Когда ушел Куш-Юр, рассмеялся:
- Правильно я сделал, что еду с Романом. Раньше всех мужевских услышу новости. Верно, жена?..
Утром на водопое у морозно парящей проруби Гриш встретил брата Петул-Вася с конем и разговорился-расхвастался: повезет в Обдорск на актив Куш-Юра. Все лично узнает - куда, в какую сторону накренилась жизнь? Петул-Вась оживился: у него как раз изготовлено письмо-заявка начальнику райкооперации.
- Доставь! - внушительно то ли попросил, то ли приказал Петул-Вась. - Адрес обозначен на конверте. Скажи ему: "Просит заведующий мир-лавкой из Мужей послать ему остальные две бочки керосину". Две бочки! Все!
- Пожалуйста! - хохотнул Гриш. - Вернусь с грузом, заплатишь, как заведующий.
- По закону, - солидно ответил Петул-Вась, заведующий мир-лавкой. - Согласно калькуляции и прейскуранту цен.
- Ага! - задумался Варов-Гриш. - По прейскуранту? Это как?
- А вот узнаешь, - улыбнулся старший брат, дернул повод и увел своего коня.
Куш-Юр с Гришем выехали на Карьке вечером. Было тихо и морозно, но снег уже не визжал под полозом как в январе - феврале, в заветрии солнышко хоть и не припекало, а уже ласково грело. В розвальни Гриш кинул две охапки грубого сена - "разживемся по дороге". Оделись тепло, натянули гуси-парки. Это было зябкое предвесенье - зима еще крепка.
Карько, словно почуяв дальний путь, трусил ровной рысью по твердому насту, чутьем выбирая запрятанную под снежком дорогу. Куш-Юр, закручивая цигарку, удобно вытянул ноги, локтями нащупал ложе ружья, что пряталось под рогожей и оленьей шкурой.
- Вооружился? - усмехнулся Куш-Юр. - Предусмотрительный ты!
- А что?! - серьезно ответил Гриш. - Тебя везти надо, председатель Советской власти, и беречь тебя надо. Да и я не один - у меня ребятишки и Елення… Вдруг какой-такой шляется по лесу с обрезом? А если волки?
- "Волки", - думая о своем, буркнул Куш-Юр иронично.
- Да, волки. У них самое стайное время. Самый непрокорм. Чем думаешь от них оборониться? - хитро прищурился Гриш.
Куш-Юр похлопал себя по гусю, под ним - наган.
- Ну вот, - удовлетворенно хмыкнул Гриш. - Теперь мы самые храбрые…
Карько бежал ровно. Куш-Юр много раз одолевал этот путь, и дорога была ему известна, хотя он не помнил ее в таких мелочах, как Варов-Гриш. Но всякий раз в душу входила не монотонность, не равнинное однообразие, а ощущение бескрайности, безграничности. Луна побледнела, чуточку позеленела, утончилась, легонько цедила голубоватый свет, и в этом полузыбком свете мохнатились крупные звезды, и те отдавали немного света, и все это сияние падало на темнеющий слева угрюмый лес и на тальники в просторной пойме. А кругом и с востока, и с запада, с юга на север раскинулись-распахнулись снега…
- При луне-то веселей, - очнулся от дремоты Куш-Юр, выпрыгнул из саней, пробежался немного, хлопая себя по бокам, и повалился в розвальни.
- Ну, Роман Иваныч, угощай табаком!
- На актив не опоздаем? - осведомился Куш-Юр. Гриш уверенно хмыкнул, и председатель успокоился.
- Я вот думаю домишко построить, пока есть силы, - поведал Гриш, затягиваясь дымком. - Нельзя ждать - рухнет старье на голову. Оттого и везу тебя не бесплатно. Не от жадности, а от нужды. Обратным путем керосин привезу Петул-Васю. Деньги нужны.
- Это хорошо, что ты собрался строиться, - одобрил Куш-Юр. - Значит, веришь в твердость власти.
- Но ты скажи мне, председатель, почему такой огромный дом строит Озыр-Митька, когда сам пискливый, как баба. Он-то во что верит? Кого хочет приютить в своем гнездовье?
- Да, поворот у тебя, Григорий! - растерянно протянул Куш-Юр. - Ты строиться собрался, это меня очень греет. Очень, понимаешь, греет, когда трудящийся человек устраивает свою жизнь… Но… - Куш-Юр заговорил медленно, раздумывая. - Озыр-Митька - крепкий хозяин, и мы попытаемся завлечь его на нашу сторону.
- Чудной ты! - дернул вожжи Гриш. - Как это его завлечь? Вот я так понимаю - охотник сам зверя бьет, рыбак сам сети ставит, плотник избу рубит. Пусть они разбогатели на своем ремесле - ночами не спали, через силу работали и стали крепкими хозяевами. А этот Озыр-Митька? Какой секрет его богатства? На охоту бегает? Сети тянет? Нет! Обманывает народ в трудное время. Так зачем он новой власти?
Куш-Юр промолчал. Варов-Гриш своим классовым чутьем угадывал в Озыр-Митьке, в Оське Шестипалом, в Ма-Муувеме врагов, и как бедняк не верил им ни в чем. Это с одной стороны. А с другой - как посмотрит партия, если Куш-Юр разгромит богатеев начисто? Ведь в стране еще продолжается нэп. Нет, Куш-Юр должен все выяснить на партийном активе, все до маленькой мелочи. Очень кстати спросил его Гриш.
И ушел дальше мыслями председатель.
