- Все это очень хорошо, разумеется, насчет народных полномочий, - медленно произнес голос, принадлежавший, без всякого сомнения, старику - и, по всей вероятности, военному, - а покамест мы обсуждаем ультиматум, большевики, нужно полагать, занимают Главный штаб.
Юнкер в изодранной гимнастерке с винтовкой в руке пробежал мимо Миллера, где-то за углом, в глубине коридора, распахнул двери и вытянулся на пороге, поднеся руку к козырьку.
- Подполковник Параделов просит известить Временное правительство, что Главный штаб занят большевистскими войсками!
9
"…по прошествии двадцати минут с момента вручения настоящего ультиматума артиллерией Петропавловской крепости…"
Крышка часов щелкнула и отвалилась: часы показывали двенадцать минут седьмого, - до истечения указанного срока оставалось восемь минут.
Высокий человек в шинели, накинутой на узкие плечи, сунул часы в карман и, покачиваясь на длинных ногах, прошелся по комнате.
"А ведь, должно быть, не один я сейчас считаю минуты… еще семь… шесть… пять минут и…"
- Товарищ Турбин, крепостная рота отказывается стрелять!
Человек, которого взволнованный ординарец назвал Турбиным, сделал шаг вперед, вспылил было, но сдержался и спросил, немного заикаясь:
- По-почему?
- Говорят, орудия заржавлены… Говорят, пускай сам комиссар из таких орудий стреляет!
Трехдюймовые орудия, которыми надлежало штурмовать Зимний дворец, были найдены на дворе арсенала и еще утром вытащены за крепостные стены.
Снаряды частью нашлись в арсеналах, частью были присланы с Выборгской стороны из склада огнеприпасов, - все было готово к тому, чтобы в условленный час начать бомбардировку Зимнего, и теперь, когда этот условленный час пришел, когда через четыре минуты Военно-революционный комитет прикажет открыть огонь, теперь…
- Т-товарищ Павлов, я иду к орудиям… Вы за-замените меня до моего возвращения.
Тусклые блики фонарей дрожат в темной зыби Невы; октябрьский вечер легким дыханьем дождя оседает на лицо и руки.
Через Троицкий мост с резким звоном тянутся игрушечные трамваи, лепятся к перилам кукольные фигурки прохожих.
Турбин выбрался наконец за крепостную стену.
Среди огромных куч мусора стояли орудия.
В десяти шагах от них несколько артиллеристов жались к оголенным ветлам. Один из них вышел вперед.
- Товарищ комиссар?..
Ручной фонарь направляется навстречу артиллеристу, и свет его на мгновенье задерживается на офицерских погонах.
- В чем дело, п-поручик? П-почему артиллеристы отказываются с-стрелять?
- Артиллеристы не отказываются стрелять…
Поручик держит голову прямо и смотрит в лицо Турбина немигающими глазами.
- Артиллеристы не отказываются стрелять, в случае если им будут предоставлены исправные орудия. Эти орудия - неисправны. При первом выстреле их разорвет. Они - проржавели, в компрессорах нет ни капли масла.
Турбин внезапным движением наводит свой фонарь прямо в лицо офицера.
Сухое, гладко выбритое лицо спокойно, брови слегка приподняты, глаза смотрят не мигая, только зрачки сузились под ярким светом; да и что там рассмотришь в этих пустых глазах?
- Я в-вам не верю.
Поручик пожимает плечами.
- Как вам угодно! Впрочем, вы можете удостовериться сами.
- В-вызовите сюда фейерверкера.
Фейерверкер, неуклюжий, широкий солдат, в темноте возится возле орудий; его зовут; переваливаясь на коротких ногах, он идет к комиссару.
- К-какие неисправности в орудиях?
Фейерверкер молчит.
- К-какие неисправности в орудиях?
- Из их давно не стреляно, - говорит, нахмурившись, фейерверкер. - Заржавели. И в компрессорах…
- Что?
- В компрессорах - пусто. Масла нет.
Турбин молчит; немного погодя он подходит к артиллеристам ближе и говорит глухо:
- Сейчас я п-пришлю своего помощника д-для обследования орудий. В случае, если они окажутся исправными…
Он замолчал на одно мгновенье:
- Расстреляю.
Он повернулся и быстро пошел обратно.
У самой крепостной стены его догнал начальник крепостной роты.
- Простите, товарищ комиссар…
Турбин, не замедляя шага, повернул к нему голову.
- Вы, может быть, думаете, что я солгал… Даю вам честное слово офицера, что…
Он едва поспевал за комиссаром.
- Что стрелять из этих орудий в самом деле крайне опасно!
10
Кривенко, два часа просидевший в казармах Балтийского экипажа, тщетно уговаривал молодого мичмана, только что назначенного начальником одного из фронтовых штабов, отдать приказ о наступлении на Зимний; он вернулся к своему отряду мрачный и ничего не отвечал на расспросы красногвардейцев.
