на мельхиоровом подносе расторопным официантом.
- Бывает, - согласился Дмитрий Ильич. - Но иногда за пустяки принимают принципиальность. Здесь я не согласен.
- Мне бы хотелось расстаться друзьями, - сказал Ваганов. - Выбор у меня ограничен вне замкнутого технического круга. На дружбу к тому же необходимо время, а его в обрез. - Он извинился, сменил штиблеты на комнатные туфли, пожаловался на ревматические боли суставов. - Все то же Заполярье. Однако давайте закончим с Лезгинцевым. Мы испытывали… - Ваганов замялся. - Номер проекта вам ничего не скажет. Поэтому назовем его иксом. В первом контуре в реакторном отсеке произошла утечка. - Ваганов раскрыл блокнот, вычертил схему.
- Минуточку, Кирилл Модестович, - Ушаков остановил его, - вряд ли я разберусь в столь сложной схеме. Что Лезгинцев?
- Что? - Ваганов умоляюще поднял руки. - Вы знаете его характер. Сам полез. В горячке пренебрег самыми элементарными мерами защиты. - Ваганов приподнял брови. - Словом, прихватил Юрий Петрович лишку, не смертельную, но большую дозу. Оставили его на флоте. Ну, наблюдали, конечно. Однако эта штука коли вошла, так вцепилась. Ее ни в Цхалтубо, ни в Мацесте не выгонишь…
Помолчали. Ваганов взял бокал с аловатой жидкостью, выпил его залпом.
- Вот так. Лезгинцев будто нарочно лез на рожон. - Ваганов взъерошил волосы. - А все же зря Юрий расчувствовался. Нельзя доводить себя до исступления. Заниматься любовью нужно толково, без перехлестов…
Ушаков поднялся, откланялся. На эту тему ему не хотелось продолжать беседу. Было противно слышать о том, что любовью надо "заниматься".
- Простите, Кирилл Модестович.
- Не смею задерживать, Дмитрий Ильич. - Ваганов услужливо распахнул двери. - Вы будете у… вдовушки?
- Обещал. Завтра.
- У нее все улеглось. Умные люди посоветовали. - Ваганов в коридоре взял Ушакова за руку. - Только мой совет: к ней - без доченьки. - У Дмитрия Ильича покраснели уши. - И второе, в части сугубо материальной. Хотя дело щепетильное. Сами понимаете, нельзя поощрять слабохарактерность, тем более в офицерской среде, но все же, кажется, командование базы решило возбудить ходатайство о пенсии жене и матери. Дальше как-то устроится, а пока… Татьяна Федоровна скакала при муже, а когда кормильца нет, на одной ножке не попрыгаешь. Фактически она беспомощный человек. Что она может делать? Провела лучшие годы на краю света, под крылышком… Ей-богу, если она сама не заслужила, то ради него…
Они расстались холодно.
7
В ленинградской квартире Лезгинцева Дмитрию Ильичу бывать не приходилось. С трудом разыскав новостройку и проблуждав возле подъездов, он наконец добрался до лифта. Озябший и неуверенный в благополучном исходе визита, Ушаков распутал заиндевевший шарф, причесался. В мутном зеркальце лифта он увидел свое посеревшее лицо, резко очерченные морщины и тусклые, виноватые глаза. "Не нравишься ты мне, папаша. Возьми себя в руки, держись козырем!"
Остановившись возле двери, Дмитрий Ильич постарался набраться мужества, хотя в голове молоточками постукивало: "Приезжайте, расхлебывайте". Неуравновешенная, больше того - взбалмошная, Танечка пугала его, а заверения Ваганова могли обернуться лишь уловками стреляного волка.
В квартире толклось много людей. Самой хозяйки не было видно. Впустившая его седая юркая женщина спросила у порога:
- Вы насчет памятника?
- Нет, не насчет памятника.
- Звонили из горсовета, обещали прислать человека, - затараторила старушка. - Пока поставили из нержавеющей, со звездочкой. А потом будет надгробие - воинская часть будет делать. Где-то я номер части записала…
- Мне бы повидать Татьяну Федоровну, - попросил Дмитрий Ильич. - Моя фамилия - Ушаков. Из Москвы.
- Из Москвы? - старушка заулыбалась. - По поводу пенсии? Танечка, товарищ из Москвы…
- Где? Кто там? - отозвался утомленный голос Татьяны Федоровны. - Проходите, пожалуйста. Сирокко, помоги…
Появилась женщина в черной юбке, красной кофточке, с развитыми бедрами и пламенными глазами.
- Сирокко, сестра Танечки, - с ходу представилась она. - Вы товарищ Ушаков? Не так ли? Танечка! Дмитрий Ильич!