- Я никак не ожидал, чтоб в таком отдаленном городе можно было так приятно проводить время… Vraiment! - замечает Максим Федорыч.
- Если бы вашему превосходительству угодно было удостоить меня посещением сегодня вечером на чашку чаю?.. - говорит Порфирий Петрович, подходя к Голынцеву и переминаясь с ноги на ногу.
- С величайшим удовольствием… вы меня извините, что я не был у вас с визитом…
- Помилуйте, ваше превосходительство!..
И Порфирий Петрович, сделав полуоборот на одном каблучке, кашлянув и несколько покраснев, удаляется.
- Et demain, nous allons en piquenique: j’espère, que vous en serez? - спрашивает Дарья Михайловна.
- Madame, vous pouvez disposer de mon temps et de ma personne selon votre bon vouloir…
- В таком случае я сама за вами заеду, - любезно продолжает генеральша.
- Ah, madame! vous êtes d’une bonté!,
Наконец все начинают чувствовать некоторое обременение желудка и мало-помалу раскланиваются с хозяевами. Голынцев замечает это и также спешит отретироваться.
Все очень довольны.
- Ах, какой приятный человек! - говорит Порфирий Петрович, обращаясь к Крестовоздвиженскому.
- Просто именно добрейший человек! - отвечает Крестовоздвиженский и внезапно начинает размахивать руками, как человек, который не в состоянии овладеть своими чувствами.
Семионович уходит, обдумывая замечания Голынцева по поводу роли Надимова, и решается припустить еще более жару в выражении того спасительного негодования, которым проникнута эта роль. Леонид Сергеич Разбитной выражает свое удовольствие тем, что скачет с одной ступеньки на другую обеими ногами вдруг, и на одной ступеньке говорит: "pique", a на другой: "nique".
VI
На другой день часу в третьем пополудни огромный поезд останавливается перед домом, в котором имеет резиденцию Максим Федорыч. Впереди всего поезда едет полицеймейстер на лихой тройке, подобранной волос в волос из числа пожарных лошадей. За полицеймейстером следуют четвероместные сани, в которых обретаются генерал и генеральша Голубовицкие и двое детей. Тут же садится и Максим Федорыч.
Поезд трогается; ямщикам приказано быть веселыми, вследствие чего они поют песни и помахивают кнутами. Максим Федорыч замечает, что такого рода загородные поездки, кроме того что представляют много удовольствия, весьма полезны для здоровья.
- Et regardez, comme c’est joli! - обращается он к Дарье Михайловне, указывая на длинную вереницу саней, растянувшуюся на полверсты, - как это напоминает запоздалых путников, которые спешат на ночлег!
И действительно, картина очень милая, потому что день ясный, и лучи солнца, упадая на белую снеговую равнину, обливают ее сверкающим, почти нестерпимым блеском; сани быстро скользят по едва пробитой дороге, а пристяжные лошади, взрывая копытами снег, одевают экипажи серебристым облаком пыли, что также очень недурно.
- У нас удивительно здоровый климат, - говорит генерал, - поверите ли, ваше превосходительство, странно сказать, а даже в простом народе никогда никаких болезней не происходит!
- Да? стало быть, состояние народного здоровья можно назвать удовлетворительным?
- Больше чем удовлетворительным!
- Ну, а народная нравственность?
- Насчет народной нравственности тоже могу сказать, что довольно удовлетворительна… конечно, бывают там между ними… ну, да это домашними средствами!..
- Гм… это хорошо! это очень утешительно, что народная нравственность в удовлетворительном состоянии… Потому что народ, ваше превосходительство… это его, можно сказать, единственная забота, чтоб быть нравственным… Если уж и в народе нет нравственности, что же такое будет?
- Это справедливо, ваше превосходительство… в этом отношении, я могу сказать… я очень счастлив… Народ здесь очень нравствен! Одно только обстоятельство меня огорчает; ябедников здесь очень много.
- Д-да?
- Точно так-с; я, конечно, не стал бы жаловаться вам на это, если бы не имел удовольствия так близко познакомиться с вами и не убедился вполне, что вы не заподозрите меня… Но теперь могу сказать прямо: да, ябедничество слишком укоренилось здесь!
