22
…Шахов привык к свисту пуль, к белым комкам шрапнелей, окутывающим низкие постройки Пулкова, к неопределенным шумам, которые плыли и дрожали вокруг него: ноги больше не врастали в землю, спина не вдавалась в стенку окопа.
Он не чувствовал страха: наоборот, слишком часто (чаще, чем это было нужно) он поднимался над валом, забывая, а может быть, прекрасно помня, что для хорошего стрелка голова человека на двести шагов является прекрасной мишенью.
Шахов до мелочей припоминал разговор с Галиной, испытывая горькое чувство уверенности в том, что эта женщина, которую он никогда не мог забыть, потеряна для него навсегда.
Не потому, что она любила другого (он был почти уверен в этом), но потому, что сама стала другою.
Впрочем, что ж! Все идет своим порядком, его руки делают только шесть простых движений - затвор вниз и назад, затвор вперед и наверх, приклад в плечо, палец на курок, - он метко стреляет, он имеет право забыть наконец о том, что…
- Атака! В атаку пошли! - сказал кто-то у него над ухом.
Он оперся на винтовку и выглянул из-за невысокого вала: по рыжему полю летели игрушечные всадники. Они сбились в кучу, потом раздались в стороны и помчались прямо на красногвардейцев, на Шахова, на окопы.
Дикий, отдаленный крик вдруг стал слышен; с каждым мгновением он все нарастал и приближался.
Правее часть отряда бросилась бежать.
Кривенко с револьвером в руках выскочил из окопа и помчался наперерез бегущим, злобно ругаясь.
- Назад, назад!
Крик все приближался; и вдруг Шахов увидел, что с обоих флангов навстречу казакам бегут матросы.
Он торопливо выскочил из окопа, его соседи, карабкаясь через вал, один за другим, вышли на поле, - и все побежали к оврагу, навстречу игрушечным всадникам, голубой глине оврага, белым разрывам, пятнавшим синий кусок неба над Царским Селом.
Молодой матрос, держа винтовку наперевес, молча бежал рядом с ним. Шахов мельком увидел его лицо, разгоряченное, потное, и ему показалось, что над этим лицом качается и свистит пронизанный пулями воздух.
Овраг остался за ними, мокрые постройки замелькали в стороне, на краю неширокого поля.
- А-а-ах! - негромко сказал матрос и остановился.
Навстречу им, из-за построек, выскочили казаки, и дальше все покатилось, как в нестройном, перепутанном сне.
Шахов выстрелил из винтовки, ударил кого-то штыком и, горячей рукой схватившись за холодный стержень затвора, пытался снова зарядить пустую винтовку.
Огромный лохматый казак, стоявший у обгорелой избы, неторопливо подошел к нему; он повернулся и бросился бежать обратно.
- Стой, сукин сын, - неспешно сказал казак, свободной рукой крепко схватив его за ворот и толкая в спину прикладом,
Задыхаясь и хрипя, Шахов старался разогнуть крепкие костлявые пальцы.
Он разорвал наконец рубаху и повернул голову: матрос, вырвавшись из рук казаков, бежал по узкой меже под железнодорожной насыпью.
Другой казак, коротенький, кудрявый, что-то невнятно приговаривая, стал целиться. Матрос все бежал, не оглядываясь.
"Как медленно бежит", - подумал Шахов, и вдруг кровь тяжело отхлынула вниз и сердце стало биться медленными, пустыми ударами.
Казак выстрелил. Матрос, рванувшись, поднял правую руку и упал вниз лицом на землю.
- Идем, что ли, - чему-то улыбаясь, сказал кудрявый казак.
Они пошли вдоль железнодорожной насыпи. Только теперь Шахов пришел в себя.
С необычайным спокойствием, которое неожиданно пришло к нему, он понял, что исход боя решен, что не напрасно он бежал навстречу казакам, и не напрасно этот матрос упал вниз лицом, чтобы не подняться больше, и не напрасно его, Шахова, ведут куда-то с закрученными за спиной руками.
Он огляделся.
Казаки отходили. Последние отряды их еще отстреливались нехотя, - но все уже было кончено: матросы со всех сторон окружали Царское Село.
Лошади, потерявшие всадников, метались вдоль деревень.
Неподалеку от Виттолова горела подожженная снарядами дача; вокруг нее мелькали черные силуэты.
Под Александровской, где стояли коноводы, казаки наскоро разбирали дыбившихся лошадей и один за другим скакали но Гатчинскому шоссе.
- Пленные? - спросил за спиной Шахова резкий голос.
Казак, не выпуская Шахова, вытянулся во фронт.
- Так точно, господин генерал.
Шахов поднял глаза: он увидел черную жесткую бороду и красноватые глаза, смотревшие на него в упор, не мигая.
- В штаб, в Гатчину, - коротко сказал генерал.
Он, хромая, пошел в сторону, по узкой тропинке.
