Съ этой работой провозились часа два. Мантыкъ висѣлъ все это время спокойно. Онъ разодралъ въ кровь ладонь, но это его не смущало. Послѣ той вышины, на которой онъ былъ, - эта, почти половинная, казалась ему не такъ уже страшной. Крюкъ прочно захватилъ поперечныя проволоки и стремянка висѣла хотя и криво, но надежно.
Наконецъ, стало медленно скользить надъ головою Мантыка проволочное кольцо съ продернутой въ него веревкой. Веревка подошла къ Мантыку и онъ закрѣпилъ ее на стремянкѣ.
- Готово! - крикнулъ онъ… - Ça va!
На второй мачтѣ застучала лебедка, наматывая канатъ. Онъ натянулся, крюкъ ослабѣлъ, и Мантыкъ ударомъ молотка сбилъ его съ сѣти. Стремянка качнулась и стала медленно подниматься къ верхнимъ канатамъ. Еще черезъ нѣсколько минутъ Мантыка подтянули къ мачтѣ и онъ сталъ спускаться на землю.
Когда онъ коснулся ногами твердой земли, ему показалось, что онъ упадетъ. Ноги затекли и голова кружилась. Точно земля ходила подъ нимъ. Но онъ ухватился за край лѣстнички и сдѣлалъ видь, что поправляетъ ботинокъ.
Инженеры и рабочіе окружили его.
- Ну какъ?.. Вы не ушиблись? Не ранены?
- Ничего, - отвѣтилъ Мантыкъ.
- У васъ руки въ крови.
- Пустяки.
Мантыкъ слизнулъ съ ладони кровь. Мантыка взяли подъ руки и повели въ казарму. Тамъ былъ приготовленъ завтракъ и вино. Инженеры были не на шутку обезпокоены случившимся. Особенно волновался старшій изъ нихъ.
- Это ужасно! Это ужасно! - повторялъ онъ. - Какъ могъ лопнуть стальной, испытанный канатъ?
Мантыкъ вслушивался въ его рѣчь и, прожевывая большой кусокъ хлѣба съ масломъ и кускомъ говядины и запивая его краснымъ виномъ, сталъ объяснять на своемъ русскофранцузскомъ языкѣ. Его слушали внимательно.
- Mais c'est trиs facile… Vous comprenez: - заѣло… - Мантыкъ покраснѣлъ, ища слова, - крюкъ заѣло - ni ici - ni la, - ни туда, ни сюда… А тамъ крутятъ… Ну и лопнулъ. Capoute… Mais èa n'est rien… Tout de suite prolongeons travail. Moi tout fini. Moi pas peur du tout… Это все пустяки… Ничего!.
- Ni-tsche-vo! - повторилъ инженеръ. - Quel brave… - и сталъ объяснять Мантыку, что они ему заплатятъ за тотъ рискъ, которому онъ подвергался, за порѣзанную руку.
Мантыкъ смутился, сталъ совсѣмъ бурымъ и, мигая маленькими глазами, сталъ говорить уже прямо по русски.
- Да что вы, милые люди. Вотъ, ей Богу, право! Да за что платить-то! Это же всегда можетъ быть. Развѣ же я пойду куда жаловаться? Я не понимаю это. Да ну васъ…
И заторопился кончать работу.
XIX
ПРЕЖДЕ ВСЕГО КЪ БОГУ
Вечерѣло. Туманъ мелкою капелью спустился на землю. Стала сырою трава. Наверху открылось зеленоватое ясное небо. Надъ холмами печальная и стыдливая загоралась одинокая звѣзда.
Мантыкъ закрѣпилъ послѣдиее звено сѣти, собралъ инструментъ и медленно сталъ спускаться сзади рабочаго со второй мачты. Стремянку сбросили внизъ. Въ серебристомъ сіяніи яснаго вечера таинственно блестѣли натянутыя проволоки сѣти. Работа была кончена.
