Стемнело. Но хотя уже вдали показался Миядлер, ни одного огонька не видно было в окнах знакомых домов. Зажглись только одиночные звезды, затерявшиеся в просветах серых, предвещавших ненастье облаков. Сколько раз светили они ему в родном небе, сколько раз звали, манили они Шимена, заставляя мечтать о безмерно далеких мирах! Но вот надвинулась темная туча, погасли последние звезды, и все вокруг окутала непроглядная тьма. Шимену на миг почудилось, что он падает в какую-то бездонную пропасть. Он невольно остановился, огляделся, прислушался. Нигде ни огонька, пи звука. Никогда, казалось ему, не окружала его такая беспросветная, такая безгласная мгла. Значит, ни одной живой души не осталось в Миядлере.
"И очень хорошо, - подумал Шимен, - что все успели выехать".
Но тут тишина взорвалась: почуяв присутствие человека, где-то, испуганно подвывая и жалобно взвизгивая, залаял пес. Но как тоскливо ни звучал в беспросветной тьме холодной осенней ночи этот тревожный, как будто плачущий лай, Шимен обрадовался: как-никак это жизнь, как-никак живая душа отозвалась на его приход. Он вспомнил своего Шарика, бежавшего, бывало, за его машиной, когда он уезжал куда-нибудь из дому. А теперь, видать, лежит его беспризорный и голодный Шарик и терпеливо поджидает хозяина.
Быстрым шагом прошел Шимен по пустым и темным улицам Миядлера. Чей-то пес, издалека встретивший его жалобным лаем, замолк, и снова водворилась гнетущая, навевающая страх тишина. Она настигла Шимена у самого дома. На пороге дремал старый Шарик, положив голову на косматые лапы. Услышав шаги, он вскочил, отряхнулся и подбежал к Шимену. Обнюхав его ноги, пес обхватил его передними лапами, радостно залаял, завилял облезлым хвостом и стал прыгать, норовя лизнуть хозяина прямо в лицо. Напрасно пытался Шимен отделаться от собаки и постучать в дверь. Он снял было лапы верного пса со своих плеч, но тот снова стал прыгать и лаять, повизгивая, как будто пытался что-то сказать своему хозяину. Наконец Шимену удалось одной рукой обхватить и прижать к себе собаку, а второй энергично забарабанить в дверь и окно. Но так никто и не отозвался на его отчаянный стук.
Бухмиллер получил распоряжение комендатуры отправить в Гончериху новую партию миядлерцев. Зная, что из тех, кто был отправлен раньше, никто назад не возвратился, он постарался отобрать самых измученных, самых истощенных людей, с тем чтобы здоровых и трудоспособных сохранить для своего личного хозяйства. В список отправляемых он включил и номер 27 - Эстер Ходош.
- Поеду с вами, если не удастся вас отстоять, - сказала ей Марьяша. - Мы поедем вместе, или вы останетесь здесь, со мной.
- Кто знает, родная, куда нас увезут? - глубоко вздохнув, ответила Эстер.
Они всё надеялись на то, что Охримчук и Свидлер вывезут их отсюда, но от тех не было никаких вестей. Марьяша понимала, что не так-то просто подготовить людям убежище, а без такого убежища вывозить людей бессмысленно. Здесь же, думала она, Бухмиллер дает им возможность продержаться, чтобы обеспечить себя батраками.
Вот и сейчас, как ей ни противно было обращаться к Бухмиллеру, она быстренько оделась и побежала к нему ходатайствовать за Эстер.
Увидев Марьяшу во дворе своего дома, обрадованный Виля выбежал ей навстречу.
- Заходи, заходи, пожалуйста, - сказал он, вводя ее в комнату.
Он даже хотел предложить ей стул, но воздержался: как его ни тянуло к этой женщине, красота которой не поблекла даже от перенесенных за последние недели лишений, как ни был силен в душе Вили отзвук его юношеской любви, - Виля не хотел показать, что Марьяша ему и теперь нравится и что бледность и худоба сделали ее еще краше и желанней. Наоборот, ему хотелось дать ей почувствовать свою власть над ней, показать, что она всецело зависит от него. Ведь Марьяша держалась с ним последнее время еще более отчужденно и пренебрежительно, чем когда бы то ни было раньше, и это доводило его до бешенства.
- Чем я могу тебе помочь? - спросил он сухо и неприветливо.
- Я пришла по поводу отправки Эстер Ходош, - спокойно ответила Марьяша.
- Какая там еще Эстер? - бросил в ответ Виля. - Номер 27, что ли?
- Чего ты дурака валяешь, будто не знаешь, кто такая Эстер Ходош? - вспыхнула Марьяша.
- Я уже забыл еврейские имена, - нагло отозвался Виля.
- А для меня она не номер такой-то, а Эстер, и о ней я хотела с тобой поговорить. Ты как будто па днях отправляешь ее в Гончериху вместе с другими?
- Jawohl, да! - кивнул Виля.
- Тогда и я поеду с ней, одну я не отпущу ее.
- Warum so? - спросил Виля. - Эта старуха никакой пользы мне принести не может.
- А, вот как! Ты и из меня хочешь сначала выжать вce соки, а потом уже отправить куда прикажут? Так уж лучше сразу же, теперь, вместе с Эстер! - возмущенно крикнула Марьяша.