Два есаула шли за ним.
Опираясь на шашку, он с трудом перелез через крутую насыпь, оттолкнув адъютантов, которые хотели поддержать его.
23
"…Усиленная рекогносцировка с боем, произведенная сегодня, выяснила, что… для овладения Петроградом наши силы недостаточны… Царское Село постепенно окружается матросами и красногвардейцами…"
Тарханов осторожно вошел в комнату и почтительно остановился у порога.
- Ваше превосходительство!
"…Граждане, солдаты, доблестные казаки! Донцы, кубанцы, забайкальцы, уссурийцы, амурцы и енисейцы, вы все, оставшиеся верными своей солдатской присяге, вы, поклявшиеся крепко и нерушимо держать клятву казачью, к вам обращаюсь я…"
Перо трещит, рвет бумагу.
- Прошу извинения, ваше превосходительство! Я только что встретил пленного, которого взяли вчера вечером. Это - видный большевик. Я встречал его в Петрограде. Разрешите допросить?
Генерал мельком взглянул на Тарханова и снова обратился к приказу.
- Прикажите привести сюда.
Шахов под охраной казаков стоял в коридоре с закрученными на спине руками.
Его втолкнули в комнату. Опустив голову, он молча подошел к столу.
- Развяжите руки, - быстро сказал генерал.
Казаки перерезали веревку.
- Поручик, допросите пленного.
Тарханов, прищелкнув шпорами, сел за стол и придвинул чернильницу и бумагу; глаза у него сузились, бледное лицо побледнело еще больше.
- Назовите вашу фамилию.
Шахов молча растирал затекшие руки; на запястьях у него были синие полосы.
Он поднял голову, усмехнулся и ничего не ответил.
- Фамилия? - повторил Тарханов.
- You say, you used to meet him; you must know his name,- раздражительно произнес генерал.
Тарханов принялся писать.
- Сколько вам лет?
Шахов внимательно и как будто с особенным любопытством рассматривал бледное лицо: ровный, как струна, пробор, свежевыбритые, слегка напудренные щеки, высокий, прямой лоб, тонкие губы; от Тарханова пахло одеколоном, и только теперь Шахов заметил, что правый глаз у него немного больше и темнее, чем левый.
Он снова ничего не ответил.
- Вы будете отвечать? - сдержанно спросил Тарханов.
- Нет.
Тарханов встал и, отодвинув от себя протокол, обратился к генералу:
- Я полагаю…
- Я полагаю, что вы должны осведомиться о причинах, которыми руководствуется этот человек, отказываясь отвечать на ваши вопросы.
Тарханов молча наклонил голову и сел. Руки у него едва заметно дрожали.
- Будьте добры объяснить причины… - начал он.
- Имейте в виду, что большевики - наши друзья, - весело перебил его генерал, - они учат нас искусству гражданской войны. Для наших стратегов это драгоценный опыт. Я очень благодарен вашим товарищам, господин большевик, за вчерашние уроки.
- Пожалуйста. Рад служить, - отрывисто ответил Шахов.
- Продолжайте допрос, поручик.
- Вы состоите на действительной военной службе?.. Вы по своему почину явились на фронт? Почему вы отказываетесь отвечать на мои вопросы?
- Если вам угодно знать, - вежливо и презрительно отвечал Шахов, - то именно потому, что эти вопросы задаете мне вы.
Тарханов вздрогнул, поднял голову и невольно оборотился к генералу.
- Разрешите просить вас выяснить это обстоятельство, поручик, - быстро произнес генерал.
- Если вам угодно, ваше превосходительство. А по какой причине, позвольте узнать, вы именно мне отвечать отказываетесь?
- А по той причине, - неторопливо ответил Шахов, - что, если бы у вас было на одну сотую больше чести, вы не стали бы меня допрашивать.
Тарханов встал и с грохотом отодвинул стул.
- Ваше превосходительство…
- Продолжайте допрос, поручик.
- Я отказываюсь продолжать допрос, ваше превосходительство. Этот человек…
- Вы правы. Этот человек, несомненно, замешан в важных государственных преступлениях. Допрос его может иметь особенно важное значение. Будьте добры продолжать допрос, поручик.
Тарханов молча наклонил голову.
- Объявите ваше воинское звание, - сказал он, удерживая вздрагивающие губы, - назовите отряд, в котором вы состояли, когда были взяты в плен.
Шахов молча следил за ним.
- Я должен вас предупредить, что этот допрос может совершенно изменить вашу участь. В известных случаях вы можете надеяться…
Он вдруг оборвал и откинулся на спинку стула.
Шахов с посиневшим лицом ударил кулаком по столу.
- Если вы мне скажете… еще хоть одно слово… (он перевел дыхание), я тебя…
Грубое ругательство вырвалось у него.
Тарханов снова поднялся.
- Еще раз прошу вас освободить меня от…