- Да не поедет она ночью, я тебе говорю, - с раздражением уж сказала тетенька, помолчала и добавила: - Как же это ночью она с ними поедет... Пять мужиков везет, двух баб, да еще детей с ней сколько - и поедет она ночью... Я и то боюсь, - вот что не едет-то она, - не случилось ли уж чего с нею...
Староста переступил с ноги на ногу, переложил руки, кашлянул и, видимо, ждал дальнейших сообщений, - хорошо не понимая, что же такое могло с ней случиться.
- Здесь народ-то сам знаешь какой, - продолжала тетенька, опять помолчав несколько.
- Да, это уж известно, - отозвался староста.
Так тетенька и не выговорила, что она боится, уж не убили ли Мутовкину. Я помню, мне ужасно хотелось услыхать, как она это скажет... чтобы она это сказала... Но она так и не сказала все-таки.
Только староста теперь понял, после ее последнего намека, вздохнул и тихо кашлянул.
- Ты вот что: ты сегодня не езди. Так и быть, ты уж подожди ее. Может, завтрашний день-то она подъедет. Она, я думаю, в городе с купчей замешкалась. Тут она мужа на днях присылала, просила узнать, не куплю ли я еще - еще две семьи продаются, - так я велела, если по той же цене отдадут, купить уж заодно и их...
- Слушаю-с, - ответил староста. - Уж известно, заодно их везти, одни хлопоты, что больше две семьи, что меньше.
- Да... Так, - раздумывая что-то, ответила тетенька. Помолчала еще и сказала: - Ну, так иди покамест. Завтра, как приедут, придешь...
- А подводы-то откуда мы возьмем? - вновь заговорил староста.
- Я здешние дам.
- Народ тоже нужен будет... везти-то их... и для караулу тоже...
- Ну, это завтра увидим.
Староста постоял немного еще, поклонился и сошел с балкона.
X
Утром на следующий день я проспал должно быть или уж не знаю почему, но только нянька все торопила меня умываться, говоря, что все давно уж встали, и вдруг совершенно неожиданно сказала:
- Тетенька уж и так заждались, - она очень любила сама разливать чай и всегда и везде это делала, когда приезжала куда, - им некогда, оне и то торопятся идти сейчас.
- Куда? - с удивлением спросил я.
- По делам своим... Смотреть этих купленных-то, что Анна Ивановна привезла.
- Их привезли? Когда?! - воскликнул я.
И я почувствовал, что у меня в голове мыслей, мыслей без конца: "Когда? Как? Куда их поместили? Где они?.." Я стоял с намыленными руками, и, что говорила нянька, я ничего уж не слыхал.
- Где же они? Как же это? - спрашивал, повторял я.
Кое-как, наскоро умывшись и одевшись, я поспешил на террасу, где мы обыкновенно пили летом утренний чай.
Там еще сидели тетенька и с ней Анна Ивановна, загорелая, запыленная с дороги, в ситцевом темненьком платьице, и с необыкновенным оживлением, разводя руками, как бы показывая что, говорила, рассказывала что-то тетеньке.
Тетенька слушала ее с довольной, то есть холодной, сухой своей улыбкой, только более оживленной теперь, как всегда это бывало с нею, когда ей приходилось, несмотря на препятствие или общее сомнение, все-таки восторжествовать наконец.
На мгновение оглянувшись на меня, при моем появлении, она взяла чайник и начала наливать мне чай, вся поглощенная тем, что рассказывала ей Мутовкина.
Сестры и гувернантки уж не было за чайным столом. Они гуляли - мне было их видно с террасы - в саду.
Я поздоровался, то есть поцеловался, с тетенькой и сел, пододвинув к себе свою чашку.
Мутовкина рассказывала, а тетенька слушала, совершенно позабыв обо мне, не обращая никакого внимания на то, что я тут сижу.
Мутовкина рассказывала, как она выезжала вчера с своей кладью из города и как на нее, ехавшую со всеми вместе, тоже в телеге, все смотрели...
- И еду это я ранним утром по Дворянской, а губернатор навстречу... Я так, знаете, благодетельница... вся вот этак, вот этак...
- Что ж он мог бы сделать?.. Ничего: закон есть, - спокойно, с презрительной улыбкой заметила ей тетенька.
- Его в этот день встречали... На ревизию он приезжал. Чиновники-то все вот как... зуб на зуб не попадут... Боятся... чувствуют все за собою... Улицы песочком посыпаны... А я-то с добром этим своим навстречу прямо ему...
- Ничего, ровно ничего он не мог бы сделать, - повторяла тетенька.
- Ах, благодетельница, вы по себе это судите, а я что? Что я ему? Маленький человек... А впереди меня-то на трех подводах людей скованных везут... ребят малых... стон... вой... плач... за ребятами-то матери бегут, голосят... Раиса Павловна-то как продавала, обещала не позволять матерям провожать ребят, а там, видно, позволила, - они бегут за телегами-то - в голос голосят... Только он, губернатор-то, спал еще, должно быть, в карете, рано еще было, часов в шесть мы выехали-то; а увидь он, наверное остановился бы...
- Ну и все равно ничего не взял бы. Закон есть на это. Господин волен своего раба кому угодно продать и купить тоже, если пожелает, - стояла на своем тетенька.
- Страшно уж мне-то тут стало. И зачем, думаю, я, дура, по другой улице не поехала. Ведь знала я, что ждут сегодня губернатора-то, и видела песочек на улице... Ну вот как отнял кто у меня разум...
- Нет, это вздор, а я боялась, как бы ты, в самом деле, ночью сдуру не выехала из города-то. Подгородный народ известно какой...
- Побоялась, побоялась, благодетельница... И вчера-то, едем, припоздали... Нет, думаю, не поеду ночью, лучше в Ивановке заночую... Скованных-то мужиков заперла в сарай на постоялом дворе, баб тоже. А детей собрала к себе, полеглись это они все вокруг меня, устали с дороги и сейчас поснули... А я-то сама заснуть не могу... Ну что хочешь - не могу, да и только. Чуть что стукнет или скрипнет, кажется мне, что идут ко мне, убить меня хотят - да и все тут... На дворе лошадь захрапит, собака цепью зазвенит, кажется, мужики мои посломали кандалы, идут ко мне, убить хотят...
- Глупости какие. - презрительно улыбаясь, сказала ей на это тетенька.
- Ох, уж не забуду я этого раза, набралась я страха. Сколько уж раз я их возила, а такого раза еще не бывало... И все раз от разу хуже и хуже становится с этим делом... Прежде народ другой совсем был, а теперь лица-то у всех зверские какие. Смотрят это на тебя, куда приедешь, так, кажется, чем попало сейчас бы тебя, тут же на месте, и положили...
- Глупости, все это кажется только тебе.
- Нет, благодетельница, нет, не кажется... И но дороге-то, и днем едешь с ними, - выедешь в глухое место, далеко от жилья, лесок где или овраг какой - и то я ни жива ни мертва. Ну что я одна поделаю с ними? На подводчиков да на караульных какая уж надежда...
Тетенька при этом пожала плечиками - не понимаю, дескать, - и протянула ручку к лежавшим перед нею каким-то деньгам и бумагам. Она молча сосчитала деньги, развернула по очереди одну за другой бумаги, подержала их и опять все сложила в кучу.
- Верно? - проговорила Анпа Ивановна.
- Кажется, - отвечала ей тетенька.
- Пойдете посмотреть-то их? - спросила Мутовкина.
- Да, пойду, - отвечала тетенька, взяла со стола бумаги, сдачу и поднялась, намереваясь уйти.
Во мне дыхание сжалось, сердце часто-часто билось.
"А ну как она не возьмет меня с собою, не позволит?"
- Тетя, ты куда? - спросил я.
- Так, недалеко. До каретного сарая... Они там, ты говоришь? - обратилась она к Мутовкиной.
- Там, благодетельница, там...
- Тетя, голубчик, ну возьми меня с собою, - жалобно-ласково сказал я, как я никогда не говорил ей. - Ну, пожалуйста...
Она совсем рыбьим взглядом посмотрела на меня и по-рыбьему же, если бы рыба улыбалась, улыбнулась.
- Ну, пожалуйста... - снова начал было я и вдруг вздрогнул под этим ее взглядом.
- Ты что? Что с тобою?.. - остановилась она.
"Ну, все пропало, теперь не возьмет меня", - мелькнуло у меня на мгновение в голове.
Но она, должно быть, иначе объяснила это себе, то есть тем, что это у меня случилось оттого, что я так прошу ее, а она не соглашается...
- Ну, иди... - проговорила она.
Я взглянул в сад. Гувернантка и Соня были далеко. Бежать за ними было уж некогда, да Анна Карловна, узнав, куда мы идем, пожалуй, восстала бы против этого, не пустила бы меня... Помню, у меня шевельнулось какое-то угрызение совести против сестры - как же это так: я пойду, все увижу, а она нет, и я точно это тайком от нее делаю... Но я до такой степени был нервно возбужден, так боялся, что мне не удастся увидать скованных людей и этих купленных и привезенных "разных" детей, что эта мысль - угрызение совести - только мелькнула у меня на мгновенье в голове и сейчас же прошла - в виду грозившей опасности ничего не увидать...
XI
Тетенька накинула на голову розовый шелковый платочек, распустила зонтик от солнца - день был солнечный, жаркий, - и мы втроем, то есть еще Мутовкина и я, вышли на крыльцо.
До каретного сарая от дома было шагов двести, если не больше: конюшня, при которой был этот сарай, стояла у самого выезда со двора. Мы шли туда прямиком, по мелкой зеленой траве, которая обыкновенно растет на чисто и опрятно содержимом пространстве в усадьбе перед домом. Из флигелей, из изб, в которых жили кучера и прочие дворовые, на нас выглядывали лица, догадавшись, вероятно, куда мы идем. И мне - живо я это помню - неловко как-то было идти, точно я будто тоже с ними в этом участвую, то есть вот с тетенькой и Мутовкиной...