* * *
- …Товарищ генерал, приехал командующий фронтом.
Это уже был голос Шпаго, и не во сне, а наяву. Харитонов вскочил, плеснул на руки и. лицо воды из фляги, утерся носовым платком, расчесал волосы, надел фуражку и приготовился отдать рапорт командующему фронтом.
Выйдя из шатра и не увидев никого, кроме часового, он с недоумением посмотрел на адъютанта.
- Командующий фронтом ждет вас у палатки оперативного отдела!
Возле палатки оперативного отдела, заложив руки за спину, ни на кого не глядя, мерил шагами землю высокий генерал в кожаном пальто. Харитонов начал отдавать рапорт. Командующий фронтом не остановился и не взглянул на Харитонова. Было такое впечатление, что командующему фронтом в этот момент представлялось более важным отсчитывать свои шаги. Он то надвигался на Харитонова, то резко поворачивался к нему спиной с сомкнутыми за спиной руками.
Вдруг он остановился и, не размыкая рук, едва слышно проговорил:
- Потери?
Харитонов ответил, что потери его велики.
- Откуда БЫ это знаете? - рассердился командующий. - Сидите тут, как запорожец за Дунаем… Отсыпаетесь… Маевничаете…
Харитонов хотел было сказать, что у него тяжело ранен начальник штаба, выведен из строя узел связи, что сам он еще не оправился от контузии… что офицеры штаба, посланные в войска, не вернулись… что оборону его лишили глубины и маневренности…
и что удар Клейста во фланг нашей ударной группировке можно было упредить, если бы разведотдел фронта учел сведения, полученные от партизан… И еще о чем-то очень важном хотел он сказать, но удержался: он не любил жаловаться на объективные причины, кроме. того, он понимал, что командующий сейчас не станет их выслушивать.
Командующий фронтом снова повернулся и стал мерить шагом землю. Затем он начал отдавать распоряжения штабным офицерам, как если бы Харитонова тут не было.
- Дайте сюда карту! - обратился командующий фронтом к начальнику оперативного отдела.
Тот подал карту.
Командующий развернул ее на плоской крыше своего автомобиля, начал сличать со своей. Затем он возвратил карту и, садясь в машину, не глядя на Харитонова, проговорил:
- Во исполнение приказа Главкома Юго-Западного направления я отстраняю вас от должности. Сегодня же сдайте дела и выезжайте в Шандриголово!
Когда машина командующего фронтом скрылась между деревьями, Харитонов молча удалился к себе. Шпаго понимал, что Федор Михайлович должен некоторое время остаться наедине со своими мыслями. Прежде чем пойти к Харитонову, он долго одиноко бродил по лесу.
Меньше всего он думал о своей личной судьбе. Должность адъютанта только в его глазах была высокой должностью, а для многих людей, он это знал, такая должность была связана с представлением о человеке небоевом, угодливом и расторопном. "Да, это одно из тех тепленьких местечек, говорили фронтовики, - где человек может, не рискуя жизнью, пользоваться всеми благами, которыми и сам начальник не пользуется!"
Сознавая всю важность своей работы, Шпаго мысленно не раз ловил себя на том, что его тянет в полк, на строевую должность.
Строевая служба была его призванием, да и командование щедро награждало строевых офицеров, а он, Шпаго, за десять месяцев войны не удостоился ни одной боевой награды. Что же он скажет жене и дочкам, когда разыщет их после войны, если он и они останутся в живых? Как сумеет все это объяснить им? "Ты плохо воевал, - скажут они, - раз у тебя нет наград!"
Теперь ему открывалась возможность уйти в полк.
Шпаго представил себе Харитонова, вся жизнь которого была у него на виду. Представил себе, как Харитонов одиноко садится в машину и уезжает один.
"Нет, не могу его оставить, провожу до штаба фронта. Буду с ним, пока все выяснят и разберут!"
Незаметно для себя он вышел на тропу, которая вела в кавалерийский взвод. Лошади стояли под навесом. Шпаго подошел к своей. Она так кротко посмотрела, так ласково дотронулась губами до его руки, что ему сделалось не по себе. Этот кавалерийский взвод был в армии сверхштатным. Шпаго сформировал его из отличившихся бойцов, после того как штаб дважды подвергся внезапному нападению. Взвод, конечно, расформируют. Шпаго не решался сказать об этом кавалеристам. Поговорив о самых обыкновенных вещах, он направился к Харитонову.
По дороге он увидел запыленный вездеход Гущина. Комдив сделал знак шоферу остановиться и, выйдя из машины, справился о здоровье Харитонова. Шпаго отвечал в обычном тоне. Комдив начал издалека вводить Шпаго в курс тех вопросов, с которыми он намерен был обратиться к командующему армией.
- Вам, товарищ полковник, лучше приехать в другой раз и поговорить с новым! - огорошил его Шпаго.
На багровом лице Гущина выразилось сначала недоумение, потом почти одновременно сожаление и озабоченность.