Мантыка пригласили въ контору. Ему предложили росписаться въ томъ, что онъ получилъ за работу, согласно съ условіемъ, двѣсти сорокъ франковъ по тридцати франковъ за часъ, за восемь часовъ работы, и что онъ никакихъ претензій къ обществу не имѣетъ. Мантыкъ бойко и привычно росписался.
"Ну", - думалъ онъ. - "Вотъ и начало положено… А тамъ Богъ дастъ еще что подвернется. Еще наработаю".
Онъ досталъ свой старый кожаный бумажникъ, въ которомъ возилъ хозяйскія деньги и квитанціи и сталъ укладывать въ него деньги. Двѣ пестрыя сотенныя и четыре голубенькія десятифранковки. Инженеръ подалъ Мантыку еще два большихъ лилово-розовыхъ тысячныхъ билета.
- Пока вы работали, - сказалъ онъ, - я переговорилъ съ правленіемъ нашего общества и оно постановило выдать вамъ за перенесенныя вами страшныя минуты награду въ двѣ тысячи франковъ.
Двѣ тысячи франковъ! Мантыку казалось, что все это во снѣ. У него загудѣло въ ушахъ, точно Московскіе колокола подняли тамъ перезвонъ… Двѣ тысячи!.. Лилово-розовыя, крѣпкія, шуршащія новыя бумажки были въ его рукѣ.
- Да за что же? - пробормоталъ Мантыкъ… - Mais èa, je vous assure - il ne faut pas… C'est sont de bкtises….
Онъ растерянно держалъ въ рукѣ бумажки, не зная, что съ ними дѣлать.
Ну развѣ не чудо было съ нимъ?
Инженеръ самъ сложилъ ему ассигнации и положилъ въ его бумажникъ.
- Ça-y-est!..
- A, èa-y-est, èa-y-est, - повторилъ Мантыкъ. - Ей-Богу, не за что… Ну - merci, beaucoup merci…
А въ головѣ гудѣли колокола, ликующій хоръ пѣлъ что-то праздничное и торжественное и ногъ не чуялъ подъ собою Мантыкъ.
Въ одинъ день онъ завоевалъ, заработалъ Африку. Въ этихъ деньгахъ было все, что было ему нужно. И ружье, и всякая охотничья справа, и билеты желѣзной дороги, и дѣдушкѣ на прожитіе. - Все свершилось такъ, какъ онъ просилъ у Бога.
Теперь по волнамъ пойдетъ, не боясь, догонитъ Колю. "Не бойся, родная Галинка, не съѣдятъ твоего Колю львы - я буду при немъ невидимо, непримѣтно и неотступно!"
Инженеры забрали Мантыка съ собою въ автомобиль и повезли въ Парижъ.
Мелюнское шоссе встрѣтило ихъ душистою сыростью. Автомобильные фонари бросали призрачный свѣтъ на пестрые облѣзлые стволы платановъ, отражались въ мокромъ, черномъ, блестящемъ гудронѣ. Сухіе листья, точно живые, вспархивали отъ быстраго хода машины и летѣли, крутясь въ воздухѣ. Когда они попадали въ свѣтъ фонарей, вспыхивали желтыми, зелеными и красными прозрачными огнями. Промчались подъ желѣзнодорожнымъ віадукомъ и прямо, прямо, какъ-то сразу надвинулись на рѣку. Потянуло рѣчною сыростью, полосами рябили въ водѣ отраженія пароходныхъ огней.
У каменной будки мѣняли ярлыкъ и опять неслись уже мимо высокихъ домовъ. Все ярче загорались кругомъ огни вывѣсокъ, больше становилось народа и такси, тише бѣгъ машины. Какъ - то незамѣтно они влились въ точно рѣкою текущую массу машинъ на улицѣ Риволи, и заиграли кругомъ волшебные огни электрическихъ рекламъ. Красная стрѣла, изгибаясь, вспыхивала и, какъ живая, шла, стремясь ударить въ улицу, тамъ налитая фіолетовой огненной жидкостью сіяла дивная рамка, тамъ весь фасадъ дома горѣлъ огнями.
