Мордка Олейник добросовестно доставил новоприезжих в "московские нумера" купца Завьялова, где он" заняли под себя четыре невзрачные комнаты, считавшиеся "лучшими". Суетясь более даже, чем следовало, и с необыкновенно значительным и самодовольным видом помогая вносить их вещи, Мордка успел мимоходом сообщить не только "нумерному", но и торчавшему у подъезда полицейскому хожалому, что это-де очень важные господа, и он-де их очень хорошо знает, старый знакомый с ними, и даже заранее знал, что они должны приехать, потому что ему нарочно телеграфировали об этом родные из Украинска, - он уже двое суток поджидал-де их на станции. Пускаясь в такие откровенности, Мордка тешил этим собственное самолюбие. Он вообще был очень доволен и даже горд собою по случаю приезда столь "важных гостей" и спешил поделиться своим гордым чувством с "нумерным" и хожалым, дабы в их глазах поднять свое собственное значение, - вот мы-де с какими господами знакомы, вы что-себе думаете!
Хожалый, не дожидаясь дальнейших подробностей, тотчас же побежал доложить полицеймейстеру, что какое-то важное начальство наехало - генерал с двумя офицерами и при них барыня. В полиции это произвело некоторую сенсацию, и хотя усердному хожалому пришлось съесть дурака за то, что не узнал толком, какое начальство и как его фамилия, тем не менее, на всякий случай, полицеймейстер приказал приготовить себе мундир с орденами, - может, и в самом деле, кто-нибудь из важных экспромтом нагрянул - нужно будет явиться, значит, и представиться. Но, чтобы не зря натягивать мундир и не спороть горячку впустую, он наперед командировал более умного полицейского чина узнать обстоятельно, кто именно приехал и по какой надобности.
Этот же вопрос не менее интересовал и хозяина "нумеров", а потому, как только новоприезжие успели осмотреться и расположиться по-домашнему в своих комнатах, к генералу явился "нумерной" с графленою книгой и почтительно потребовал "пачпорта" для записи в книгу и заявки в полицию.
Генерал сначала было поморщился. - На кой черт сообщать это сейчас же! Не успели приехать, уж и имена подавай, чтобы сорока на хвосте сию же минуту по всему городу разнесла! Генералу хотелось бы лучше сохранить, до поры до времени, полное инкогнито, и потому, с привычным ему начальническим апломбом, он коротко отрезал нумерному, что это-де успеется и после. Но нумерной заявил, что таков порядок - "очень уж ноне строго стало"- полиция, значит, требует и, чуть что, с хозяина штраф берет. - Нечего делать, пришлось генералу подчиниться местному "порядку".
- Пиши! - с досадой приказал он нумерному. - Генерал-лейтенант Ухов с дочерью и племянником, гвардии корнетом Засецким.
Тот записал и даже с кляксой, вытащив, по нечаянности, на пере заплесневшую муху.
- А другой господин тоже с вами будут, или сами по себе? - осведомился нумерной.
- С нами, - буркнул генерал. - Поручик Пуп, пиши.
- Пуп-с? - переспросил тот, не доверяя собственному слуху.
- Пуп, говорю. Кажется, ясно. Аполлон Михайлович Пуп, поручик… "Порядок" тоже, черт возьми, завели! - ворчал он себе под нос, похаживая по комнате, пока тот записывал. - Дохнуть людям не дают и уж с "порядками" лезут… Записал? - Ну, и убирайся к черту:
- Насчет пачпортов еще доложить осмелюсь, - пачпорта пожалуйте?
- Тфу ты, дьявол! Как банный лист пристает! - вспылил сердитый генерал, однако достал из бумажника свой вид и ткнул его нумерному. - На, и проваливай!
- А тех господ как же будет?.. Насчет пачпортов, то есть?
- У тех и спрашивай, болван! Нянька я тебе за ними, что-ли!?
Оторопелый нумерной поспешил убраться.
Между тем у поручика Пупа в это время шла другая, весьма для него интересная беседа. Мордка Олейник, покончив с переноской дорожных вещей, явился к нему в номер за получением "благодарности" и в то же время, осведомился, не будет ли еще каких приказаний? - Может, дело какое? Может, купить что, или сбегать к кому, или сведения какие господину угодно? - то за всеми такими комиссиями он просит обращаться к нему, Мордке Олейнику, - дать ему "заработать", - потому как он все это знает и все это может лучше всякого другого.
