- Да, вам! С сыном Бисмарка!
- Я всюду спотыкаюсь об имя Бисмарка, - сказал Горчаков, входя.
Однако предуведомим читателя. Возможно, слова и поступки Наталии Тайсич, о которых вы прочтёте дальше, могут создать впечатление, что с виду она крупное, тяжеловесное, нахальное и чрезвычайно голосистое существо. Это будет неправильно. Перед вами хрупкая, нежная девушка, почти ребёнок, с пылающими огромными глазами, передающими её внутренний жар и силу. Все её выходки производили на окружающих веяние восхитительного и тёплого ветерка, а отнюдь не вихря, а того более, смерча. Над нею не судачили - её все любили, и, кажется, она понимала это и чуть даже играла этим.
- Ваша светлость! Я - Наталия Тайсич, дочь сербского общественного деятеля. Мой отец болен. Я помимо его воли приехала к вам! Вы знаете, сербских представителей не пустили на конгресс?
- Знаю, и весьма сожалею, сударыня.
- Нас! Мы первыми подняли оружие против турок, нам - я уже не говорю о территории! - нам даже не дали часу, чтобы выслушать наши пожелания. А болгарам дали всё!
- Если, по-вашему, сейчас много дали Болгарии, а мало Сербии, то придёт время, когда мало дадут Болгарии, а много Сербии. Политика имеет одно драгоценное преимущество - она вознаграждает ожидание и веру в свои силы.
- Мы ждём справедливости, а её нет и нет!
Горчаков подошёл к столу и указал на икону, стоявшую там.
- Эта икона - изображение моего предка, святого Михаила, князя Черниговского. Семьсот лет тому назад в Золотой Орде его поставили перед статуей Чингисхана и сказали: "Поклонись". Его замучили насмерть, но он не поклонился…
- И прекрасно сделал! - воскликнула Наталия.
- Значит, вы, сударыня, не думаете, что славянство здесь - как в Золотой Орде, и статуи Бисмарка, торчащие на каждом берлинском углу, - статуи немецкого Чингисхана? Если вы так не думаете, то вы дождётесь справедливости и победы!.. Господин Тайсич серьёзно 6олен?
- Он болен тем, что его не пустили на конгресс, а вы, ваша светлость, тем, что вас пустили.
- Ваша радость жизни, - князь говорил любезно, - сударыня, лечит мои немощи. Надеюсь, что она также благотворно подействует на здоровье вашего отца.
Наталия произнесла с горечью:
- Ах, ваша светлость! У моего отца ещё вдобавок и конская болезнь!..
- Вот как! Это что - серьёзное заражение?
- Мадемуазель не совсем ясно выражается по-русски, - пояснил Ахончев. Она хотела сказать…
- Я хотела сказать, ваша светлость, видели ли вы конюшни австрийского уполномоченного графа Андраши?
- Граф Андраши большой знаток и любитель коней, - подтвердил Горчаков.
- Видели ли вы знаменитого чёрного рысака с белой отметиной на лбу?
- Август? Великолепный конь!
- Каких он кровей, по мнению вашей светлости?
- Несомненно английских.
Наталия повернулась к Ахончеву:
- А по-вашему, капитан-лейтенант?
- Раньше я думал - немецких. Теперь более склонен к мнению их светлости, как и к мнению английского военного атташе.
- Граф Герберт, сын Бисмарка, уверен, что конь немецких кровей.
- Это чрезвычайно любопытно! - Горчаков едва сдерживал зевоту.
Наталия не видела этого:
- И граф Герберт торгует у графа Андраши этого коня. Спор этот, широко известный в дипломатических кругах не менее, чем споры на Берлинском конгрессе, заинтересовал наше семейство. Дело в том, что мой отец тоже любитель лошадей. Он вырастил рысака сербской крови. Это был конь удивительной резвости и ума…
- Был? Он - скончался? - полюбопытствовал канцлер, чуть не зевая.
- Нет. В Сербию приехал год тому назад богатый русский коннозаводчик Ахончев. Его отец, - указала Наталия. - Господину Ахончеву чрезвычайно понравился наш конь. Он предложил отцу продать его. Отец не соглашался. Я тоже. Но когда господин Ахончев сказал, что на этом коне русский фельдмаршал въедет в Константинополь, мы продали коня. За бесценок!
Горчаков, отвернувшись, всё-таки зевнул:
- Чрезвычайно любопытно.
- Мы полагали, что рысак наш стоит в лагере русских войск в Адрианополе, ожидая решения Берлинского конгресса. И вдруг - описания Августа в газетах, фотографии, рекорды, которые он дает… Не наш ли это Гордый, подумали мы? Но тут ещё затруднение. Мой отец русской ориентации, он не мог пойти в австрийское посольство. Австрийцы сразу подумают, что сербы склоняются к ним…
- Совершенно верно.
- Тогда мой отец захворал, а я попросила капитан-лейтенанта проводить меня в австрийское посольство посмотреть коня. Ведь не могут же подумать австрийцы, что я пришла к ним для дипломатических переговоров?
- Можете быть вполне спокойны, сударыня.
- Одновременно с нами пришли граф Герберт и английский военный атташе. Они спорили о кровях… раскрывают ворота конюшни. Я сжимаю под пелериной нож…
- Позвольте, почему нож?
- Конь, которого я кормила хлебом и овсом, поила водой из нашего родника, будет стоять в австрийской конюшне?! Да что вы, ваша светлость! Я его решила заколоть. Думаю, крикну: "Гордый", он обернётся, и я его - в шею ножом, вот так!
- Такого коня? - Горчаков притворно закрыл рукой глаза, но весело смотрел меж разомкнутых пальцев. - Ужасно.
- Ворота распахнуты. "Гордый", - кричу я. Конь повёртывает ко мне голову. Он! Я бросаюсь с ножом. Но в это время граф Герберт кидается на меня, хватает за плечо, я его за горло, он хрипит…
- Сударыня, у вас страшный характер.
- У нас в горах все девушки такие, ваша светлость.
- Тогда надо мечтать, чтоб ваши горы подольше были неприступными. И что же, зарезали вы графа Герберта? - старик отнял руку от лица.
- Нет.
- Очень жаль.
- Не правда ли, ваша светлость? Его нужно убить. Он отвратителен. У гадкого венгерца ещё более гадкий немец хочет купить сербского коня. Я сожалею, что капитан-лейтенант отнял у меня графа Герберта, хотя, правда, он помял его порядком.
- Вот как! Капитан-лейтенант Ахончев, вы не должны мять сына Бисмарка. Это уже дипломатическое осложнение, в дни конгресса переходящее в конфликт.
- Я не мял его, ваша светлость. Я взял его за шиворот и отбросил.
- На сколько шагов?
- Шагов на десять, ваша светлость.
- А, на десять. Отброшенный на десять шагов немец не изомнётся, его надо отбросить верст на пятьсот от его границы, тогда он кое-что поймёт.
- И опять вы правы, ваша светлость, - восторгалась Наталия. - Ах, как приятно вас слушать! Капитан Ахончев оскорблён, он должен вызвать графа Герберта на дуэль и убить его. И тогда, капитан, я отдам вам моё сердце, а убитого вашего врага буду топтать ногами!
- Сударыня, у меня есть невеста.
- Я самая красивая и самая богатая невеста в Сербии. Я царской крови. А кто ваша невеста?
- Вы знаете её. Это графиня Развозовская.
- Да, она красивее меня и богаче. Значит, вы не будете драться с графом Гербертом? Какая я несчастная! - Девушка заплакала.
- Сударыня, - сказал Горчаков, - разрешите мне успокоить вас. Капитан-лейтенант Ахончев будет драться.
- Тогда, ваша светлость, вы должны устроить так, чтобы я обязательно присутствовала на дуэли.
- Да, да. Я приготовлю вам билет в первом ряду.
- А где это будет происходить?
- На площади, перед Зимним дворцом. Я пришлю вам билеты. До свидания, сударыня, Капитан-лейтенант несколько задержится у меня, а вы при вашей решимости совершенно безопасно можете передвигаться по Берлину.
- Я никого не боюсь. Спасибо за внимание, ваша светлость. До свидания, капитан. Вы убьёте графа Герберта, я уверена!..
Наталия ушла.
Горчаков подождал, пока двери закрылись:
- Приятно, что славянские народы входят в среду европейских, но если они всюду будут входить с таким же шумом, как эта девица, то Европе придётся поохать. Садитесь, голубчик. Итак, вы в неё влюблены? Но ведь она помимо всего прочего совершенно невежественна, она не знает, что такое Зимний дворец!
- Я, ваша светлость, не влюблён. А она не столь невежественна, она взволновалась и не поняла вашей шутки.
- Шутки? Мне сейчас не до шуток, господин офицер. Сейчас вы поедете к себе и подумаете, каких секундантов послать к графу Герберту.
- Но, ваша светлость…
- Вы, я знаю, прекрасно бьётесь на шпагах, а того лучше стреляете?
- Если бы не умел биться на шпагах и не отличал бы курка от дула, я и тогда б не боялся дуэли, ваша светлость. Я опасаюсь, как вы изволили заметить, дипломатических осложнений.
- О, в Берлине столько дуэлей. Немцы их не замечают.
- Но, ваша светлость, если я убью сына Бисмарка?
- У него их много. До свидания, капитан-лейтенант.
Как только Ахончев покинул кабинет, тотчас же растворились двери в гостиную, и поспешно вошли Развозовская и Ахончева.
- Какой смелый офицер! Как предан России и славянству. Его слова заставляют меня передумать моё решение о невозвращении в Россию.
- Покойный мой муж относился, я вижу, к своему сыну пристрастно. Я должна исправить ошибку своего мужа и воспользоваться правами второй матери. Во-первых, он не должен драться на дуэли, ваша светлость…
- Простите, Ирина Ивановна, - перебила Развозовская, - он, разумеется, не должен драться, но какая же вы ему мать?! Он старше вас! Я ему невеста, и именно я должна заботиться о нём. Признаюсь, я не понимала его…
Вошёл слуга и объявил:
- Их светлость, лорд Биконсфильд.
Горчаков обрадовался:
- Приехал? Проси скорей, Да вот что, Лаврентий. Если я тебя крикну два раза: "Лаврентий, Лаврентий", ты не приходи. Приготовь чай. Карту, Нина Юлиановна.
- Какую карту, ваша светлость?