Путешествие по кабинету продолжалось добрых десять минут, по истечении которых господин Тупицын дернул сонетку и приказал вошедшему затем человеку в сером фраке и красном жилете попросить в кабинет барыню.
Барыня не заставила себя долго ждать. Madame Тупицына была довольно полная дама, лет тридцати восьми, с какими-то желтыми пятнами, проступавшими по лицу (впрочем, совершенно незаметными при свечах, по уверению бобровских граждан), с несколько томным выражением в глазах серого цвета, с крупными губами и немножко вздернутым носом. Старички, знавшие ее в цветущую пору жизни, говорили, что она была очень пикантна, и по секрету прибавляли, что ей вовсе не тридцать восемь лет, а сорок два года. Она вошла в белом пеньюаре, с маленьким флакончиком в руке, который она то и дело подносила к носу. Аматер со стороны женской красоты, вроде моряка Жевакина , не без удовольствия заметил бы приятную полноту рук, видневшихся сквозь тонкие рукава пеньюара, а также и весьма изящный выгиб шеи, несколько наклоненной вперед.
- Ou avez vous, Michel? vous paraissez agité? - спросила она, увидев облако печали на олимпийском челе супруга.
Она была нежная жена, и при виде этого облака совсем забыла неудовольствие, которое было овладело ею, когда человек, позвав ее в кабинет, отвлек от чтения Поль-Февалевых "Amours de Paris" , и заметьте, что она остановилась на самом интересном месте.
Господин Тупицын продолжал ходить по комнате и только бровями указал жене на лежавшее на столе письмо, промолвив:
- Прочти, матушка.
- Mais au nom du ciel , что такое? Я не разберу этого барбульяжа…
- То-то, барбульяжа! - произнес господин Тупицын, и в тоне его проглядывал упрек, хотя, собственно, упрекать жену больше чем самого себя не было никакой причины.- Вот что ты заговоришь, как Лукошкино-то с молотка продадут.
- Dieu de miséricorde! Как это с молотка?..
- Так! Уж оно описано; наш поверенный, Игнатий Парфентьич, кое-как успел вымолить у председателя, чтоб отсрочить продажу. Если мы не пошлем с этою же почтой денег, все будет кончено: опекунский совет не ждет,- это не лавочник какой-нибудь.
- Ну, что же, надо послать [, Michel] .
Мишель горько усмехнулся.
- Давай, если есть, матушка,- сказал он, продолжая шагать по кабинету.
- Как давай? Да разве у нас нет?..
- Разве нет! Хм! Откуда же им быть-то, ты об этом подумала?
- Ах, Мишель! Я готова на все, но что я могу, я женщина! Возьми мои брильянты.
- Ей-богу, ты, матушка, точно какое дитя пятилетнее. Возьми ее брильянты! Какие? - спрашиваю я. Брошку, что ли? Ведь, кажется, должна бы помнить, что в фермуаре давно брильянты не существуют, а вместо брильянтов вставлено черт знает что. В прошедшем году, не позже, дело происходило. Нужно было обед дать, в день твоих именин, ну и… еще были кое-какие обстоятельства… мог и места лишиться, если бы не… Да я тебе все это излагал тогда же!..
- Ах, Мишель! Я совсем потеряла голову при этом известии… J’ai tout oublié .
- Да еще это не все, матушка…
- Как! Неужели еще что-нибудь? Ах! Как замирает сердце; говори скорей, Мишель!
[Madame] Тупицына сделала мину, приуготовительную к слезам.
- Донос на меня какой-то подлец сделал.
- Quelle infamie! Une délation! - могла только воскликнуть генеральша.
- Одно очень важное лицо едет ревизовать губернию и преимущественно должно обратить внимание на мою часть…
- Ну что ж? Разве в твоей части есть что-нибудь такое?
Господин Тупицын махнул рукой, как бы желая выразить, что с бабами толковать - только время попусту тратить.
- Эх, матушка, по-женски ты говоришь…
- Ну что ж! - возразила, обидевшись, madame Тупицына,- конечно, по-женски, certainement , я женщина; как же я могу иначе судить: je ne suis pas versée dans ces sortes d’affaires .
- Ну, вот и прогневалась. Хоть бы ты меня пощадила! Видишь, кажется, что на мужа со всех сторон бедствия, а ты еще тут обижаться выдумала. Вот ты лучше придумай, как тут обернуться… Ведь я знаю, что у этих господ первое дело в суммы свой нос совать.
