"Ведомо тебе, государь, что жили мы в Вятке нашей тихо и мирно. Но теперь прошло прежнее время. С тех пор, как на Волге появились суда татарские, не стало нам покоя. Уже несколько раз приближались татары к пределам хлыновским. Мы откупались деньгами, отражали силою, а теперь нет нам спасения! Хан Тохтамыш грозит нам огнем и мечом. Его воинство уже давно сбирается на Волге и готовит суда. Мурза Беркут идет повоевать Вятку. Государь! спаси нас!"
- Я не могу ни спасать, ни оборонять вас, - отвечал князь, - вы не мои!
"Мы люди и христиане! Мы отдадим тебе Вятку со всеми городами - пошли защитить нас!"
- Не могу защитить вас и не стану ссориться с ханом, моим владыкою! Он решает судьбу вашу, и да будет вам, что он судил!
- Они сами разгневали великого хана, - закричал Румянец, - сами грабили его суда, убивали посланцев, крамольничали, ссорились, не платили дани!
"Платили, боярин, платили, но нет у нас более, чем платить. Князь и бояре! перемените гнев на милость! Куда нам деваться, если вы откажете? Кровь христианская не даст покоя вашей совести!"
- Старик! Не тебе учить меня - иди с Богом! Я не могу пособить вам!
"Заклинаю тебя святым храмом Божиим, куда едешь ты, князь Нижегородский! Нам остается броситься в воду, погубить души свои! Бог велит русским князьям защищать родные области и взыщет на тебе попущение!"
- Видишь ли, государь, - сказал Румянец, - буйство лапотников? Так-то они поговаривают всегда!
"Кровь наша говорит, боярин! Князь! если ты отринешь нас, тебя отринет Бог от престола своего! Спаси христиан!"
- Замолчи, старый буян! - вскричал князь и повернул коня в сторону.
"Итак, нет нам надежды ни от Нижнего Новагорода, ни от Великого Новагорода - один отталкивает и другой не принимает! Князь! предшественники твои не оставляли нас. Князь Симеон и князь Василий ходили помогать нам - не заставь нас пожалеть, что венец Симеона возложен на твою голову!"
- Выгоните их из Нижнего! - вскричал князь. - Они буяны, нахалы, крамольники - не повинуются власти хана! - И гневно он удалился.
Горестно заплакали вятчане, когда воины оттолкали их с дороги. Блестящий поезд князя с презрением проехал мимо, и народ хладнокровно смотрел на людей, отверженных князем.
Солнце закатилось. Алая заря горела еще на дальних облаках, и струи Волги тихо плескали в берег, когда нищий, говоривший с Замятнею, шел с площади, откуда в разные стороны расходился народ. День был воскресный. Подле ворот почти каждого дома сидели беседы женщин и девушек, пели песни и играли. Молодые мужчины, в праздничных кафтанах, ходили по улицам и кланялись красным девицам. Нищий шел тихо и медленно. Он поравнялся с забором одного дома и, не доходя до ворот его, остановился. На лавочке у ворот дома сидела молодая девушка, в богатой повязке, с которой множество алых лент падало на спину, и жемчужные подвески спускались почти на полвершка на лицо. Нищий задумчиво смотрел на нее. Тяжелый вздох вылетел из его груди. Он был неподвижен и не приметил, заглядевшись, когда подошел к нему Некомат.
"Куда бредешь ты, Божий человек?" - спросил Некомат ласково, останавливаясь подле нищего,
- Куда ноги несут, - отвечал нищий.
"Я видаю тебя часто, - сказал Некомат, - и часто смотрю, как бродишь ты мимо дома. Для чего не зайти тебе ко мне и не попросить честной милостыни? Рука Некомата всегда отверзта на благостыню".
- Бедность робка, господин, и боится помешать тебе считать твое золото. Спасибо за приветное слово!
"От слов сыт не будешь - пойдем ко мне - я велю накормить тебя и дам на дорогу хлебца и деньжонок".
- Доволен Божьею милостию и не требую от людей. - Нищий побрел вперед. Некомат не отставал от него.
"Ты полоумный человек или юродивый, когда от милостыни отказываешься. Кажется, сегодня похорон богатых нигде не было и напиться было негде. Князь и бояре его не щедры".
- Щедра рука каждого дающего, а всякое даяние приемлю я во благо.
Некомат и нищий поравнялись с воротами дома, подле которых сидела девушка. Некомат остановился и сказал ласково: "Это ведь мой дом - зайди ко мне и отдохни!"
- Я не знаю, гость Некомат, что ты так ласково говоришь со мною?
"Не знаю отчего благообразное лицо твое мне нравится. Ты, я чай, не моложе меня. Молитва бедного лучше жемчуга перекатного - зайди ко мне и помолись моим иконам".
- Подай мне милостыню, гость Некомат, и все равно - я подарю тебя благословением и на улице!
"Не мечи бисера - размечешься, и не все говори на улице, что можешь сказать в светлице. Мне есть нужда поговорить с тобою".
- О чем же тебе говорить с нищим? Я ничего такого не знаю…
"А я кое-что знаю. Высоко сокол летает, себе цаплю выбирает".
Невольно вздрогнул нищий.
- Пойдем, гость Некомат, если ты требуешь. От хлеба-соли не отказываются!
