Суворин был человеком острейшей восприимчивости, огромной любознательности к эпизодам общественной жизни и любопытства к деталям жизни личной. Это очень хорошо видно из его дневника, заполненного самыми разномасштабными сведениями - от высокой европейской политики до великосветских (а сплошь и рядом; совсем не великосветских) слухов и сплетен, из его "Недельных очерков и картинок", сменившихся затем "Письмами к другу", "Маленькими письмами", адресовавшимися им читателям "Нового времени" более трех десятилетий. И в его газете факт, слух, случай всегда ценились высоко. Но это был не сырой материал "Московского листка", "Новостей" или "Петербургской газеты". "То, о чем говорят" препарировалось, обыгрывалось в "Маленькой хронике", "Маленьком фельетоне", обзорах газет и журналов, письмах, подвалах опытнейших, выработавшихся в самой газете журналистов, таких, как В. П. Буренин, Ф. И. Булгаков, А. А. Дьяков (Житель), В. С. Лялин (Петербуржец), К. А. Скальковский, В. К. Петерсен (А-т) и др. И нет никаких сомнений, что Суворин, как рачительный хозяин огромной и хорошо налаженной фирмы, активно побуждал Чехова выносить на газетную полосу те впечатления, мысли по поводу событий культурной и общественной жизни, которыми Чехов делился с ним в бесконечных ночных "вышагиваниях" по его кабинету; не исключено, что Суворин, умевший "создавать газетных людей" (Н. Снессарев. Мираж нового времени. Почти роман. СПб., 1914, стр. 11), имел и более далекие цели. Все материалы такого рода немедленно печатались. Так было, например, с серией известных чеховских заметок, написанных во время пребывания в Петербурге в январе 1893 г. 12 января Чехов присутствует на обеде беллетристов, 13-го - на спектакле в Александринском театре. И уже 14 января в "Новом времени" появляются две его заметки - об обеде и о спектакле. 22 января он - на бенефисе И. А. Мельникова, а 23-го в газете уже напечатано его сообщение об этом бенефисе; 24-го он - в Мариинском театре на концерте оперных артистов Н. Н. и М. И. Фигнер, а на другой день в "Новом времени" можно было прочесть его заметку о супругах Фигнер. Огромный опыт фельетонной работы не прошел даром; статьи писались "залпом" (Письма, т. 3, стр. 41). Тут же, ночью, они шли в набор - в подобных случаях Суворин был очень оперативен.
Уже эти факты заставляют с особенною внимательностью читать номера "Нового времени", выходившие в те дни, когда Чехов гостил в Петербурге. Это относится, разумеется, и к номерам, появлявшимся не только после их петербургских встреч (так, "Вопрос" был обсужден в московских разговорах 8 октября, а 11-го он уже был напечатан), но безусловно, что когда Чехов жил в петербургской квартире Суворина и были возможны "путешествия ночью в типографию" (Письма, т. 2, стр. 216), условия для "летучей" публицистики были особенно благоприятны.
Атрибутируя чеховские заметки 1893 г., С. Д. Балухатый писал об одной из них: "Тема статьи Чехова не была для него случайной" (Чеховский сб., стр. 17). Это можно сказать и о прочих темах его поздней публицистики - все они находят давние и недавние параллели в чеховской прозе, переписке, его высказываниях, донесенных до нас памятью современников. Но, пожалуй, самой неслучайной темой для Чехова конца 1888 - начала 1889 г. был театр.
В эти месяцы появилось "Предложение", состоялась премьера водевиля "Медведь", написан новый конец "Калхаса"; Чехов перерабатывает "Иванова" и ведет переговоры о его постановке, помогает Суворину в постановке "Татьяны Репиной", в письмах сообщает о замыслах театральных рецензий, пьес и т. п. Никогда раньше Чехов не был так погружен в театральные дела. И когда в январе 1889 г. Чехов приехал в Петербург, то театр, несомненно, был первейшим предметом разговоров с Сувориным, страстным театралом, к тому же недавно вступившим на стезю драматурга.
Но задавшись целью более конкретного установления тематики этих разговоров (а значит и гипотетических чеховских газетных откликов), необходимо задать вопрос: с какими театрами и актерами Чехов был тогда теснее всего связан?
Прежде всего это театр Ф. А. Корша, в котором в 1887 г. был поставлен "Иванов", а 28 октября 1888 г. - "Медведь", где Чехов бывал на репетициях и дела и положение которого издавна знал более дел любого другого театра. Несложно назвать и имена актеров: это артисты Александринского театра П. М. Свободин и В. Н. Давыдов и актер коршевского театра Н. Н. Соловцов.
Заметки Чехова о театре Корша и П. М. Свободине известны (см. т. 16 Сочинений, стр. 242–243).
В январе - феврале 1889 г. произошли важные события в артистической жизни Соловцова и Давыдова: оба получили по бенефису. И об обоих этих событиях появились заметки в "Новом времени". Есть основания полагать, что чеховская "бенефисная публицистика" должна быть пополнена двумя этими статьями.
