Лидия Алексеевна Авилова (1864–1943) - русская писательница.
Повесть "Наследники". Впервые опубликована в журнале "Русское богатство" № 9, 1898 г.
Лидия Алексеевна Авилова
Наследники
I
Пётр Иванович Гарушин стоял в своём цветнике перед кадкой с каким-то редким тропическим растением и машинально разглядывал один листок за другим. Он был высок, худощав, приподнятые плечи торчали угловато, линия груди ввалилась, а спина слегка горбилась. Лицо, удлинённое, землистого оттенка, казалось суровым, и трудно было представить себе улыбку в холодном взгляде серых глаз и под нависшими щетинистыми усами рыжеватого цвета.
Сын его, вчера только приехавший из столицы, ещё не выходил. Он казался вчера сильно уставшим или нездоровым. Старик посоветовал ему лечь в постель пораньше.
Теперь он ждал его к кофе и уже начинал волноваться. Чтобы сократить время, он ходил по цветнику, подолгу останавливался перед каждой клумбой и поминутно поглядывал на террасу, где был накрыт стол к утреннему завтраку, по-английски.
В дверях террасы показался лакей.
- Александр Петрович ещё почивает? - громко спросил Гарушин.
- Никак нет. Идут сюда, - ответил лакей. Пётр Иванович оживился.
- А! Так подавайте, - сказал он, и лёгкой походкой, которую трудно было ожидать при первом взгляде на его фигуру, он обогнул пёстрые клумбы и поднялся по ступеням. В то же время Александр Петрович вышел на террасу.
- Выспался? - с лёгкой насмешливостью спросил у него отец, небрежно пожимая ему руку. - Ну, садись, будем завтракать.
- А ты уж давно? - вяло осведомился Александр Петрович.
- Давно! - с усмешкой ответил отец. - А тебе нездоровится, что ли? Что это ты точно варёный какой-то? Или не отдохнул?
Сын сделал гримасу.
- Я думаю, что меня накормили чем-то не… несвежим на вокзале. У меня желудок… притом, лёгкая лихорадка.
- Да! - сказал Пётр Иванович, вглядываясь в лицо сына. - Ты здоровьем не пышешь. Не румян!
Сын опять сделал ту же гримасу и вытянул шею, заглядывая в серебряные судки.
- Кушай! - предложил Пётр Иванович, придвигая к нему блюда. Александр протянул руку, белую и изнеженную, как у женщины, и жестом, от которого сверкнули камни нанизанных на его пальцы колец, он стал медленно накладывать себе кушанья. Сидя друг против друга, оба молчали. Отец ел быстро и рассеянно, сын медленно смаковал, не поднимая глаз от своей тарелки.
- Недурно у меня стряпают, а? - наконец, хвастливо заметил Пётр Иванович.
- Недурно, - вяло отозвался сын.
- Ну, что? Как у вас там, в столице? - с оттенком иронии спросил Гарушин.
Александр оттянул немного ворот своей батистовой сорочки и на минуту закрыл глаза.
- Я думаю, - сказал он, - что ты все новости знаешь из газет.
- Конечно! Но бывают слухи… сплетни… - Александр пожал плечами.
- Я их не слушаю! - сказал он. - Да, наконец, скажи пожалуйста: что может быть интересного у нас?
Пётр Иванович оживился.
- Не разделяю твоего мнения! - заметил он. - Меня всё интересует, всё! Как бы то ни было, а интерес в жизни есть. Иначе - зачем жить? Так по-моему. Как? Что?
Сын перевёл в пространство взгляд своих бесцветных глаз, и его бледное лицо, окаймлённое белокурой бородкой, приняло скучающее выражение. Он был в летнем светло-сером костюме и в просторных жёлтых башмаках. В противоположность отцу каждый жест, каждое движение его были спокойны и делались как бы с таким расчётом, чтобы как можно менее утомить Александра Петровича. Даже выражение лица отсутствовало как бы умышленно и заменялось неподвижностью, доходившей почти до мертвенности. Лицо было худощавое, удлинённое, как у отца, с прямым тонким носом, прекрасными крупными зубами… Но и природа, как бы заразившись апатией своего творения, пожалела красок, и с бесцветного лица глядели бесцветные глаза, с незаметными, белесоватыми ресницами и бровями.
- А ты ещё имение покупаешь? Зачем это? - спросил Александр Петрович, наливая себе в чашку кофе. Старик встрепенулся.
- Покупаю, да.
- Зачем это? - повторил сын. - Между нами сказать, ты не хозяин, и все эти твои… земледельческие затеи приносят одни убытки.
Пётр Иванович заволновался.
- Хозяйство такое, как у меня, - плохая нажива, - сказал он, - но это дело большое, разнообразное и в высшей степени интересное.
- Кончится тем. - сказал Александр Петрович, - что при своём крупном состоянии ты будешь сидеть без денег, как все землевладельцы.
- Возможно! - задорно отозвался Пётр Иванович. - Всё возможно!
Он был видимо недоволен, и в его холодных серых глазах засветился недобрый огонёк.