Хмуро выслушал сообщение своего помощника о том, что за время его отсутствия заставой Павловского полка были задержаны на Морской сто пятьдесят юнкеров с четырьмя орудиями, обругал его за какие-то пустяки и принялся осматривать испорченный пулемет, с которым возился еще утром.
Раза два он пробормотал что-то про себя, но Шахов, возвратившийся с обхода, расслышал только:
- Все дело губят. Что ж, подождем.
Шахов хотел было узнать от него о причинах замедления, но раздумал и отошел в сторону.
С новой силой он вспомнил о Галине.
Теперь он тревожился о ней, жалел, что не отправился разыскивать ее, упрекал себя; ему странным казалось, что он так быстро забыл о ней. Он сидел, обхватив винтовку обеими руками, чувствуя щекой холодный шомпол, и прислушивался к глуховатому говору в цепи, раскинутой поперек Миллионной, к редкому треску оружейных выстрелов у Зимнего дворца.
Но эти звуки были уже привычными и неизбежными для сегодняшней ночи; он переставал замечать их, и тогда снова отчетливо вспоминал жесты, мелочи одежды, чуть неуверенную походку Галины, милую манеру говорить.
Этот бесконечный год, который он провел в глухой деревушке под Томском, который он так старательно прожил в разлуке с нею, вдруг ухнул куда-то. Этот год был ошибкой, ребячеством, неуменьем совладать с собой, детским желаньем уйти от настоящей жизни, а настоящая жизнь была в ней, в Галине, в этой радости, от которой снова начинала кружиться голова.
Он поднял голову - автомобильные прожекторы косыми снопами света скользили по Миллионной.
- Стой!
Автомобиль взлетел на мостик через Зимнюю канавку и остановился.
Кривенко, сняв винтовку с плеча, бежал к нему вдоль тротуара.
- Кто такие? - в два голоса закричали из цепи.
Человек в очках и в фетровой шляпе, сброшенной на затылок, высунулся из автомобиля.
- Из Военно-революционного комитета. Нам только что передали, что Зимний взят.
- Хм, вот как, взят? - с иронией переспросил Кривенко. - Так он, стало быть, сам собой взялся. Мы тут четвертый час стоим ни туда, ни назад, а от нас требуют, чтобы мы дворец взяли.
- Какое там взят, недавно в нас оттуда здорово шпарили, туда ехать опасно! - закричали из цепи.
- Нужно полагать, что вы плохо осведомлены, товарищи…
Человек в очках поднял голову и некоторое время пристально смотрел перед собою, вдоль Миллионной.
Впереди, за цепью красногвардейцев, были огромные колоссы Эрмитажа, за ними площадь с Александровской колонной, не бросавшей тени в эту безлунную ночь, и баррикады юнкеров, и Малахитовая зала Зимнего дворца, и неизвестность, смотрящая с каждой крыши, из каждого угла дулами пулеметов.
- Либо дворец взят частями, действовавшими со стороны Невского…
Он опустился на сиденье и приказал ехать дальше. Вслед ему раздались предостережения.
- Либо он в самом деле еще не взят! - докончил он и, приподняв шляпу, нервным движеньем отмахнул вверх длинные волосы.
Через пять минут ни у кого не осталось сомнений в том, что Зимний еще не взят: едва только автомобиль подошел к Эрмитажу, как чей-то голос закричал "ура", пули со свистом полетели вдоль Миллионной, со стороны дворца затараторил пулемет.
Автомобиль дал задний ход, пятясь, пролетел горбатый мостик через Зимнюю канавку и остановился.
Человек в очках выпрыгнул из автомобиля и пошел к солдатам.
- Что, взят? - крикнули из цепи.
Человек в очках остановился посреди улицы и закинул вверх голову. Он сказал спокойно:
- Нет, Зимний дворец еще не взят революционными войсками. Но он будет взят ими через сорок минут!
Вокруг него столпились красногвардейцы.
- Кто здесь у вас начальник в отряде?
- А вот стоит, в воротах. Товарищ Кривенко!
Кривенко с досадой оттолкнул пулемет, убедившись в том, что сегодня стрелять из него все равно не удастся.
- Вы - начальник этого отряда?
- Да, я.
- Есть тут у вас в отряде артиллеристы?
Кривенко поднял голову и с усилием наморщил лоб.
- С арсенальных мастерских есть ребята. Еще пулеметчики.
- Нет, не пулеметчики, а артиллеристы?
- Кроме меня, в отряде артиллеристов нет.
Человек в очках пристально посмотрел на Кривенко.
- Вы - моряк?
- Нет. Я рабочий.
- Мне звонили, что в Петропавловской крепости какая-то путаница с орудиями, - быстро заговорил человек в очках. - Нужно немедленно начать артиллерийский обстрел Зимнего. Там черт-те что делается, не хотят стрелять, что ли! Вам придется наладить это дело. Передайте кому-нибудь отряд и поезжайте со мною.
- Слушаюсь, - коротко ответил Кривенко.
Автомобиль остановили только один раз у Троицкого моста.
Давешний, огромного роста, моряк, передавший резервам распоряжение Военно-революционного комитета, поднес к окну карманный фонарь.