Он, слегка улыбаясь, подошел к Марии Васильевне, поклонился, пожал ее руку и медленно, как бы неохотно выпуская ее из своей руки, осведомился:
- Здоровы ли? Как поживаете?
Она также с едва заметной улыбкой ответила:
- Благодарю вас… Ничего… Помаленьку…
Он снова поклонился ей и, подавая руку Голосову, сказал:
- Еще раз…
Затем вошли в комнату заводский смотритель Николай Петрович и его жена Нина Петровна Глушковы, сопровождаемые приветливо встретившими их хозяевами, все разом говорившие и громко смеявшиеся.
Нина Петровна, маленькая, худенькая, с завитыми черными волосами, выцветшим лицом, черными, как ягоды смородины, глазами, тонкими и бескровными губами, была в черном платье, с большой золотой брошкой и золотой массивной цепью на груди.
Она, не переставая разговаривать с Елизаветой Ивановной и улыбаться ей, небрежно и сухо поздоровалась с Голосовыми и увлекла хозяйку, усиленно тараторя с ней, на противоположную сторону стола.
Глушков, высокий, с рябоватым, обросшим лицом, кривой на левый глаз, в тужурке и ботфортах, покачиваясь огромным телом и разглаживая на ходу большую рыжую бороду, подходил поочередно к присутствующим, протягивал руку и развязно говорил:
- Доброго здоровья! Наше вам… с кисточкой!.. Как поживаете?
В то время как Петров, за чаем, рассказывал дамам о своей охоте на глухарей, Глушков завел с управителем деловой разговор.
- Вынужден вам доложить: третьего дня уволил за пьянство подмастерья Крупина, а сегодня Юношев его принял, без моего согласия, на работу.
Заверткин неприятно поморщился и сказал:
- Ах, уж этот Юношев! Вечно создает неприятности… Надо как-нибудь от него отделаться…
Глушков, торжествуя, продолжал:
- Крайне неудобно: я увольняю, а он принимает. Этим дезорганизация вносится в дело.
- Да, неудобно, - подтвердил Заверткин и добавил:- сделаю ему внушение.
Довольный таким результатом кляузы, Глушков сразу умолк, а Заверткин, вслушиваясь в разговор Петрова с дамами, заинтересовался и спросил:
- Начали, Егор Дмитриевич, охотиться?
- Да, был сегодня на охоте и убил двух глухарей… Завтра пожалуйте глухариного супа откушать…
- Благодарю, благодарю…
- Завтра ведь у меня играем…
В разговор вмешался Глушков:
- Вы, Егор Дмитриевич, велите-ка одного-то глухарика зажарить да на закусочку подать… С горчичкой очень хорошо… Люблю, грешный человек…
Петров, добродушно улыбаясь, сказал:
- Хорошо, велю зажарить и подать с горчичкой…
- Ты уж опять насчет закуски заботишься, - вставила замечание по адресу мужа Нина Петровна.
Глушков, тряся бородой, громко засмеялся и ответил:
- Так, между прочим, не мешает…
Но жена уже не слушала, его, увлеченная разговором с хозяйкой.
- Газеты опять начинают писать о войне, - сказал после паузы Петров.
- Нынче постоянно порохом пахнет в воздухе… - авторитетно отозвался Заверткин.
- Ерунда, сплетни… Не будет войны… - уверенным тоном возразил Глушков.
- Почему? - мягко спросил Петров и, помолчав, добавил: - Помните, перед японской войной также не верили в возможность столкновения, а оказалось…
И он многозначительно посмотрел на собеседника. Глушков начал горячо объяснять:
- Тогда было совсем другое, дело. Тот народ, японский, народ энергичный, сумевший в несколько десятков лет превратиться из полудикого состояния в культурную нацию. Там, на востоке, война была неизбежна. Японцам жить было тесно, а мы в Корею, под самый нос к ним, забирались. Вот и вспыхнула война. Теперь нет таких комбинаций, да и в войну играть теперь - дело рискованное. Прежде артиллерия да пулеметы разрушение наносили, а теперь снаряды с аэропланов будут бросать, это будет не война, а бойня…
Петров, чтобы остановить разошедшегося оратора, шутливо заговорил:
- Ну, успокойтесь, успокойтесь, патриот и политик, не спорю.
- Ради этого, - сказал давно жаждавший выпивки Глушков, указывая на стол с винами и закусками, - охотно успокоюсь….
Заверткин быстро встал и, тоже указывая на буфетный стол, пригласил выпить и закусить.
Глушков и Петров разом поднялись с мест, а Голосов, помедлив несколько секунд, уловил грустный взгляд жены, горько улыбнулся, махнул рукой, встал и подошел к буфетному столу.
- Не начать ли с коньячку, господа? - спросил Заверткин.
И, не дожидаясь ответа, начал наполнять рюмки.
Протестов не было.
Все взяли рюмки, чокнулись и выпили.
- Икорка чудесная! Пробуйте-ка, господа. Чудесная, - говорил Глушков, с аппетитом прожевывая закуски.
- Да, вкусная икра, - отозвался Заверткин.
