Один час в кафе
Труднее всего угнаться за веком. Только что ты, запыхавшись, догнал его, оседлал, как следует, вспрыгнул и поехал на нем, - как он снова делает скачек, сбрасывает тебя и снова, сломя голову, мчится вперед, а ты плетешься сзади - усталый, сбитый с толку, ничего не понимающий.
Все это время я думал, что не отстаю от века, а на днях мне пришлось с горечью убедиться, что это резвое животное снова оставило меня далеко позади.
* * *
Недавно я зашел в первое попавшееся кафе на Невском.
Цель у меня была весьма скромная, но достойная всякого уважения: выпить стакан кофе. И только.
Оказывается, что в 1915 году это не считается целью. Это только средство. Не успел я усесться за столиком, как какой-то не особенно щеголевато одетый господин, чахлый и запыленный, подошел ко мне и, положив руку на край стола, спросил, таинственно озираясь по сторонам:
- Рубашки есть?
- Есть, - ответил я немного удивленный выбранной им темой разговора при столь поверхностном знакомстве со мной.
- Продаете?
- Нет, зачем же, - с достоинством ответил я. - Мне самому нужны.
- Жаль. А то бы дело сделали. Термометры вам нужны?
- Какие термометры?
- Обыкновенные, лазаретные.
Тут я вспомнил, что у меня дома не было ни одного термометра. "Заболеешь еще, - подумал я, - нечем и температуру смерить".
Это соображение заставило меня ответить с полной откровенностью:
- Нужны. Сколько?
- Что сколько?
- Термометров. Предупреждаю, что у меня немного. Могу предложить 120 гроссов.
- Господи Ииcyce! На что мне столько! При самой тяжелой болезни я обойдусь одним.
Он в ужасе поглядел на меня, отшатнулся и поспешно отошел к самому дальнему столику.
Другой господин, толстый, упитанный, в песочного цвета костюме, подошел ко мне в ту же минуту. Приблизил ко мне отверстый тяжело дышащий рот и вполголоса спросил:
- Свинцовыми белилами интересуетесь?
- Нет. - проверив себя мысленно и не колеблясь, отвечал я.
- Дубильную кислоту имеете?
Мне надоели его бессмысленные вопросы и приставания; чтобы отделаться от его предложений, я решил прихвастнуть:
- Имею.
- Много?
- Сто пудов, - тупо уставившись в стакан с кофеем, буркнул я.
- Беру.
- Как так берете?
- Продаете вы ее?
- Что вы! Как же я могу продать… Она мне в хозяйстве нужна.
- Простите, - с уважением склонился передо мной господин песочного цвета. - У вас кожевенной завод?
- Три.
- Очень приятно. Почем у вас пуд выделанной, для подметок?
- Пятьсот рублей.
Господин испуганно запищал, как резиновая игрушечная свинья, из которой выпустили воздух, и в смятении уполз куда-то.
Если он был сбить с толку и растерян, то и я был сбит с толку и растерян не менее его.
Я ничего не понимал.
Третьего господина, подошедшего ко мне, обуревало лихорадочное любопытство узнать, интересуюсь ли я ксероформом.
- Нет, - нервно ответил я и иронически добавил: - А вы подковами интересуетесь?
Он ни капельки не обиделся и не удивился.
- Помилуйте! С руками оторву. Сколько у вас кругов?
- Сорок тысяч.
- Чудесно. А почем?
- По тысяче сто.
- За тысячу?
- Конечно. А то за что же?
- Сбросьте по три сотни.
- Не могу.
- Ну по две с половиной. Ей Богу, иначе нет смысла.
- Что ж делать, - холодно пожал я плечами. - Кстати… (спокойно, но сгорая тайным любопытством, спросил я) для чего вам такая уйма подков?
- То есть как для чего? Для военного ведомства.
Краешек завесы приподнялся передо мной. Проглянуло ясное небо.
- Вот оно что! Серной кислотой интересуетесь?
- Интересуюсь. И кофе интересуюсь.
- А асбестом?
- Конечно. Бензином… тоже…
- И сливочным маслом?
- Особенно. Но сейчас я много дал бы за нефтяные остатки.
- Серьезно, много дали бы?! У меня есть.
- Что вы говорите! Где?
- Дома. Собственно, это скорей керосиновые остатки. Лампа, знаете ли на кухне горит, ну оно и оста…
- Черт знает, что такое! - вскипел мой собеседник. - С ним о деле говоришь, а он шутит! Мне слишком дорого время, чтобы…
- Да черт вас возьми! Кто к кому подошел: я к вам, или вы ко мне?! Кто к кому обратился с разговором?.. Я к вам или вы ко мне?! Черт вас разберет, что вам нужно?!. Для чего мне ксероформ? Для чего дубильная кислота? У меня все есть, что мни нужно, а излишек я вам могу предложить'! Кофе вы интересуетесь? Маслом вы интересуетесь? Пожалуйста - вот оно! ешьте! Бензин вам нужен? У меня есть дома ровно столько, сколько вам нужно, чтобы вывести пятна на вашем костюме!!