На площади Этуаль Мантыкъ попросилъ его отпустить и, выйдя и оставшись одинъ, гордо пошелъ по бульвару.
Обладатель двухъ тысячъ двухсотъ сорока франковъ!
Онъ чувствовалъ себя милліонеромъ. Теперь ему все можно.
Но прежде всего къ Богу!
Будничная вечерняя служба окончилась. Въ церкви гасили огни. Человѣкъ пять бѣдно одѣтыхъ людей стояли въ первой половинѣ, ожидая заказной панихиды. За царскими вратами было темно и, какъ та одинокая звѣздочка, что только что видѣлъ Мантыкъ, спускаясь съ мачты, - сверху, у иконы, горѣла лампада.
Мантыкъ прошелъ влѣво, къ "своему" образу, туда, гдѣ Христосъ шелъ по водамъ, уча людей вѣрить во всемогущество Божіе и въ силу вѣры. Онъ опустился на колѣни. Въ синей рабочей блузѣ, отсырѣвшей на воздухѣ, съ растертой въ кровь рукой, блѣдный, усталый, но счастливый, съ пылающимъ сердцемъ склонился онъ передъ Тѣмъ, Кто даровалъ ему по его молитвѣ чудо.
Онъ не зналъ, какъ молиться. Но едва нагнулъ голову, сами собой вошли въ душу заученныя имъ отъ Селиверста Селиверстовича дивныя слова девяностаго псалма:
- "Ангеламъ Своимъ заповѣсть о тебѣ, сохранити тя во всѣхъ путехъ твоихъ".
- "На рукахъ возмутъ тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою".
И точно: - Ангелы подхватили его, когда сорвалась и съ жуткимъ гуломъ полетѣла на землю стремянка.
Мантыкъ молился дальше и видѣлъ въ каждомъ словѣ псалма великое откровеніе:
- "На аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змія"…
Мантыкъ повторилъ про себя еще и еще разъ: - Попереши льва… льва… льва!..
Стало такъ спокойно и ясно у него на душѣ. Будто все открылось и стало понятно. И уже зналъ, что и когда будетъ дѣлать.
Умиленный и освѣженный, съ омытой молитвою душою Мантыкъ всталъ, перекрестился, низко поклонился Христу - онъ видѣлъ Его въ эту минуту не изображеннаго на холстѣ, но живого, все понимающаго и сочувствующаго ему, - и пошелъ изъ храма.
Куда теперь? Къ кому отъ Бога?
Конечно: - къ дѣдушкѣ.
XX
СБОРЫ
Когда Мантыкъ ѣхалъ на метро къ дѣдушкѣ, онъ обдумывалъ - сказать все сразу, или подготовить дѣдушку раньше, а потомъ, уѣзжая, извѣстить его письмомъ. Мантыкъ уже твердо рѣшилъ: - онъ завтра же съ тѣмъ же вечернимъ поѣздомъ, съ какимъ поѣхалъ Коля, и уѣдетъ.
Дѣла было: - уйма.
Поговорить съ дѣдушкой: - это сегодня. Завтра утромъ - ружье, припасы, намѣнять на золото деньги. Попросить у Александра Ивановича подходящую карту. "Все концы-то какіе! Улица Тюрбиго у площади Республики, гдѣ Мантыкъ видѣлъ магазинъ съ прекрасными бельгійскими ружьями - оттуда въ Отей - это часъ одной ѣзды… Потомъ на Гаръ-де-Ліонъ… Въ полдень надо заѣхать къ Галинкѣ въ пансіонъ, потомъ… потомъ…"
Кружилась голова. Казалось, что онъ ничего не успѣетъ сдѣлать.
"Надо положиться на Бога. Богъ поможетъ"….
Дѣдушка поджидалъ Мантыка со скромнымъ ужиномъ..
- Припоздалъ, Абрамъ, - сказалъ онъ.
- Есть, дѣдушка… Работы было много… Да вотъ что я надумалъ, дѣдушка.
- Что, родной?