- Меня, брат Михеич, здесь понимать не могут! - говорит он уныло. - Здесь и люди-то, брат, не люди, а так, какие-то сирены, только навыворот: хвост человечий, а стан рыбий… Ну, скажи ты сам: какой же я комик! и сложение и голос - все во мне трагическое!.. тут пахнет убийством, брат, злодеяниями - вот что!
Михеич слушает и искоса посматривает на водку.
- Что, видно, водочки захотелось? ну, выпьем, брат, выпьем… я добрый!.. Намеднись вот заставили меня Падчерицына играть… теперь Дробинкина! А Надимова небось не дали, а дали его Семионовичу - он, дескать, товарищ председателя! где ж тут справедливость, Михеич? ну, какой я Падчерицын?
- Мое, сударь, дело занавес опустить или вот сад на место поставить, - отвечает Михеич.
- Что ж это, наконец, будет? ведь я, наконец, к публике прибегну!.. я актер, я настоящий актер!.. Так вот нет же, Михеич! не могу, брат, я к публике прибегнуть, руки у меня связаны!.. жена, брат, шестеро детей! Откажись я играть, так завтра и от должности, пожалуй, отрешат… вот что горько-то!
Входят Загржембович и Разбитной. Последний в весьма приятном расположении духа, скачет вдруг обеими ногами на лестницу и мурлыкает куплетцы из роли Прындика.
- Алоизий Целестиныч! - обращается Шомполов к Загржембовичу, - вы справедливый человек! за что они меня обидели? За что мне Размазню дали, а Надимова отдали Семионовичу?
- Вы пьяны, Шомполов, - замечает Разбитной, живописно раскидываясь на диване.
- Нет, я не пьян, Леонид Сергеич! я выпил, потому что обижен, а я не пьян! нет, я далеко не пьян… Я хочу сказать, что я актер, настоящий актер, а не затычка!
- Ха-ха! "затычка"! Нет, это бесподобно: mais vous êtes impayable, mon cher Chompoloff!
- Кто меня затычкой зовет? - кричит Шомполов, уже забыв, что он сам наградил себя этим прозвищем. - Кто надо мной смеяться смеет?
- Ха-ха! impayable! impayable!
- Кто меня затычкой зовет? - продолжает Шомполов, - не хочу я играть Размазню… я Гамлет, я Чацкий, я Налимов, а не Размазня!
Приезд Дарьи Михайловны и Аглаиды Алексеевны Размановской полагает конец спору.
- Ah, vous voilà, messieurs! - говорит Дарья Михайловна и вместе с тем ищет чего-то глазами.
- Мсьё Линкина еще нет! - в упор отвечает Разбитной, и отвечает с ехидством, потому что между ним и Линкиным есть яблоко раздора, и это яблоко - сама Дарья Михайловна.
Разбитной вообще считается "l’enfant chéri des dames" и потому очень оскорбляется, если кто-нибудь осмеливается предпочитать ему другого.
- Мсьё Разбитной! вы должны сегодняшний вечер занимать меня - это так следует по пиесе! - говорит Аглаида Алексеевна, садясь возле Разбитного.
- Вот Шомполов говорит, что ему водки не дают! - начинает "занимать" Разбитной.
- Фи, мсьё Шомполов, вы опять с вашею противною водкой! как это вы ее пьете!
- Помилуйте, Леонид Сергеич, когда же я жаловался?
- Все равно; по вашему лицу видно, что вы грустите.
- А знаете что, мсьё Разбитной, - прерывает Аглаида Алексеевна, - я один раз, разумеется украдкой от maman, попробовала выпить этой гадкой водки… и если бы вы знали, что со мной было?.. Вы, впрочем, не проболтайтесь… это секрет!
Входят: Катерина Осиповна Немиолковская (она же и Грек с ружьем), сопровождаемая Линкиным.
- Вы всегда опаздываете, мсьё Линкин! - сухо замечает Дарья Михайловна.
Но Линкин в ту же минуту пристраивается к Дарье Михайловне, и лицо ее проясняется.
- Начинать, господа, начинать! - кричит Загржембович, хлопая в ладоши.
- Господа! у нас в палате сегодня вечернее заседание было! извините, что опоздал! - кричит Семионович, влетая сломя голову.
Приезжает и Анфиса Петровна Луковицына с дочерью своей, по муже Симиас, дамой, обладающей лицом аквамаринового цвета. Прибытие их проходит, однако ж, незамеченным.
На сцену выступает Аглаида Алексеевна и ужасно махает руками, желая показать этим, что она обрывает звонки.
Разбитной, пользуясь этим случаем, в одно мгновение ока направляется в тот темный уголок, в котором расположилась Дарья Михайловна с Линкиным.
- Сердце женщины - это целая бездна! вы странный человек, Линкин, вы хотите постигнуть то, что само себя иногда постигнуть не в состоянии! - томно говорит Дарья Михайловна.