Они пошли в дом. Девушка, дочь Некомата, ушла в дом, увидя отца. В темноте взобрались Некомат и нищий на высокое крыльцо, в сени и комнату. Лампадка теплилась пред иконами в углу. Хозяин и гость его помолились и перекланялись. Некомат повесил на крючок свою шапку. Между тем приказчик Некомата, высокий, худощавый мужчина, вошел со свечою, поклонился, поставил свечу на стол и удалился опять с поклоном. Нищий стоял у дверей. Прошло с минуту, пока Некомат молчал. Наконец он поднял руки над головою и громко сказал:
"Буди благословен тот день, когда я увидел опять сына души моей! Боярин Димитрий! - воскликнул он, - ты ли скрываешься от меня?"
Нищий молчал и стоял неподвижно.
"Боярин Димитрий! - продолжал Некомат, - ты не хочешь сказать мне ни одного слова?"
Тут нищий ступил вперед два шага, распрямился, переменил голос и мужественно и твердо отвечал Некомату:
- Если ты узнал меня, не буду скрываться, да и к чему скрываться мне? Если ты хочешь выдать меня князю Борису - выдавай, но прежде умру я, а не скажу ни тебе, ни ему ни одного слова!
Слезы потекли из глаз Некомата. Он закрыл глаза рукою и дрожащим голосом сказал Димитрию:
"Неужели я не доказал тебе прежде, боярин, как любил я тебя и доброго князя нашего Симеона? Не ты ли просил у меня благословения на брак с моей дочерью? Не я ли прежде обнимал тебя, как сына? Что ты не отстал от нашего князя, что прошло года два, как мы не виделись с тобой - так я и забуду тебя?"
- Полно, Некомат, - отвечал Димитрий, - я не шутить пришел к тебе, и меня не обольстишь сказками. Душа твоя по золоту ходит: было счастье, и ты был друг мне; прошло оно, и ты друг Румянца и князя Бориса.
"Не думал я на старости лет услышать от тебя такое горькое слово! Где же и когда я сотворил зло тебе и твоему князю? Если я не говорю вслух, как Замятня вздорливый, что князь Борис неправедно сел на столе Нижегородском, если я не кричу, что он безбожно отнял Суздальское княжество у своих племянников - боярин Димитрий! я отец: много гниет в тайниках молодцов за то, что громко поговаривали! Подумай - я узнал тебя; не в моей ли было воле указать на тебя князю и сказать: "Вот любимый боярин Симеона - возьми его, князь!"
- Некомат! я не могу оскорбить тебя укорою за прежнюю жизнь. Ты всегда был сребролюбив, но никогда не слыхал я, что злое дело легло на твою душу.
"И теперь чиста она, и теперь я вижу в тебе моего друга и сына! - Он обнял Димитрия и крепко прижал к груди своей. - Узнай меня лучше, вглядись в меня пристальнее".
Димитрий молчал.
- Соглашаюсь, что ты помнишь еще благодеяния Симеона, - сказал он, - но чего же ты от меня хочешь?
"А! ты открыл наконец неприступную душу твою! Теперь узнаешь, чего хочу я, теперь возвеселится душа моя! - Он потянул веревочку, привязанную к надворному колокольчику. Явился приказчик его. - Поди и позови гостей моих, - сказал ему Некомат, - а ты, Димитрий, пойдем со мною".
Не отвечая ни слова, Димитрий пошел за ним в сени и на лестницу. Некомат отворил дверь. Они вошли в девичий терем. Здесь сидела подле окна дочь Некомата с своею нянею. Она встала и почтительно поклонилась отцу и гостю.
"Няня! Поди и принеси нам хорошего меду! - сказал Некомат. - Хочу выпить с нищим братом моим из любимой золотой чары. Тебе не впервые угощать у меня нищую братию!"
Няня вышла. Несколько минут все молчали. Некомат как будто ожидал, пока няня сойдет с терема.
"Дочь моя ненаглядная! - сказал тогда Некомат, - помнишь ли ты жениха своего?"
Девушка вздохнула и не знала, что сказать.
- Ах, батюшка… - прошептала она, запинаясь.
"Жениха твоего, боярина Димитрия? Отвечай мне, Ксения!"
Слезы навернулись на глазах Ксении и покатились по лицу ее. Кисейным рукавом своим отерла она их и промолвила:
- Батюшка! все забыто, кажется - все… и давно…
"Нет! Я не забыл…"
- И где теперь мой жених! В какой стороне скитается он…
"Он здесь, Ксения! Посмотри - вот он, твой суженый!"
- Ах! - вскричала Ксения, и ноги ее подломились - она, как полотно, побледнела.
"Боярин Димитрий! Разве ты не хочешь открыть ей своей тайны? Видишь ли теперь, что я не изменник, что я не зла желал тебе, что родное дитя мое я не отнимаю у тебя, не отнимаю того, что мне всего дороже…"
- Некомат! - вскричал Димитрий, - вижу все и обнимаю тебя, как друга и отца! Ксения! Димитрий опять с тобою!
Ксения плакала навзрыд.
- Я не понимаю тебя, Некомат, - сказал печально Димитрий, - не понимаю, что ты делаешь со мною и чего ты хочешь, обновляя то, что я хотел, что я старался забыть!
Некомат улыбнулся: "Поцелуй свою невесту, свою суженую, а потом я расскажу тебе все. Некомат, поверь, не дремал в то время, когда не спала злоба врагов Симеона".