Тон его сделался мягче.
- Вы, очевидно, первый раз здесь, вот вам и странно. Серьезно вы мне кофе предлагали или шутя?
- Серьезно. Садитесь.
* * *
Мы пили уже по второму стакану кофе, и я с грустью чувствовал, что никогда век не скакал так резво и никогда мне больше не угнаться за ним.
Какие-то люди подходили к моему новому знакомому и вели самые непонятные разговоры.
- Вы хотите сверлильные, фрезерные?
- Нет, я даю.
- Почем?
- Три тысячи шестьсот, франко Ревель.
- Вагоны ваши?
- Даю вам хоть сто вагонов. Кстати, беру трехдюймовое железо…
- Лондоном интересуетесь?
- Благодарю вас. Могу сам вам дать Лондона сколько угодно.
- А термометры?
- Возьму с удовольствием. Почем?
- 21 за дюжину.
- Что вы мне говорите! А в аптеке какая розничная цена?
- Рубль шестьдесят.
- Почему же вы с меня хотите рубль семьдесят пять за опт?
- Почему что вы идиот. Вы в аптеке достанете один-два термометра. А пойдите, попробуйте купить сто - вам дадут по шее.
Перед моими глазами происходили чудеса. К моему новому знакомому подходил человек, у которого ботинки от ходьбы пешком свирепо разинули рты, и говорил этот человек:
- Имею восемьдесят автомобилей. Интересуетесь?
"Как! - простодушно думал я. - Человек имеет восемьдесят автомобилей и так упорно и настойчиво ходить пешком?!. Чудак он? Оригинал-миллионер?"
А мой новый знакомый деловито возражал ему:
- Нет, автомобилями не интересуюсь. А вы скажите лучше, когда вы мне отдадите четыре с полтиной, которые взяли на прошлой неделе?
Я слышал такое предложение:
- Имею шестьдесят тысяч рубашек. Интересуетесь?
Не удивительно ли было, что счастливый обладатель шестидесяти тысяч рубашек имел на своем теле шестидесяти тысяч первую рубашку - такую грязную, что если предположить и остальные шестьдесят тысяч рубашек в таком же состоянии, то тысяча прачек должна была бы в течение недели приводить эти рубашки в мало-мальски сносный вид.
Больше всего меня поражала та легкость, с которой возникали громадные дела, ширились тут же на моих глазах, росли и, почти дойдя до благополучного конца, вдруг с треском рушились из за сущего пустяка, при чем (надо отдать им справедливость) инициаторы предприятия не особенно горевали о гибели почти налаженного колоссального дела, а сразу же приступали к возведению другого не менее колоссального здания, снова рушившегося.
- Дровами интересуетесь?
- Чрезвычайно. Много есть?
- Десять тысяч вагонов.
- Великолепно! подходить!.. Почем?
- По столько-то.
- Франко Петроград? Цена подходящая. Это именно то, что мне нужно. Где дрова?
- В Финляндии.
- Чудесно. Сделаем дело. Вагоны вы беретесь достать?
- Вагоны будут.
- Так пойдемте писать условия!
- Пойдемте.
- Кстати: а сколько вагонов вы мне дадите ежедневно?
- Мне железная дорога обещает по десять вагонов.
- Сапожник вы. У вас десять тысяч вагонов, а вы мне будете присылать десять вагонов в день! Это на три года, а мне на эту зиму нужно.
- Что ж делать, если больше вагонов не достану.
- Ну, черт с ним! Жаль. (Пауза) А шрапнельной сталью вы интересуетесь?
- Почем она у вас?
Какие нужно иметь нервы, чтобы так быстро примириться с крушением уже почти налаженного дела, результат которого должен на всю жизнь обогатить человека?!..
* * *
Подошел к нам изможденный узкогрудый молодой человек и сказал моему новому приятелю:
- У меня есть носки.
- Беру. Много?
- Сорок тысяч.
- Почем?
- 11 рублей дюжина. Франко Выборг.
- Подходит. Образцы есть?
- Есть
- Покажите.
К моему изумлению, владелец сорока тысяч пар носков поставил ногу на свободный стул, засучил одну штанину и похлопал по собственному носку, довольно пострадавшему от времени:
- Вот.
И никто не удивился; все наклонились и стали ощупывать носок. Погоня за рублем убила у этих людей то, что было у меня с избытком: непосредственность восприятия.
И я понял всю драму этого владельца сорока тысяч пар носков, получившего образец для предложения коллегам и вынужденного силой обстоятельств носить этот образец совсем не в том месте, где ему надлежало быть.
И подумал я: бедняга ты, бедняга! Ну хорошо, что это только носок, а не другая какая-нибудь часть туалета, показывание которой заставило бы тебя раздеться в этом шумном многолюдном кафе - до рубашки. Хорошо, что тебе пришлось показать образцы носков, а не кофе, хлеба, сахару и масла…
Как бы, бедная твоя голова, показал ты их?