Линкин слушает молча; он знает, что Дарья Михайловна любит не только поговорить, но даже насладиться звуками своего собственного голоса, и потому не смеет прерывать очаровательницу.
- Читали ли вы Гетевы "Wahlverwandtschaften"? - продолжает Дарья Михайловна.
- Читал-с.
- Помните ли вы ту минуту, когда Шарлотте… делается вдруг так совестно?.. ну, я ручаюсь, что вы не поняли этого!
- Я, признаюсь, не заметил этого места.
- И не удивительно, что вы не заметили. Такую тонкую, почти неуловимую черту может понять только женщина… Сегодня, кажется, вечер у Балтазаровых? - продолжает Дарья Михайловна, заметив приближение Разбитного.
- Кажется, - отвечает Линкин.
- Вы с ними знакомы?
- Нет.
- Это жалко.
Разбитной хотя и достиг своей цели, прервав интимный разговор, но чувствует себя самого внезапно поглупевшим и не находит в голове ни одного путного слова. Он топчется на одном месте, то краснеет, то бледнеет, несколько раз сряду разевает рот, чтоб сказать что-нибудь острое, и не может.
- Вам, кажется, начинать скоро, Дарья Михайловна, - говорит он наконец не без усилий.
В эту минуту на сцене раздается потрясающий вопль. Оказывается, что Шомполов ущипнул очень больно мадам Симиас.
- Господа! к сожалению, репетиция не может продолжаться! - возглашает Загржембович, - мсьё Шомполов не совсем здоров.
- Кто нездоров? Как нездоров? - вступается Шомполов. - Она меня оскорбила, она сказала мне, что я пьян!
- Господа! репетиция кончилась!
IV
Между тем статский советник Голынцев уже приближался к Крутогорску. Ехал он довольно медленно, потому что на всякой станции собирал под рукою от станционных писарей и ямщиков сведения о генерале Голубовицком. Сведения оказывались, впрочем, весьма удовлетворительные.
- Известно, генерал-с! - отвечали писаря в одно слово, будто сговорившись, - на то они и начальники, чтоб взыскивать!
"Гм… стало быть, строг и распорядителен - это хорошо!" - подумал Голынцев.
- Шибко уж оченно ездят! - отвечали, в свою очередь, ямщики.
"Гм… стало быть, деятелен - это похвально!" - зарубил себе на нос Голынцев.
Наконец, декабря 20 числа 18 ** года в восемь часов пополудни возок Максима Федорыча въехал в Крутогорск. На заставе встретил его полицеймейстер.
- Ва… вашему пре-е-восходительству…
- Вы, должно быть, озябли? - прервал Максим Федорыч, видя, что полицеймейстер, вместо того чтоб рапортовать, только щелкает зубами, - вы можете простудиться, мой любезный!
Возок помчался на отводную квартиру, а полицеймейстер с своей стороны поспешил доложить генералу, что Максим Федорыч не человек, а ангел.
Максим Федорыч, приехав в квартиру, спросил самовар и позвал к себе хозяина, потому что и тут, несмотря на утомление, первою его мыслию было не спать лечь, а, напротив того, узнать что-нибудь под рукою. Вообще, он понимал свою обязанность весьма серьезно и знал, что осторожность в полицейском чиновнике есть мать всех добродетелей. Хозяин явился в круглом фраке и оказался весьма милым негоциантом, чему Голынцев очень приятно изумился и выразил при этом надежду, что и в прочих городах России со временем купцы последуют примеру этих aimables Kroutogoriens.
- Ну, скажите, что́ ваш добрый генерал? - начал испытывать Максим Федорыч стороною.
- Слава богу-с, ваше превосходительство!
"Ваше превосходительство" подействовало на Максима Федорыча успокоительно.
"Mais ils sont très bien élevés ici!" - подумал он и вслух прибавил:
- Да, да! он у вас такой деятельный!
- Попечение большое имеют, ваше превосходительство!
- Ну, и генеральша тоже, она ведь милая?
- Дарья Михайловна-с?.. смею доложить вашему превосходительству, что таких дам по нашему месту-с… наше место сами изволите знать какое, ваше превосходительство!
- Гм… это хорошо! Ну, и веселятся у вас, бывают собрания, театры, балы?
- Как же-с, ваше превосходительство! благородным манером тоже собираются-с… в карты поиграть-с, или в клубе-с… все больше Дарья Михайловна попечение имеют…
- Это хорошо! я так скажу, что это один из главных рычагов администрации, чтоб всем было весело! Если всем весело, значит, все довольны - это ясно, как дважды два! К сожалению, не все администраторы обращают на этот предмет должное внимание!
- Уж что же хорошего будет, ваше превосходительство, как все, насупившись, по углам сидеть будут.
- Ну да, ну да! очень рад! очень рад познакомиться с таким милым и образованным негоциантом.