- Ну что ж, капитан, спасибо, что предупредил! - тоном человека, привыкшего к превратностям судьбы, сказал комдив и, помолчав, добавил:-У меня в третьем хозяйстве нет начальника штаба… Давай оформляйся! Если повезет, так через год командовать полком будешь!
Шпаго было обрадовался, но, поразмыслив, сказал, что он сначала должен проводить Харитонова и неизвестно, сколько времени пробудет с ним в штабе фронта.
- Справедливость требует, чтобы я оставался с ним, пока не разберутся в его деле!
- Э, милый, чего захотел! Справедливости! - протяжно проговорил Гущин. - Знаешь, сколько людей на этом свихнулось! Я тоже когда-то этим болел, но эта корь, слава богу, прошла. Их, правдоискателей, много по Руси шаталось. С посохом через наше село брели, от шавок отбивались…
Шпаго уже не раз слышал такие речи от так называемых "мудрых" людей. И всякий раз с ужасом думал, "Неужели и я с годами стану таким? Но вот уже мне тридцать лет, а я по-прежнему невосприимчив к этой "мудрости". Только если раньше я протестовал, оспаривал, переубеждал таких "мудрецов", то теперь я понимаю, что не всегда это уместно".
- Да пойми ты, - продолжал Гущин, - ты же не его человек.
К нему был назначен отделом кадров. А если ты покажешь излишнюю к нему приверженность, к тебе будут относиться с недоверием при новом. И мне уже тебя взять не придется. Ну, в общем, решай!..
Гущин сел в машину. Мотор затарахтел, и вездеход начал разворачиваться.
- Товарищ полковник! - с волнением заговорил Шпаго. - Возьмите к себе мой конный взвод… Жаль, если его расформируют…
Вы знаете, какие там люди, а лошади какие!..
- Стой! - резко остановил Гущин шофера. - Это надо обмозговать… Это дело стоящее!
Когда Шпаго вошел в палатку и молча остановился у входа, Харитонов некоторое время не замечал адъютанта.
Увидев его, нахмурил брови и, не поднимая глаз, глухо проговорил:
- Ну вот, капитан, мы с тобой уже не командуем армией…
Пусть Миша готовит машину в Шандриголово. Давай простимся.
- Я вас не оставлю, товарищ генерал! - воскликнул Шпаго.
Харитонов недовольно поморщился.
- К чему это? - с досадой проговорил он. - Ты адъютант командующего армией, а не мой личный адъютант. Мне теперь адъютант не положен. Знаешь, что меня ждет?
- Что бы вас ни ожидало, я поеду с вами. Провожу вас! - настойчиво повторил Шпаго. - Я, правда, небольшого звания человек, но я коммунист, и с моим мнением не могут не посчитаться.
Честь ваша будет восстановлена!
- Ты думаешь? - оживился Харитонов.
Лицо его, - мгновенно просветлев, снова нахмурилось.
- Слушай, капитан, если на то пошло, буду с тобой откровенен, как всегда. Мне не безразлично, в каком звании бить врага.
Мизинцем или кулаком. Но ты видишь, что кулаком я не справился. Давай распорядись отъездом. А я пойду прощусь с сослуживцами.
Прощание было недолгим, Харитонов, ничем не выдавая своего волнения, держался просто. Он сказал, что и при новом командующем каждый должен отдавать свои силы и способности на разгром врага, как и при нем.
- Служим Родине, а не лицам… - напомнил он. - Честь Девятой армии должна быть восстановлена. Всю ответственность за это поражение беру на себя. Вам выражаю благодарность за честную службу. Как бы ни решилась моя судьба, одного права своего не уступлю - права защищать Родину в любом звании, пока бьется в груди сердце, пока голова на плечах!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
В Шандриголове, где располагался в это время штаб Южного фронта, Харитонов, избегая встреч с бывшими сослуживцами, проехал прямо к коменданту и, позвонив от него в приемную командующего фронтом, доложил с своем прибытии. Старший офицер для поручений при командующем сказал, что о его прибытии будет доложено и о. дне приема он будет извещен. Шпаго тем временем договорился о квартире. Это был домик на окраине села с большим яблоневым садом. Легкие пушинки носились в жарко нагретом воздухе, перелетали с яблонь в степь. Дети обступили машину.
Харитонов, разостлав бурку на траве под яблоней, принялся развлекать их. Достав цветные карандаши "Тактика" и несколько пустых коробок от папирос "Аэлита", он живо набрасывал на внутренней стороне коробок красочные эскизы.
Ночь он провел без сна, обдумывая предстоящее объяснение с командующим фронтом. Но чем больше он думал, тем сбивчивее становились его мысли. Он вдруг почувствовал, как начало покалывать и нестерпимо ныть сердце. Он пробовал зажать его рукой, прижать к подушке, но оно не унималось. Боль сделалась невыносимой.
Лишь утренний короткий сон немного освежил его.