- Вчера из Екатеринбурга артельщик привез по заказу…
- Ну, господа, в картишки не пора ли? - предложил вопросительно Петров.
Глушков одобрительно заметил:
- Давно следовало начать. Поздно начинаем.
Но Заверткин возразил:
- Нет, господа, предварительно прошу вас…
И указал рукой на выпивку.
- Это можно, это хорошо, - одобрил Глушков. - Отчего не выпить? Добрые люди между первой и второй не дышат, а мы поговорить успели.
- Нет, очень круто будет, - начал протестовать Голосов.
- Знаете поговорку: первая - колом, а вторая - соколом, - урезонил его Глушков.
И они, чокнувшись рюмками, снова выпили.
VI
От буфетного стола компания перешла к карточному столу.
Глушков разорвал обертки с двух колод карт, ловким взмахом руки рассыпал их по столу полудугой, крапом кверху, и предложил брать карту.
Все взяли по карте, определяющей место за столом каждого партнера, и сели за стол.
Глушков начал тасовать карты и обратился к партнерам;
- Знаете, господа, как нашу игру живописует кухарка Егора Дмитриевича?.. Интеррессно, интересно!..
Петров улыбнулся и сказал:
- Да, это курьезно, господа.
- Раздадут, говорит, карты, - продолжал Глушков, - и сидят и перекликаются: три пик, четыре треф… Потом молча выбрасывают карты на стол. И, как только ни у кого карт на руках не останется, тотчас все разом начинают кричать, спорить, ругаться…
При последних словах Глушков громко захохотал. Смеялись, раскачиваясь на стульях, также и остальные.
Заверткину понравился этот курьез, и он решил рассказать тоже нечто комичное.
- Знаете рабочего, старика Павла Старцева? Такой ядреный старик. Еще в крепостной зависимости работал. С кочергой бегал за приказчиком. Драли его сильно. С ума, говорят, сходил. И теперь он все такой же шалый. Старик крепкий, говорит басом, ругается… Так вот его судил на днях земский. Лесообъездчики взяли его на дороге с двумя кряжами дров. В протоколе по ошибке сказано: "два воза". Земский, конечно, читает, как написан протокол. И вот, как только упомянул "два воза", - Старцев вскочил, глаза с кровью, уставился на земского и ляпнул: "Турусь давай! У меня и лошадь-то одна! Откуда два-то воза?" Земский оторопел. Публика хохочет. Курьез!
И снова все засмеялись.
- Ну-с, приступимте, с легкой руки, - сказал Глушков.
Взяли карты и начали играть.
Во время хода Заверткин несколько раз бил карту Глушкова.
- Ну, Николай Петрович, - кричал потом, смеясь, Глушков, - сказывайте спасибо, что хороший прикуп достался, а то остались бы без двух…
- Спасибо, спасибо! - улыбнулся Заверткин. - Целых две поденщины стоят… Не баранья рожа!
И он опять пригласил всех "воодушевиться", и все встали, выпили и начали закусывать.
Глушков, взглянув в окно, заметил зарево, быстро подошел к окну и с тревогой упавшим голосом сказал:
- Господа, где-то пожар!.. Большое зарево светится…
Все сразу переполошились, бросились к окнам, зашумели и начали выкрикивать:
- Где пожар?
- Что горит?
- Далеко отсюда?
- Это, кажется, начинают гореть заводские дрова, - высказал предположение Заверткин.
- Да, пожалуй, горят дровяные склады, - согласился с ним Глушков.
- Нужно бежать туда. Идемте скорее, господа! - крикнул Заверткин и первый направился к выходу.
Тотчас же за ним последовали сначала Глушков и Голосов, а затем не устоял и Петров.
Остались одни дамы. В гостиной сразу затихло. Но исход пожара интересовал и дам. Они столпились у окна и молча наблюдали за розовым пятном, напоминавшим отблеск зарева на темном ночном небе. Зарево сначала розовело и разрасталось, а затем начало меркнуть и уменьшаться. Постепенно отблеск пожара на небе исчез совсем. И дамы, утратив интерес, отошли от окна, сели к столу и начали разговаривать.
- Я ужасно боюсь пожаров, - говорила Елизавета Ивановна. - Жутко делается, когда зазвонят да свисток заорет. Стала бояться с тех пор, как у нас дом сгорел.
- Я тоже боюсь, - вторила ей Нина Петровна. - Как услышу этот противный свисток, эти протяжные, с перерывами, плачущие звуки, так и в дрожь меня бросает.
Мария Васильевна вставила замечание:
- Пока еще не слышно набата. Зарево померкло. Авось, пожар быстро погасят…
Но ни та, ни другая из дам-подруг не отозвались на ее слова. Она встала, подошла к окну и начала смотреть на темное с редкими звездами небо. В душе у нее вспыхнуло желание немедленно уйти отсюда, уйти чуждой от чуждых людей, но сделать этого она не решалась из-за нареканий на мужа. А подруги-сплетницы в это время вполголоса злословили о ней.
- Я уже слышала это… - говорила Нина Петровна. - Олимпиада Алексеевна маме сказывала…
- Как вы думаете? - спрашивала Елизавета Ивановна. - Правда это?
- Не знаю… Может быть… