3
Тихое, солнечное утро. Петул-Вась только что открыл дверь мир-лавки. Не успел зайти в дверь, как увидел Ма-Муувема, что торопился в магазин с небольшим пустым мешком. Он был без суконной парки, без шапки, в броднях. Рубаха ярко-желтого цвета, длинная, чуть не до колен, а жилет темный, в жирных пятнах. Лицо больное, испитое. И сейчас, видать, пьян.
- Ты все еще здесь околачиваешься? - спросил Вась, здороваясь. - Вижу, почти неделю болтаешься, а в мир-лавку не заходишь. Богат!
- Э-э… - махнул рукой старшина. - Какой погат? Погат теперь нету. Вот куляем, и все. Скоро поедем. Шена в лодке сидит, караулит. Тут, внизу. А я в мир-лавку побежал. Надо маленько купить. У тебя хоть что-нибудь есть? С весны в мир-лавке не был.
- Что-нибудь, может быть, и есть, - Вась ухмыльнулся в светлые усы и решительно шагнул через порог в лавку.
Мир-лавка помещалась в доме на горе у Оби, напротив церкви. Дом имел два крыльца - парадное, с улицы, и обычное, в другом конце дома, со двора. Петул-Вась, в отличие от Гриша и Пранэ, светловолос и синеглаз, с редкими вьющимися кудрями, с пышными усами. Говорили, он похож на покойного отца, такой же нос с горбинкой, только выше ростом. Петул-Вась любит порядок, чистоту и аккуратность. Вот и сейчас, в темном сатиновом халате поверх пиджака и брюк, заправленных в сапоги, он придирчиво проверял, как чисто вытерла пыль уборщица. Он зашел за прилавок, оглядел зорко полки во всю стену - окна изнутри закрыты ставнями, а на полках чего только нет: и разные материалы для шитья, и сукна, и ленты, и бусы, и нитки в юрках, и иголки, и наперстки, и сети, и ружья с припасами, и медные чайники, и котлы, и чашки. С деревянных штырей свисали сушки, калачи, нанизанные на шпагат. Заглянул под прилавок - там в мешках хранились мука, крупы, соль. Были здесь и сахар, и масло, и плиточный чай. Все-все было, что душе угодно.
- Ой-ой-ой! - у Ма-Муувема разбежались глаза. - Неужели мир-лавка такой погатой стала?
- Как видишь, - улыбнулся Вась. - А ты избегал.
- Я тумал - еще не привез пароход, а тут вон что… - Ма-Муувем вынул из кармана трубку и хотел было закурить, но Вась сурово одернул - богатства можно спалить. - Ну-у, найдем тебе другое - табак за губу класть, - и полез за табакеркой и вотленом - древесной ваткой, чтоб прикрыть табак за губой.
Забежал в лавку чернокудрый босоногий Энька.
- Удочку мне! - крикнул Энька издали. - Тороплюсь! Щучки уже во какие!
- Давай… - Вась выставил перед мальчишкой три небольших коробки. - Выбирай.
Энька, приподнявшись на цыпочки, стал быстро водить глазами с одной коробки на другую и растерялся, не зная, какую выбрать.
- Эту, наверно, - Энька показал пальцем.
- Нет, пожалуй, эту. Сейчас щучки еще мелкие. - Вась закрыл остальные коробки. - Сколько тебе удочек?
Энька готов забрать целиком всю коробку.
- Пять.
- Пять так пять. - Вась завернул удочки в бумагу и вручил Эньке. Тот радостно схватил и было рванулся, но Вась остановил его: - Постой-ка! А тити-мити?..
Мальчик вдруг спохватился, покраснел, медленно вернулся назад и, протягивая издали завернутые в бумажку удочки, виновато прошептал:
- Я забыл, денег нет у нас…
Вась вспомнил: Сера-Марья, жена Гажа-Эля и мать Эньки, недавно брала муку и еще кое-что в долг - ведь строятся.
- А-а… Ну, тогда бери. Прибавлю грошей Гажа-Элю, он мне должен, - сказал продавец. - Бери, бери!
Энька посмотрел с благодарностью на продавца, улыбнулся и пошел к выходу, несколько раз поворачиваясь, не раздумает ли.
- Спасибо! До свидания! - крикнул он и, вылетев в распахнутую настежь дверь, пустился бежать.
Ма-Муувем, досыта наглядевшись на богатства мир-лавки и жалкуя, что это все не его, крикнул:
- Эх, погатство тут! Так бы все и забрал, та лодка мала - калданка…
- Калданка мала? Ишь ты! Хватит твоей семье и останется. - Вась записал в тетрадь пять удочек Элю. - Ну как? Выбрал?
- Денька мало. Рыбы еще не сдавал, - горевал Ма-Муувем. - Придется в долг брать…
- Как - в долг? - не понял Вась.
- Ну, в долг. Потом платить буду, как… Кажа-Эль, как этот парнишка, как другие. Ты же записал? У тебя целая книжка есть.
- О, нет. Не выйдет это дело. Ма-Муувем, хантыйский старшина, и Гажа-Эль, голодранец, - не одно и то же. Подумай-ка!
- Зачем тумать? - Ма-Муувем начал волноваться. - Один закон - ханты ли, зырянин ли, русский ли. Теперь все равны. Нужта есть - пери в долг. Как у меня нужта - деньги нет, рыба не сдал. Как быть? Выручай - пиши в долг.