Первая - о бенефисе Соловцова - напечатана в номере от 16 января. Во время написания этой заметки (13 или 14 января) в Москве находился Суворин (приехавший на репетиции своей пьесы "Татьяна Репина" в Малом театре 13 января), что уже повышает вероятность печатания Чеховым заметок о событиях, которых он был свидетелем.
5 января 1889 г., когда Суворин был еще в Петербурге, Чехов писал ему: "Напечатайте петитом прилагаемую заметочку. Соловцов просил меня сделать ему рекламу. Я исполнил его желание, но, кажется, так, что он больше уж никогда не попросит". Заметку Суворин немедленно отправил в набор: в номере "Нового времени" от 7 января она уже была опубликована.
Чехов имел основания думать, что Соловцов останется заметкою недоволен - в ней шла речь о репертуаре коршевского театра, о самом же Соловцове, кроме собственно информации о бенефисе, не говорилось ничего (т. 16 Сочинений, стр. 242). Однако и все последующие письма Соловцова Чехову (ГБЛ) переполнены просьбами: уже в этом году он просит для театра М. М. Абрамовой, куда он перешел от Корша, "Лешего" (см. об этом также: М. П. Чехов. Антон Чехов, театр, актеры и "Татьяна Репина". Пг., 1924, стр. 18; Вокруг Чехова, стр. 199–200), позже "в память нашей прежней дружбы и добрых отношений" просит - уже для своего театра - "Чайку", потом - "Три сестры" и т. п. Заметка о бенефисе могла быть продолжением просимой "рекламы".
В новой заметке речь идет уже о самом Соловцове. Но ощутима явная перекличка с главной мыслью предыдущей - в том, что классический репертуар "весьма редко появляется на коршевской сцене". Идею классического репертуара Чехов отстаивал давно. Еще в статье 1882 г. он писал: "Стоит ли в театре Пушкина играть "Гамлета" или не стоит? не раз слышался вопрос. Этот вопрос праздный. Шекспира должно играть везде" (Сочинения, т. 16, стр. 20). Позже, в "Осколках московской жизни" Чехов, приветствуя цели и задачи Шекспировского общества, опять противопоставляет современный и классический репертуар, говоря, что Общество "дает приют любителям, не удовлетворяющимся русским водевилем и доморощенною драмою" (там же, стр. 81). Пьесы современных драматургов, и, в частности, идущие в театре Корша, Чехов едко высмеивал в статье "Модный эффект" (1886), писал о "психопатических пьесах" в его театре (Письма, т. 3, стр. 60) и т. п.
Мысль обеих заметок о редкости в коршевском репертуаре классических пьес находим в письме, написанном незадолго до того, в октябре 1888 г.: ""Севильский обольститель" написан стихами, требует специальных декораций и костюмов и, во всяком случае, не 2–3 репетиций, а больше; поэтому Коршу он не ко двору. У него в ходу легкие пьесы водевильного свойства" (А. Н. Маслову-Бежецкому. - Письма, т. 3, стр. 20). Об отсутствии у Корша хороших костюмов и декораций Чехов еще не раз упомянет в письмах этого года.
Чувство меры и сдержанность, которые с похвалою отмечаются в игре Соловцова, всегда числились среди основных положений чеховской театральной эстетики: в театральных рецензиях он не раз высмеивал "слезоточивых" и "вспыльчивых" актеров (см. Сочинения, т. 16, стр. 47, 172, 173). таких, которые "стараются говорить грудным, замогильным голосом и без надобности рвут на себе волосы" (там же, стр. 80); ср. изображение игры провинциального актера в рассказе "Трагик" (1883). (Здесь была еще одна точка схождения с Сувориным, отстаивавшим значение "той драматической школы, которая стоит за естественность, за простоту и правду и гонит ходульность". - А. С. Суворин. Театральные очерки (1866–1876). СПб., 1914, стр. XIV.)
Сдержанная оценка роли Кина в начале рецензии не противоречит общему отношению Чехова к Соловцову, у которого он находил и достоинства и недостатки. Так, 2 ноября 1888 г. он писал И. Л. Леонтьеву (Щеглову): "Теперь о "Медведе". Соловцов играл феноменально, Рыбчинская была прилична и мила <…> Но, душа моя, играют Соловцов и Рыбчинская не артистически, без оттенков, дуют в одну ноту, трусят и проч." При разговоре о чеховской оценке Соловцова часто цитируют первую фразу этого отзыва. Заключительная фраза оценку несколько корректирует; добавочное уточнение в понимание этой оценки вносит комментарий первого публикатора данного письма, его адресата: "Соловцов играл феноменально, - пишет он мне, цитируя любимое словечко режиссера театра Корша" (И. Л. Щеглов. Из воспоминаний об Антоне Чехове. - Чехов в воспоминаниях, стр. 150).