- Скажите пожалуйста!.. но чем же вы объясните такое явление? вероятно, оно откуда-нибудь занесено сюда, потому что не может же быть, чтоб здесь были какие-нибудь причины жаловаться… Везде, где я был, передо мной проходили всё лица совершенно довольные.
- Из Новгорода, Максим Федорыч, из Новгорода… Поверьте, что это все старая новгородская кляуза действует!..
- Гм… стало быть, здешний народ стоит на довольно высокой степени развития? - замечает Голынцев, вспомнив о Марфе Посаднице.
- О да! с этой стороны я могу почесть себя совершенно счастливым! я могу сказать, что имею дело с людьми развитыми, и если бы не ябедничество…
- Однако ж надо бы принять меры против распространения этого зла, ваше превосходительство… Я, с своей стороны, готов содействовать!
- Я, с своей стороны, полагаю, ваше превосходительство, что для уничтожения этого зла необходимо между народом распространить "истинное просвещение"…
- То есть как это истинное просвещение… грамотность, хотите вы сказать?
- О нет, упаси боже! грамотность-то именно и распространяет у нас ябедников…
- Гм… да! я понимаю вас! вы хотите сказать, что если бы не было грамотных, то некому было бы просьбы писать? Так, кажется?
- Точно так, ваше превосходительство!
- А что вы думаете: ведь в этом много правды! несомненно, что тогда административная машина упростилась бы чрезвычайно… ну, и сокращение переписки… Однако мне весьма бы любопытно было знать, что вы разумеете под "истинным просвещением"?
Генерал задумывается; он хочет выразиться как-нибудь аллегорически, упомянуть про невинность души, про доверчивость, про веселое и безгорестное выражение физиономии и другие несомненные признаки "истинного просвещения", но так как в ораторском искусстве он никогда не имел случая упражняться (потому что и вообще в России искусство это находится в младенчестве), то весьма естественно, что мысли его путаются и в голове его поднимается такой сумбур, для приведения которого в порядок необходимо было бы учредить целое временное отделение с тремя столами, из коих один заведовал бы невинностью души, другой - доверчивостью и т. д. Дарья Михайловна замечает это и спешит выручить супруга своего из беды.
- Ah, messieurs, vous aurez encore tout le temps de causer affaire! - замечает она, очаровательно улыбаясь.
- Это правда. Мы, ваше превосходительство, были очень неучтивы перед Дарьей Михайловной! - говорит Максим Федорыч и потом снова прибавляет, указывая на поезд: - Mais regardez, comme c’est joli!
Однако виднеется уже и цель поездки: одноэтажный серенький домик, в котором устроено все нужное для принятия гостей. Неподалеку от дома генеральскую тройку обгоняют сани, в которых сидят Загржембович, Семионович и Разбитной, то есть сок крутогорской молодежи. Разбитной восседает на облучке, и в то время, как тройка равняется с санями Дарьи Михайловны, он старается держать себя как можно лише и вместе с тем усиливается смотреть по сторонам и разговаривает с своими спутниками, чтоб показать, что он лихой и все ему нипочем.
В небольшой зале уже накрыт стол и батальонная музыка играет весьма усердно. Хотя это дело обыкновенное и всем давно известно, что батальон вместе с кузницей и швальной непременно обладает и полным бальным оркестром музыки, но Максим Федорыч считает долгом приятно изумиться.
- Да у вас тут целый оркестр! - говорит он Дарье Михайловне, - maie… c’est très joli!
За обедом начинается тот же милый, летучий разговор, которого образчики приведены в предыдущей главе, с тою разницею, что теперь он непринужденнее и вследствие этого еще милее. Дарья Михайловна ни на шаг не отпускает от себя дорогого гостя. За общим шумом и говором между ними заводится интимная беседа, в которой Дарья Михайловна открывает Максиму Федорычу все тайные сокровища своего ума и сердца. Беседа, разумеется, ведется на том милом французском диалекте, о котором наши провинциальные барыни так справедливо выражаются: "этот душка французский язык".
- Если кто хочет найти доступ к сердцу женщины, тот должен постучаться в двери ее воображения, - утверждает Максим Федорыч.
- Вы думаете?
- Я совершенно в этом уверен… Кто произносит при мне слово "воображение", тот вместе с тем произносит и слово "женщина", и наоборот…
- А я думаю, что на бедных женщин клевещут, говоря, что у них воображение развито на счет сердца… возьмите, например, чувство матери!