- Противъ совѣтской республики, - не задумываясь, отвѣтила Леночка.
- Прекрасно. Но, если вы обладаете тайной, направленной противъ совѣтовъ, вы обязаны сказать объ этомъ французской полицiи или прямо въ полпредствѣ. Зто вашъ долгъ.
- Почему это мой долгъ?
- Да вы какая гражданка?
- Я васъ не понимаю.
- По паспорту?
- Паспортъ у меня совѣтскiй. Но это еще ничего не доказываетъ.
Барышня, разсказывавшая про Муру, какъ показалось Леночкѣ, что-то очень быстро собралась уходить. Она прошла мимо Леночки и брезгливо обошла ее. Это задѣло Леночку, и она съ нѣкоторымъ задоромъ и раздраженiемъ сказала:
- Кто и что мнѣ можетъ здѣсь во Францiи сдѣлать? Я никому не обязана доносить.
- Положимъ … Разъ вы совѣтская гражданка, то вы и обязаны исполнять всѣ совѣтскiе законы.
- Даже и во Францiи?
- Даже и во Францiи … Оставимъ этотъ разговоръ. Здѣсь не мѣсто объ этомъ говорить. Все это пустяки. Я сказалъ это, чтобы васъ подразнить. Все же это ерунда. Глупости. Тѣмъ болѣе, что "Немезида", на которой ѣхали участники этого кинематографическаго или политическаго общества, какъ мы знаемъ, погибла.
- Тетя не вѣритъ, что она погибла. И Лидiя Петровна Парчевская тоже …
- Парчевская … Парчевская, - повторилъ въ какомъ-то раздумьи Жанъ. - Я что-то слыхалъ эту фамилiю. Вы не можете мнѣ узнать, гдѣ живетъ госпожа Парчевская?
- Я знаю. Она живетъ тамъ же, гдѣ и мы. Я къ ней носила отъ тети книги.
- Ахъ, мнѣ точнаго адреса и не надо. Я ее разыщу и такъ. А … скажите?.. Вы не слыхали про Пиксанова?
- Дядя что-то говорилъ … И Ферфаксовъ говорилъ … Онъ живетъ далеко, въ деревнѣ.
- А вы не знаете, именно гдѣ?
- Нѣтъ, - сухо сказала Леночка. "Если такъ будутъ выспрашивать у меня тайны, такъ что же я на нихъ заработаю? Этотъ Жанъ никогда даже какимъ-нибудь персикомъ не угоститъ, а все выспрашиваетъ".
Она рѣшила ничего не говорить больше Жану.
Жанъ, какъ бы самъ съ собою разговаривая илй обращаясь къ безмолвной все это время Софи, сказалъ:
- Я слыхалъ про какое-то таинственное радiо … Мнѣ говорили о немъ знакомые французы спецiалисты.
Жанъ всталъ первый. Счета были уплачены. Каждый платилъ за себя. По товарищески. Они вышли. Жанъ подозвалъ такси и, простившись съ Софи и Леночкой, помчался вверхъ по переулку.
- Пойдемъ на метро, - сказала Софи.
- Нѣтъ, - возьми такси. Ѣдемъ домой. Я не хорошо себя чувствую. Мнѣ страшно.
Леночка дрожала внутреннею дрожью и была, какъ въ лихорадкѣ. Она вдругъ поняла, что Сорбонна, этотъ прокуренный ресторанъ, весь Парижъ, Жанъ, все это вздоръ, мифъ, сонное видѣнiе, призракъ, все это только кажется. Ничего этого нѣтъ. Она "совѣтская" и здѣсь она такъ же окружена, какъ въ совѣтской республикѣ сыскомъ и шпiонажемъ. Здѣсь ее такъ же могутъ запросто "угробить", какъ угробили ее мать.
- Кто этотъ Жанъ? - спросила Леночка.
- Кто?.. Очень хорошiй человѣкъ.
- Но гдѣ онъ служитъ?.. Гдѣ?.. Скажи мнѣ …
- Ахъ … Ну, какая ты глупая. Но почемъ я знаю? Онъ хорошо зарабатываетъ. Ты видала какiе у него галстуки?.. И какая брошь!
