- Б… б… бумажный полтинник ваш! - пророчил юноша.
- Мой! - вдруг захныкал Пека.
И, видно, лошадиный бог внял его чистым слезам. Нежданно-негаданно неказистая пегая "двойка" не только обставила мою гнедую "тройку", но и показала хвост княжеской каурой "пятерке".
Кон Белон охнул и схватился за сердце.
- Тайфун! Что ты со мной делаешь? Уступил какому-то Урагану!..
- Обскакал! Обскакал! - ликовал Пека, впившись в пегого скакуна своими зелеными глазищами.
А мне мерещились болотные глаза его мамы. "Ах, Иван Иваныч, у нас юг!"
Трибуны стонали от восторга.
- Ты г… г… гений! - клялся Петушку юноша с рыжеватыми баками.
У нас на глазах он схватил Пеку за ручонку и пытался утащить вместе со счастливым билетом к заветной кассе. Опомнившийся князь ласково взял юношу за белоснежную грудь.
- Старик! Иди и в жокеи, в лицедеи, в святые апостолы, но не смущай младенца! Несчастный тотошник! Сгинь!
- Г… г… гуд бай!
Рыжеватые баки испарились.
- "Двойка", Пека, это перевернутая "пятерка"! - уверял счастливчика Константин Сергеич. - Полсбора наши! Петушок! Ты напоминаешь мне маленького Костика. Устроить тебя в школу для особо одаренных? А?
- Не!.. - мальчуган испуганно замотал головой.
Наш гений увлек его к окошечку кассы, совсем позабыв про меня.
- Граждане, пропустите! Товарищ кассирша, выдайте моему малышу… Сколько там положено за Урагана?
Очкастая дама за глубоким окошечком покачала головой:
- Не положено.
- То есть как? - свистяще прошептал Константин Сергеич. - Вы что - не узнаете?
- Узнаю, товарищ Белоневестинский.
- Так примите и дайте!
Дама беспомощно развела руками:
- Я что! Установка.
Тут к окошечку протиснулся я.
- Князь! Не будем мелочными! Пожалейте даму. Разве ей легко разглядеть из этой амбразуры? Может, ваш Ураган не пришел!
- Пришел… - дама вздохнула.
- Моя "двойка" всех обскакала! - клялся Пека.
- Обскакала, - согласилась очкастая дама. - Только в дороге облегчилась. Вон видите наш работник убирает совочком ее яблоки. Следовательно, живой вес вашей "двойки" стал меньше всех ее соперниц. Судьи не зачли.
- Ну погодите! - Кон Белон, позеленев, задыхался. - Я вам припомню эти яблоки! Я вам оформлю! Ж-жик!..
Пока художник рвал и метал, Пека куда-то исчез.
- Все снюхались! - не унимался Кон Белон. - Жокеи, тотошники, судьи!..
- Пожалейте эту лошадиную стрелочницу! - взмолился я. - Вы же, черт побери, мужчина!
- Верно! - опомнился добрый князь. - А где же Петушок? Пека! Пека!..
Петушок тут как тут. Под мышкой радужно переливается книжная новинка.
Князь поймал торчащее Пекино ухо.
- Стащил?
- Честное дошкольное! - обиделся Пека. - Дал книжной тете денежку, а она: "Деточка! Тащи билетик!" Вот я и…
- Слышите? - вдруг умилился Кон Белон. - Он всё-таки выиграл! Так поедем к моему знакомому виноделу. Обмоем Пекину - как ее там? - "Акулу-Барабулу"…
- У! Коварная рыбина! - говорю. - Но куда ей до Пекиной мамы!
11. У винодела и безалкогольщика
Прокаленному южным солнцем, морщинистому виноделу Макару Антоновичу под семьдесят, а румяному безалкогольщику Захару Семеновичу под пятьдесят. Друзья сидели в беседке, увитой плетьми винограда десяти сортов. Тут вам и "Лидия", и "Дамские пальчики" и бог знает что! Пили из крохотных мензурок, запивали стаканами с "Белой Невестой".
- А ты знаешь, Захар Семеныч, шо такое русская женщина? - Макар Антоныч неторопливо поднял палец.
- Постой! Екатерина Вторая тоже русская… - сыпанул скороговоркой Захар Семеныч.
- Царица-то она русская, а принцесса немецкая, - невозмутимо заверил друга старый винодел. - Ну, какая она Катерина? И не выговоришь натощак: София-Августа-Федерика Ангальт-Цербтская! Ясно? Сам читал. "Я, говорит, культурная, я, говорит, ученая, я, говорит, просвещенная!" А знаешь, как правила Россией эта чужедальняя дамочка? Пугачу голову отрубила, славну Запорожську Сич разорила, вража маты! - И вдруг затянул старый раздумчиво, протяжно:
Ой, лэтила бомба од Чорного моря,
Та сэрэд Сичи впала.
Хочь пропалы запорожци,
Та не пропала их слава! Х
И пришли деды моих дедов сюда, к синему морю. И стали Россию от турка стерегти. А сунулся сюда Гитлер с танками и ерапланами - тут его и жиганули! И с гор, и с моря. А Наполеон - тот до нас не дошел…
- Нет, ты лучше скажи, - перебил приятеля румяный Захар Семеныч, - что такое по-французски шваль?..