- На мой век хватит! - с притворной весёлостью прибавил он, закрывая своей ладонью холёную руку сына. - А по отношению к тебе я квит: я сделал для тебя все, что сделали для меня мои родители: я дал тебе возможность стать человеком образованным, годным на всякое дело. Это первая и важнейшая обязанность родителей. Как? Что? - обычной скороговоркой добавил он, наклоняясь через стол и заглядывая в лицо сына. Александр Петрович промолчал и пожал плечами.
- Нет? Не согласен? - насмешливо воскликнул Пётр Иванович и засмеялся тихим, захлёбывающимся смехом.
- Вижу, что насчёт родительских обязанностей ты придерживаешься особого мнения. Вижу!.. Хи-хи… Не согласен!
Он вдруг перестал смеяться и придал своему лицу серьёзное выражение.
- А разговор у нас с тобой будет особый и серьёзный разговор! - подчеркнул он.
Александр скользнул по его лицу слегка встревоженным взглядом, но сразу успокоился и откинулся на спинку стула.
- Я слушаю, - сказал он.
- Нет, не здесь. В саду, - сказал Пётр Иванович.
II
- Цветники у меня каковы! - заметил старик Гарушин, останавливаясь на ступенях террасы. - Какая игра цветов, переходы, переливы, контрасты? Садовник у меня художник, поэт… К цветам ты как? Равнодушен? - быстро спросил он опять, пытливо вглядываясь в лицо сына.
- Я люблю всё красивое, - сказал сын.
- Совсем не то! - горячо перебил его отец. - Я люблю цветок и не только в общей картине, а каждый в отдельности. Люблю следить за его ростом; люблю его жизнь, его душу, если можно так выразиться. Страсть к цветам у меня преобладающая страсть.
- Какие же цветы у нас! - пренебрежительно заметил Александр Петрович. - Всё бледно, хило…
- Как? Что? - воскликнул Пётр Иванович. - Ну, пойдём, я тебе покажу…
- Нет, не сейчас! Ходить по солнцу я не привык. Надеюсь, мы сядем для твоих переговоров?
- Можно и сесть, - сказал отец. - Вот здесь… Разве не та же Италия? - умилённо добавил он.
- Н-ну! - несколько брезгливо отозвался сын.
- Нет? А мне нравится! Я думаю, что жить можно. Можно жить! - горячо и с ударением говорил старик, оглядывая широкий фасад своего дома, далеко раскинувшийся цветник налево и тенистые аллеи парка направо и по отлогому спуску к реке.
- Меня накормили чем-то несвежим на станции, - с болезненной гримасой сказал Александр.
- Что же тебе? Принять чего-нибудь? Выпить?
- Нет позже… Удивительно плохо у нас кормят!
- Сколько тебе лет? - неожиданно спросил Пётр Иванович.
- К чему тебе? Двадцать семь.
- А в каких ты чинах? Я забыл.
- К чему тебе? - повторил молодой человек.
- А к тому!
Пётр Иваныч нагнулся и заговорил почти шёпотом.
- Хочешь… Через пять лет… ручаюсь… через пять лет ты здесь предводитель, первое, самое видное лицо и у губернатора свой человек?
Он шумно перевёл дыхание и замер, не отрывая глаз от лица сына.
Александр Петрович чуть-чуть улыбнулся.
- Однако, как это тебя!.. - начал он и вдруг остановился, и видно было по его лицу, как мысль его лениво работала над непредвиденным вопросом.
- Как же это? - спросил он, наконец. - Тебя здесь не особенно любят и… ценят. А меня по тебе. Как же?
Глаза Петра Ивановича опять вспыхнули.
- Тебя по мне? Так что без меня, думаешь, было бы проще? Я поперёк дороги встал? Что ж! Возвращайся в Петербург; там меня никто не знает… Годам к сорока до начальника отделения, быть может, доберёшься. Я не помешаю.
Он вытянулся в кресле и замолчал.
- Если ты будешь обижаться, то и говорить нельзя, - вяло заметил Александр.
Пётр Иванович не шевелился. Он следил за тем, как сын достал из кармана маленький прибор и стал медленно и спокойно подпиливать свои длинные ногти. Раздражение его росло, ясности и умиленности настроения как не бывало.
- Конечно, я здесь не сила, - наконец, сдержанно заговорил он, встал и начал ходить взад и вперёд по усыпанной песком площадке. - Где же быть силе у сына мелкопоместного дворянчика Гарушина? Мелкой сошки… ничтожества… Твоего деда, моего отца князь Баратынцев дальше передней своей не пускал… Про него и теперь ещё всяких россказней не оберёшься: пьяница, шут, мелкий мошенник… Не тем будь, покойник, помянут! Тот же князь Баратынцев мне, студенту, руки никогда не подавал, а один раз, на собрании, куда я попал из любопытства, взял меня этак вот за ворот, легонько толкнул к дверям и приказал попросту сбегать к нему на дом и сказать кучеру, чтобы через четверть часа подавал лошадей.
- А ты что же? - спросил Александр.
- Сбегал и сказал! - чуть не выкрикнул Пётр Иванович. - Но я уже тогда чувствовал… мне только надо было… выждать.
Он сделал жест, как бы угрожая кому-то, и потом вдруг повернулся к сыну.
- Хочешь быть предводителем? - тихо спросил он.