- Никуда ты не поедешь, ты останешься тут, - вкрадчиво сказал возбужденный присутствием молодой женщины Виля и хотел было ее обнять, но Марьяша оттолкнула его.
- Ты же чистокровный ариец, а я еврейка, - насмешливо сказала она.
- Чего ты смеешься? Ты ведь знаешь, что я давно…
- Что? Что давно? - притворяясь непонимающей, спросила Марьяша.
- Ты хорошая, - льстиво начал Виля, - ты самая красивая из всех еврейских женщин. Краше я не встречал. Да ты вовсе и не похожа на еврейку… Зачем тебе эта старуха?.. Пусть она поедет куда надо, а ты оставайся тут… Даже если еще потребуют партию, я и тогда тебя отвоюю, в крайнем случае скажу, что ты умерла. Хорошо, Марьяша?
Марьяша отрицательно покачала головой.
- Не хочешь, значит? Спастись не хочешь? - спросил Виля, похотливо оглядывая ее с головы до ног.
- Что будет со всеми, то и со мной, - гордо вскинув голову, ответила Марьяша. - Я для себя ничего не прошу, я прошу только, чтобы ты оставил здесь Эстер.
- Nein! Это невозможно. Я не могу отдать здорового человека взамен старухи. Да и что ты так вцепилась в эту Эстер - ей так или иначе скоро подыхать.
- Прошу тебя, Виля, - заставила себя Марьяша поласковей заговорить с Бухмиллером, - оставь ее, пусть она хоть немного еще побудет со мной!
- Nein, - упрямо покачал головой тот, - nein, aus-geschlossen!.. Кто она тебе? Мать родная? Да, я помню, слыхал - ты чуть было не вышла замуж за ее сына Эзру. Так ведь с. тех пор немало воды утекло - ты вышла за другого, Эзра тоже обзавелся семьей… В чем же дело? Неужто ты до сих пор думаешь о нем?.. Так запомни - с войны он уже не вернется, да и муж твой тоже.
- Почем знать, - возразила Марьяша.
Нет, уж это наверняка: если они попадут в плен, им, как евреям, несдобровать, а может, и в бою уложит немецкая пуля. Так или иначе, а в живых им не остаться.
Марьяшу так и подмывало швырнуть в самодовольного наглеца чем попало, но, надеясь как-нибудь облегчить судьбу Эстер, она опять взяла себя в руки. Однако на все ее настойчивые просьбы Бухмиллер упрямо твердил свое:
- Nein, nein und noch ein Mahl nein. Das ist unmöglieh.
Разбитая, отчаявшаяся, Марьяша ушла домой.
- Это ты, Марьяша? - заслышав шаги, окликнула ее Эстер, сидевшая, пригорюнясь, в дальнем углу комнаты.
- Я…
- Где ты была так долго? Ну как, увозят нас?
Марьяша не знала, что и ответить: сказать правду было трудно, а солгать не позволяла совесть.
- Кто знает, - неопределенно ответила она.
- А я-то думала, что ты ходила к старосте узнать о нашей судьбе.
Как ни хотелось Марьяше утешить чем-либо старуху, но сознание, что она, Марьяша, проводит последнюю ночь вместе с Эстер и что, быть может, никогда ее больше не увидит, сковывало ей язык.
Во дворе жалобно и протяжно, будто предвещая беду, завыл пес. И такая безнадежность, такая тоска охватила их, что обе женщины горько заплакали, каждая в своем углу.
- Хоть бы одним глазом взглянуть на своих детей! - прерывающимся от слез голосом сказала Эстер. - Неужели я навек простилась с Шименом? Неужели мне не суждено больше встретиться с Эзрой?
И вдруг в напряженной тишине осенней ночи раздался нетерпеливый стук в дверь.
- Кто бы это мог быть? - всполошилась Эстер. - Неужто за мной? Так рано?
Затаив дыхание, она засеменила к дверям и робко спросила:
- Кто там?
- Открой, это я, - послышался такой знакомый, такой дорогой ей голос, что у Эстер сердце оборвалось.
- Кто там? - не веря своим ушам, переспросила она, а дрожащие руки уже сами отодвигали засов, а полные слез глаза уже не отрываясь глядели и глядели на входящего.
Эстер никак не могла понять, снится ей это или все происходит наяву.
В неверном свете молодой луны перед Эстер стоял обросший густой темно-русой бородкой человек.
- Не узнаёшь, мама? - и вошедший бросился к Эстер.
- Шимен, сын мой, радость моя! - зарыдала мать. - Откуда ты? Только что я вспоминала о тебе. Приди ты на час позже, ты бы не только не застал меня, но и не узнал бы, пожалуй, где лежат мои кости.
- Почему ты не уехала? Я очень хотел тебя увидеть, но и застать здесь боялся! А мои где?
К нему кинулась Марьяша:
- Чудо, просто чудо, что ты застал нас здесь…
А Эстер шарила по всем углам - авось найдется, чем угостить нежданно-негаданно явившегося сына.
Любой ценой Шимен решил спасти свою мать от гибели. Марьяша советовала на время спрятать Эстер в одном из ближайших украинских сел, а потом переправить ее в надежное убежище.