- Ты давно в Кохма-Богословске? - спросил его поручик.
- Хто? ми?.. Ми вже три месяцы издес, - с достоинством ответил Мордка, которого в душе коробило, что Пуп третирует его, такого цивилизованного еврейчика, на "ты", вместо того, чтобы говорить ему "вы" и "господин Олейник".
- Эк тебя куда шагнуло из Украинска? И чего ради?! - покачал на него поручик головою.
- Што делать, надо кушить, надо хлеба заработовать, - вздохнул, подернув плечом Мордка. - Издес жить ничего, можно. Насши тоже есть, за восемьдесят человек будет.
- За восемьдесят?! Ого! - удивился поручик. Даже и сюда пробрались… Ну, и что же, все восемьдесят шахруете?
- Нет, зачем шахровать, - увсе при деле: которово портные, которово часовщики, скорняки, юбелиры, мало ли там…
- Ну, и закладчики, конечно?
- Н-ну, и што я знаю?.. Я ж не закладовал, - неохотно и поеживаясь процедил Мордка сквозь зубы. - А издес тоже ваш старый знакомий ест, тоже з Украинску, - круто свернул он вдруг на другую тему, принимая прежнии развязно любезный тон.
- Кто ж такой? - притворно полюбопытствовал поручик, догадываясь о ком идет дело.
- Хто?.. Граф Каржоль. Помните?.. Издес!
- Да? - спросил Пуп, с видом полного равнодушия. - И давно он здесь?
- Три месяцы. А до того все на Москва жил, в гасштиничу.
- Хм… И что ж он здесь делает?
- Шахрует… Когда ж вы его не знаете, - увсегда шахрует. Ув Москва кимпаниона себе знайшол - богатый купец один - отец недавно помер… И дурак же такой, звините, - вместе теперь анилиновый завод строят за пятнадцать верстов от города, когда у нас и свой ест ув городу. За чиво?.. Глупий купец верит и всево дела ему передал, даже и чековая книжка, а сам больше все с арфянками на Москва гуляет… Совсем глупий купец, как ест глупий… А Каржоль уже и служащих наймает, берот задатков, обезпеченьев… Комэдия!.. Пфе!
- Что ж он там и живет, на заводе?
- Нет, живет издес, а только ехает на туды; каждаво дня почти ехает… Лошади завел, харошаво квартэра, - этово он все умеет, сами знаете.
- И здешние фабриканты… ничего, верят ему?
- Хто ж его знает!.. Издес народ, звините, такой, чтог ему все равно. Ув карты з ним в хозяйском клубе займаются, - значит, верут.
И Мордка мало-по-малу рассказал про Каржоля всю поднаготную: и что он, сверх завода здесь делает, и как живет, и с кем знаком, и у кого бывает, даже за кем ухаживает. На этот последний счет оказалось, что ухаживает он за женою мирового судьи, - "таково красшивенькаво мадам", - а сам "моровая сшудья" ничего этого не замечает, только спит себе после обеда, да пиво пьет; но есть у Каржоля соперник, и соперник этот никто другой, как сам полицеймейстер здешний - тоже большой "зух" насчет сердечных дел, - нужды нет, что сам женатый, только жена у него вечно больна, всегда с флюсом ходит, подвязанная. И полицеймейстер сначала имел было у судьихи успех, пока не было здесь Каржоля, а появился Каржоль, и все это "переверталось", судьиха дала полицеймейстеру отставку и занялась Каржолем. Полицмейстер и рад бы ему какой ни-на-есть подвох устроить, подножку подставить, да все никак не удается. А между тем, со стороны поглядеть на них - друзья, совсем друзья, и в карты вместе играют, и друг у друга бывают, и даже покучивают порою.
Аполлон Пуп все это слушал и принимал к сведению, находя, что судьба послала ему в лице Мордки Олейника истинный клад.
Спустя около получаса, когда все прибывшие собрались в комнате генерала пить чай и закусывать, нумерной доложил, что приехал полицеймейстер и просит позволения войти, желая представиться его превосходительству.