- А ты, значит, жениться собрался! - вдруг брякнул Варов-Гриш. - Чурка-Сандра хорошая баба! Самая баба по тебе, да!
- Не думал, Григорий, - как-то неуверенно заговорил Куш-Юр. - Не думал, что ты слушаешь всякие непроверенные слухи. Кто тебе сказал?
- На-се-ле-ние! - громко и торжествующе ответил Варов-Гриш.
Карько, утопая в снегу по брюхо, шел шагом. Гриш стегнул его вожжой - не любил хозяин кнута. Оглянулся Гриш, вгляделся в далекий правый берег Малой Оби и протянул задумчиво:
- Второго такого Ленина больше не найти, только его и надо слушать. Жить, как он учил… И людям надо это говорить.
- Во-во, по-ленински… - поддакивает Куш-Юр.
Карько не останавливался, тянул и тянул розвальни, словно понимая, что хозяин торопится. Прямо на них выскочила лисица, Варов-Гриш достал дробовик, но опоздал. Вскоре подбил куропатку.
- Вот тебе и ужин, - довольно сказал Гриш.
- В Васяхово-то будем останавливаться? - спросил Куш-Юр.
- Почаевничаем, Роман Иванович. Теперь есть что пожевать. Жизнь пошла хорошо. - Варов-Гриш тронул вожжей коня. - Хлеб-мука без нормы, соль, сахар… Чай, даже сушки-крендели. Чего еще надо!
- А сети?! Пищали, патроны, порох-дробь, капканы?! - добавил Куш-Юр. - Все мир-лавка дает. В кредит дает, под запись. И будет еще давать недостающие товары - мануфактуру, топоры-лопаты, посуду разную. Да, - загорелся Куш-Юр, словно оглянулся на последние годы и удивился уже сделанному, вошедшему в жизнь. - Охотникам даны ружья с охотничьим припасом - добывай пушнину! Стране нужна пушнина. Машины на нее купим. И гляди, Григорий, ведь все народы Севера, а их великое множество, освобождены от уплаты налогов, сборов… пошлин. Отменена арендная плата на рыбные и пушные угодья. Си-ла, а?
- Сила! - согласился Гриш.
- Вот сотворим новую жизнь, будем строить и открывать школы, училища, всех людей сделаем грамотными.
- Всех?! - удивился Варов-Гриш. - Всех нельзя! Грамоту всем дашь - некому работать станет. Все в начальство пойдут, как Филя-писарь.
- Грамота - это еще мало… - начал Куш-Юр.
- Ма-ло?! - ахнул Гриш. - Да если хоть малую грамоту да к уму, ой-ой-ой, что сотворить можно. Но вот зачем охотнику, кто зверя лесовать ходит, зачем ему большая грамота? Или рыбаку, как мне, зачем большая грамота?! - И грустно заключил: - А у меня грамоты совсем маловато. Долго не поймут люди друг друга даже с большой грамотой. Вот скажи, почему до сих пор остались мироеды: Озыр-Митька, Квайтчуня-Эська, Ма-Муувем, ведь ждут они возврата к старому?
- Как бы не так. - Куш-Юр посуровел. - Они, Григорий, надеются на нэп крепко. Но эта политика кончается.
Давно, с той скорбной январской ночи, вот так Гриш не говорил с Куш-Юром. Варов-Гриш видел, каким теплом светились глаза русского большевика Романа, когда он говорил о той необъятной, нескончаемой работе, которую ждут северные окраины. И Роман Иванович показывает себя стойким сыном партии, настоящим другом всех бедняков, неважно какой они национальности. Таким и должен быть председатель, ленинец. И чувствовал Гриш, что этому человеку он верит безраздельно, как брату.
В Васяхово дали отдохнуть Карько, раздобыли немного сена, и Гриш заботливо обтер вспотевшего коня, прикрыл его рогожей. Пока варилась похлебка из куропатки, долго, со вкусом чаевничали. К хозяину подходили соседи, присаживались и осторожно расспрашивали - что слышно о кооперации, какие товары у них в Мужах держит мир-лавка, кто угнал у оленеводов два стада. Эта весть уже обежала поселки и юрты по Оби и тревожила людей. Куш-Юр твердо отвечал, что это поганое дело - провокация, сотворили этот разбой пришлые люди.
- Кто они? - требовали ясности васяховские мужики. - Ты ловил их, глядел им в лицо, знаешь их имя?
Варов-Гриш горячо заступался за мужевских, но слухи брали свое.
- У нас тоже маленько шалят, - сообщил хозяин. - У остяков три упряжки отняли, а самих избили до полусмерти. Следы на Большую Обь идут, а кто знает, что за люди?
- Тут, недели две, мужик чернобородый приезжал с помощником, - потупясь, сказал один из васяховских. - Остановились у меня почаевничать. Важный человек, в очках, на жилете цепочка от часов золотая. Так вот он что говорил - Ленин, мол, умер, а завещания не оставил. Никакого… Раз нет завещания, нет наследника, нет продолжателя. Вот что ты на это скажешь, Роман Иваныч?
- А то скажу, что партия всегда едина, и не будет в ней распрей! Враки это. Хотят ослабить нас, с пути сбить!
- Хорошо говоришь, - кивнул васяховский. - Да только как теперь получится? Был Ленин, все было понятно, а теперь?
- Кто он? - шепотом спросил Гриш у хозяина. - Больно дотошный…
- Агентом по скупке пушнины числится… Ездит туда-сюда. Капитал имеет…
- Пора, Роман Иваныч! - позвал Гриш и вышел запрягать Карько - до Обдорска еще две таких остановки.