Петул-Вась стоял на своем.
- Не могу. Нет прав.
- Гм, - недовольно дернулся Ма-Муувем. - Значит, новый закон - зырянский закон? А хантыйский закон нету?
- Есть. Один закон. Гажа-Эль ли, зырянин, или Ермилка - остяк, - одно дело. Ермилке поможем всегда, дадим в долг, что хочет. И другим тоже дадим. А тебе нет - ты был богатый. И теперь богач. Вон неделю гуляешь, а не заходишь. Богач! И Озыр-Митька да Квайтчуня-Эська, зыряне, - тоже богачи. И вам не дадим. Платите денежки или рыбу сдайте, а может, и пушнину. Понятно? - Вась погладил пышные усы.
Ма-Муувем вспылил.
- Нет, не понятно! Тут можно ой-ой сколько купить, а ты не даешь. Тьфу!.. - И взяв заскорузлым пальцем табак из-за губы, бросил тут же у прилавка, Петул-Вась нахмурился и сердито покачал головой.
- Ну, что хочешь-то? - спросил он и кивнул на окошко: - Вон идут покупатели, некогда мне. Сказывай скорее.
- Они подождут. Местные. - Ма-Муувем посмотрел, кто заходит. Может, знакомый кто? Но таких не оказалось. - Меня первым делом обслужить надо. Я приезжий…
- Ты приезжий, только давно уже, неделю. Пьянствовал, а не зашел, - проворчал Вась и обратился к подошедшей старухе: - Что надо, мамаша?
Старуха поздоровалась и сказала, что нужен чай, полплитки, а также полфунта коровьего масла.
- Коровы-то нет теперь - съел медведь, - вздохнула она.
Вась собрался было отпускать ей, но тут опять привязался Ма-Муувем - разогнал всех от прилавка, размахивая пустым мешком. Стал требовать, чтоб вначале обслужили его.
- Меня надо перед! - орал он и вдруг увидел Куш-Юра, вошедшего в мир-лавку.
- Неделю пьянствовал, а теперь требует отпустить в долг, - обратился Петул-Вась к Куш-Юру.
- Ну, нечистая сила! - Куш-Юр ненадолго снял с головы кепку, снова надел. - На что ты пьешь? Почему не рыбачишь в такую погоду? Забрать надо тебя и посадить!
Ма-Муувем испугался.
- Ой, не надо! Посадить не надо! Я все скажу… - Он выложил председателю, что приехал в Мужи к приходу парохода, сумел достать "винки", истратил все деньги. Вот и пьянствовал маленько. А когда отгулял - денег нет, и "винки" нет, и не куплено ничего. Вот и пришлось ему просить в долг. - Помоги, а? Расплачусь.
- Нет! - отрубил председатель и кивнул на продавца: - Правильно он говорит - нельзя тебе сравняться с бедняками…
- Гажа-Эль - какой педняк? Пьяница! - Ма-Муувем сунул в рот табак и древесную ватку.
Но Вась строго предупредил:
- Опять бросишь под ноги к прилавку? Смотри у меня.
- Вот видишь? Безобразие это, - сказал Куш-Юр стоящему у прилавка в стороне Ма-Муувему. - А еще просишь помочь. Гажа-Эль, конечно, пьяница да не такой, как ты. Он старается, и ему надо помочь.
- Э-э!.. - тяжело вздохнул Ма-Муувем и, ворча что-то под нос, повернулся и вышел из магазина
Глава 9
Поторопился
1
Куш-Юр тогда не застал Парассю в Аксарке - она с сыновьями поехала на песок-салму, не верила в гибель Мишки. Дом остался запертый. Подождал Куш-Юр два дня и уехал.
Вернулся Куш-Юр в Мужи и пошел к Сеньке Германцу рассказать о несчастье Парасси - может, примет ее, если та захочет вернуться? А у Сеньки тоже закрыто. Он, сообщили соседи, неделю назад женился и уехал с женой на покос и рыбалку. С собой захватили девчонок. Жену зовут Верка, она девка-сиротка, такая ленивая и непутевая, как сам Сенька, прозванная сельчанами сразу же Ичмонь - Молодуха.
- Вот нечистая сила! - заскреб Куш-Юр голову. - Поторопился…
Но ждать Сеньку не стал, поехал вслед за Ма-Муувемом в Овгорт, верст за сто. Два дня добирался туда, только Ма-Муувема с сородичами не застал. Местные остяки сказали, что старшина уехал обратно два-три дня назад.
"Удрал, - сокрушался в душе Куш-Юр. - Удрал, конечно, за Большую Обь. Там и сдадут рыбу рыбтресту. А выгода Ма-Муувему - никто не видел, как он эксплуатирует сородичей. Вот нечистая сила!"
Пожил Куш-Юр на Сыне неделю, ездил по разным селениям-юртам. Посмотрел, как живет народ, как промышляет. И вернулся в Мужи.
Тут он встретил рыбаков, приехавших снизу, где нерест идет, - с вонзевого лова. И с ними Парассю из Аксарки.
- Ну вот, так и думал - приедет она, а Сенька женат, - качал головой Куш-Юр. - И будет у Сеньки две жены. Первый, поди, среди зырян двоеженец. Свой Ма-Муувем.