- Ох, молодежь! - Макар Антоныч развел руками. - Ну… шваль.
Ничего ты не понимаешь! Шваль - это дохлая Конина. Когда Кутузов бил французов…
- Шваль - это шваль, - упорствовал медлительный винодел.
Они так спорили, что не заметили и нас, и наш новый "Запорожец", отдыхавший под столетним тополем, к лысеющим веткам которого прилипла ядовито-зеленая омела.
- Друзья мои! - не выдержал князь Кон Белон. - Я вас помирю. Шваль - это по-французски лошадь. И совсем не дохлая. А что касается женщин…
- И все-то вы, Константин Сергеич, знаете! - усмехнулся шустрый безалкогольщик. - Посмотришь на вашу интеллигентную сорочку - сразу видно: талант!
- Не талант, - говорю, - а гений. Его даже кони признают. А Европа не знает!
- Еще узнает! - Свободный художник завладел полупустым графинчиком. - Я видел изнанку войны. Служил в похоронной команде. И вот под Веной в альпийском замке встретили удивительного старика. На его холстах пылали африканские краски. - Он понизил голос: - Сын миссионера и личный друг папы римского!..
Я понимающе переглянулся с виноделом и безалкогольщиком.
- Не верите? - князь Кон Белон молча достал из бумажника пожелтевший фотоснимок.
На снимке рядом с седым бородачом в кожаных шортах стоял долговязый солдатик с дымящимся котелком.
- Узнаете? Я его подкармливал, а он меня просвещал. Его памяти я посвящу свою "Мадонну"!
- Это какую? - спрашиваю. - Белоневестинскую или белогорскую?
- Обе! - утешил меня гений. - Главное - искать!
- Ты сам - редкая находка! - Лукавый безалкогольщик потрепал князя по узкому плечу.
- Находка! - Медлительный винодел сорвал возле самого уха князя румяную гроздь и приподнял над открытым ртом. - Зараз же придумай небывалое название для моего вина. И наклеечку…
Свободный художник со скорбным видом слил содержимое обеих мензурок в стакан и залпом выпил.
- Друзья мои! Драгоценные Макары Захарычи! Осточертели мне эти наклейки… Но для вас… Тш-ш! - Он запустил тонкие пальцы в свою гриву, прочесав ее до самого сверкающего пятачка на макушке. - Так… так… Из белой пены - ж-жик! Зеленая головка… А над нею - радужные блики, блики…
- А название?
Свободная рука князя сама потянулась за самой крупной гроздью:
- "Поцелуй солнца"! - прошептал он. - А?
- Ох, молодежь! - Винодел потер ладони. - Это то, шо нам надо.
- Никаких поцелуев! - Неожиданно для себя я гулко вздохнул. - Они водят вас за нос… А вы: поцелуй! Солнце!
- Нарисуйте Кудряша! - подумав, предложил Пека. - С жирной денежкой в зубах!
Свободный художник поморщился.
- Ты бы, Захар, лучше рассказал, как сам вышел в международные зятья! - добродушно поддел приятеля Макар Антоныч.
- Что рассказывать! - отмахнулся смущенный Захар Семеныч. - Война. В Венгрии мы стояли. Моря нет, а тополя, как у нас. Есть такой виноградный городок Кечкемет. По-нашему - Козочкин город. Ну, дело молодое. Влюбился. Илонкой ее звали. Потом меня тяжело ранило. Очнулся в России. Ну… вот и все.
- Ох, молодежь! Не крути! - лукаво погрозил ему длинный винодел. А шо было через восемнадцать лет?
- Ну, пришло письмо… - Щеки безалкогольщика стали ярче красных маков. - А в письме фотокарточка, а на фотокарточке девушка. Вроде Илонки и вроде нет. Нос, понимаете, картошкой…
- Твой! - не сдержался Макар Антоныч.
- Мой… - подтвердил Захар Семеныч и сыпанул автоматной очередью: - А звать ее Катицей. По-нашему - Катюшей. Мать пишет: "Замуж нашу Катицу выдаю, на свадьбу приглашаю". Что делать? Хотел я заколоть хрячка да махнуть в Кечкемет. А моя Ася не пускает. Скоро сорок девять, а ревнует, как в девятнадцать. В войну маленечко в девках засиделась…
- Как? Не пускает даже на свадьбу? - возмутился князь.
- Говорит: "Колоть коли, а ехать не моги!" Вот так, братцы. - Безалкогольщик обхватил руками редеющие волосы. - Что, думаю, дочке на свадьбу послать? Виноград у них свой, вино свое, сало свое. И послал я моей Катице белое свадебное платье с казацкими узорами…
- Никаких узоров! - вдруг решительно заявил Кон Белон. - Я вас напишу! Пошлем мой… то есть ваш портрет! Европа должна меня знать!..
А винодел, покачивая седой головой, запел про казацкую любовь:
Ой, да сидит твоя сиза голубонька
Да край синего моря,
Край синего моря.
Ох да, и умывается сиза голубонька
Да морскою водою,
Морской водою.
Ах да, и утирается сиза голубонька
Да русою, ой, косою…
- Не надо! - умоляю старика. - К чему эти косы? Их теперь разве что общественные инспекторы носят. Отрезать их надо, отрезать!..