Помолчав немного, он прибавил:
- Донесли, что я на казенные деньги обеды даю.
- И кто это донес, боже мой! - отозвалась madame Тупицына, смягчившись.
- Кто? Мало ли у меня здесь друзей, доброжелателей! Я думаю, это шельма Сеновалов. Ему хочется на мое место попасть. С прокурором они душа в душу… А у того весь Петербург родня…
- Что же делать, Мишель?
- Ума не приложу! В голову точно кто кулаками стучит. И ведь как нарочно, еще недавно взял из сумм больше тысячи целковых. Нужно было с этими мошенниками купцами разделаться, а то они ничего отпускать не хотят. Ну и бал тоже, ты сама знаешь, недешево обошелся. Нельзя же не поддержать себя… Ездим, ездим ко всем, а самим одного бала в год не дать…
- Верно, этот старикашка казначей проболтался, что ты у него берешь.
- Вот еще! Смеет он. Он сам отвечает. Нет. Может быть, это людишки мерзкие подслушали… Я давно говорю, что нужно квартиру переменить… Кабинет подле самой лакейской. Вот негодяй Степка теперь к прокурору подступил. Со зла, что я ему за три месяца денег не отдал, плетет, чай, там всякий вздор, а тот и рад, это ему на руку… Ведь это настоящая салопница, баба старая, всему верит, только сплетнями и живет. Это называется прокурор! Только на пакости его и хватает.
Господин Тупицын находился в сильном волнении.
- Занять, во что бы то ни стало занять нужно,- приговаривал он, махая так сильно шнурками халата, что чуть не задел бедного Сократа.- Разве за купцами послать… Да ведь это скареды, иуды. Половиков еще сговорчивее. Да я ему и без того целые два года должен за кучерские кафтаны и за басан к карете. Такой уж город подлый! Я думаю, во всей России подобного не найдешь. Нет, чтобы кто подал ближнему руку, если видит его на краю бездны; еще, напротив, все норовят, как бы утопить тебя. А тоже христианами себя называют! К обедне по воскресеньям ходят!.. Когда это только господь вынесет меня из этого омута?
- Ах! Michel, quelle idée m’est venue! К Подгонялову обратиться!
- Нашла кого! Он и то мой вексель чуть ко взысканию не подал. Этот хуже купцов. С теми по крайней мере не церемонишься. Сделает борода ребенка, поедешь к нему крестить, ну, он и доволен и ждет год. А эта скотина к себе уважения требует… Как же! Нельзя! Таможню ограбил.
- Попробуй, однако же. Может быть, нельзя ли как через губернаторшу на него подействовать; он, кажется, ее очень уважает… считает ее grande dame,- иронически прибавила madame Тупицына.- Хороша grande dame, горничных девок в наказание около постели своей плясать заставляет! C’est impayable .
- Он вообще к женскому полу слаб,- заметил господин Тупицын.- Ужасно безнравственное животное.
- Ну, хочешь, я с ним пококетничаю, Мишель? Может быть, и отопрет свои сундуки.
- Эх, матушка! Кабы ты такая теперь была, как тогда, когда я за тебя сватался, ну другое дело. Тогда бы ты хоть кого так разнежила. А теперь мы уж с тобой старики.
Madame Тупицына, казалось, не слышала этой фразы и, подойдя к зеркалу, охорашивалась. Видно, Александр Дюма-отец справедливо замечает, что у женщины в сердце есть всегда уголок, в котором она не стареется.
- Ну, что ж, Мишель, решаешься послать за Подгоняловым?
- Толку-то в этом мало будет.
- Уж предоставь мне… je me mettrai en quatre , и увидишь, что сладим дело.
- Ну, пожалуй, попытаться можно.
- Ты меня смотри не ревнуй, Мишель,- прибавила Тупицына с обворожительною улыбкой.
Мишель только махнул рукой.
Madame Тупицына вышла и вскоре отправила казачка к Подгонялову с записочкой, написанною на палевой бумажке, с кружевными à jour обводочками, вложенною в самый изящный, миниатюрный конверт и запечатанною облаткой с каким-то французским девизом около летящего голубка. А сам господин Тупицын между тем, уперев локти в письменный стол и держа над глазами руки в виде зонтика, старался вникнуть в каждое слово лежащего перед ним письма. В письме этом ясно значилось, что ревизор выехал уже и должен быть скоро.