- Да … Но откуда, откуда все это? - съ тоскою проговорила Леночка. - Скорѣе возьми такси.
- L'ame slave, - снисходительно сказала Софи. - Только ты платишь.
Она подозвала такси.
XVII
Почти каждый день, вечеромъ, Лидiя Петровна приходила къ Нордековой. Онѣ брали свои чашки съ чаемъ и по куску хлѣба и уходили въ комнату Ольги Сергѣевны. У нихъ были "секреты". Напрасная уловка. Мамочка ядовито улыбалась, дѣлала незамѣтный знакъ Леночкѣ и обѣ неслышно придвигали стулья ближе къ двери и прислушивались. Когда разговоры за дверью смолкали, онѣ начинали гремѣть посудой.
Сначала говорила Лидiя Петровна и такъ тихо, что даже и черезъ картонную дверь ничего не было слышно. Потомъ шуршали разворачиваемыя газеты, принесенныя Парчевской, и Лидiя Петровна говорила:
- Я не знаю, почему въ нашихъ парижскихъ газетахъ ничего этого не пишутъ.
Ольга Сергѣевна отвѣчала чуть слышнымъ шопотомъ:
- Я справлялась у нашего милаго прокурора. Онъ говоритъ, что все это нуждается въ тщательной провѣркѣ. Были случаи, что сами большевики нарочно пускали такiе слухи о возстанiяхъ, чтобы потомъ опровергнуть ихъ и, вызвавъ въ эмиграцiи сначала надежды, потомъ вызвать депрессiю.
- Да, конечно, отъ нихъ можно всего ожидать. Дьяволы какiе-то, - тихо сказала Лидiя Петровна. - Но вотъ видите, въ Бѣлградской газетѣ опять пишутъ. Раньше было радiо "имени генерала Кутепова" и это радiо три раза въ недѣлю говорило самыя контръ-революцiонныя рѣчи. Потомъ оно замолкло. А теперь вотъ уже болыие мѣсяца немолчно звучитъ совсѣмъ непонятное радiо. Играетъ оркестръ "Боже царя храни" и поетъ прекрасный хоръ. Можете себѣ представить, какое это должно тамъ производить впечатлѣнiе? И кто-то прекрасно разъясняетъ всю политику большевиковъ. Вы помните, милая, какъ намъ Амарантовъ говорилъ, что главное вниманiе у нихъ обращено на отчетливое исполненiе гимна и какъ-то особенно ставили инструменты, чтобы по радiо можно было передавать.
- Вы думаете?..
- Кто знаетъ.
Обѣ замолчали. Леночка и мамочка перетирали посуду.
- Какъ онѣ долго возятся съ посудой, - сказала Ольга Сергѣевна съ досадой.
- Хотите, я пойду помогу имъ.
- Ахъ, что вы, милая.
- Сегодня я получила черезъ наше полковое объединенiе Дальне-восточную газету. Тамъ еще болѣе поразительныя вещи пишутъ. Помните, въ Кубанской Области было возстанiе и усмиряли его воздушнымъ флотомъ. Такъ вотъ пишутъ, будто всѣ тѣ летчики, которые сбрасывали бомбы въ возставшiя станицы, были найдены въ своихъ постеляхъ мертвыми и врачи совѣтскiе не могли опредѣлить, отъ чего послѣдовала смерть. И такая же участь постигла и тѣхъ летчиковъ, что усмиряли возстанiе въ Туркестанѣ. Странно.
- Да, очень странно. А что пишутъ по этому поводу въ Бѣлградской газетѣ?
- Будто еще какiя-то странныя явленiя происходятъ съ милицейскими, усмиряющими уличные безпорядки. Ихъ вдругъ одолѣваютъ слезы.
- Что же это возможно. Я читала, что въ Америкѣ для борьбы съ бутлегерами употребляютъ особыя ручныя бомбы, пускающiя при разрывѣ слезоточивые газы.
- Но откуда эти газы тамъ?
И опять замолчали, и слышно было только, какъ онѣ переворачивали газетные листы, должно быть обѣ читали газеты.
Мамочка и Леночка убирали посуду въ шкапъ.
Совсѣмъ громко сказала Лидiя Петровна:
- Вы не обратили вниманiя, милая, что все это пошло какъ разъ съ того времени, когда наши уѣхали сниматься.
- Ахъ, далъ бы Богъ. Вы знаете, что я уже перестала вѣрить въ возможность какой бы то ни было борьбы.
- Женя, уѣзжая, сказалъ мнѣ: "ты о насъ скоро и хорошо услышишь".
- Далъ бы Богъ. Я уже такъ молюсь Владычицѣ и Покровительницѣ Русской земли. Наша она теперь у насъ въ храмѣ … Казанская … Петербургская …
Лидiя Петровна стала прощаться.
- До завтра, милая.
- Мы еще увидимся въ церкви. Я приду рано. Будемъ убирать цвѣтами икону.
- Такъ это красиво.
- Знаете, лучше всякихъ самоцвѣтныхъ камней.
- Каждый дѣлаетъ, что можетъ. Намъ камни то не по нашему бѣженскому карману. До свиданiя, милая.
Мамочка и Леночка едва успѣли убрать стулья, на которыхъ сидѣли, какъ раскрылась дверь, и Парчевская, а за нею Ольга Сергѣевна вышли изъ комнаты.
Леночка пошла проводить Парчевскую до калитки.
Подслушанное ею уже не радовало ее, но тяготило страшною тайною, за которую можно отвѣтить и поплатиться. Ей было страшно за Парчевскую.
- Вы не боитесь такъ одна? - спросила она.
- Что вы, Леночка, во Францiи то! Я всегда одна хожу.
- Что же что во Францiи, - сказала печально Леночка.
- А Кутеповъ?
- Ну я вѣдь не Кутеповъ. Какой во мнѣ интересъ для большевиковъ.
Парчевская бодро зашагала no rue de la Gare.
ХVIII
Въ это воскресенье какъ-то особенно хорошо было молиться въ ихъ скромномъ храмѣ. Ольга Сергѣевна долго стояла на колѣняхъ передъ убраннымъ бѣлыми и желтыми ромашками образомъ и молила о чудѣ. Она вѣрила, что Святая Дѣва, прекрасная не земною, красотою, ея родная "Казанская" пошлетъ ей это чудо просто и не замѣтно. Другiе скажутъ: "случай", но она будетъ знать, что это вымоленное ею чудо.
День былъ жаркiй и солнечный. Природа сiяла. Маленькiй ихъ тупичокъ съ жидкими палисадниками пестрѣлъ цвѣтами. Въ праздничномъ и радостномъ настроенiи Ольга Сергѣевна вернулась домой. Мамочка вынесла старое просиженное соломенное кресло изъ своей комнаты и сидѣла въ немъ въ палисадникѣ. Леночка возилась у газовой плиты. Семейство Боннейлей съ утра куда-то уѣхало. Софи Земпель была у окошка-балкона. Топси растянулась у ногъ мамочки. Она повиляла хвостомъ навстрѣчу Ольга Сергѣевнѣ, но не встала. Очень уже хорошо было лежать на пригрѣтомъ солнцемъ пескѣ.
Ольга Сергѣевна сѣла на каменныя ступеньки крыльца и благоговѣйно, отламывая маленькими кусочками и стараясь не уронить крошекъ на землю, ѣла принесенную ею просвиру.
Мамочка смотрѣла на нее съ иронической усмѣшкой. Эта усмѣшка - ее старалась не замѣчать Ольга Сергѣевна - раздражала ее. Мамочка это чувствовала. Она думала: "сама я ее учила когда-то этому: вотъ вѣдь дура-то пѣтая была! Вѣрила! … Чему тутъ вѣрить? Все теперь наукой объяснено, и ничего ни святого, ни страшнаго нѣтъ. Докторъ лучше здоровье пошлетъ, чѣмъ всѣ эти просвирки". Она наслаждалась, видя, какъ ея дочь краснѣетъ подъ ея взглядомъ.
- Ты бы, Леля, кусочекъ и Топси дала.
Ольга Сергѣевна не отвѣчала. Она старалась скорѣе доѣсть просвиру.
- Ничего что священая. И песъ вѣдь Божiя тварь.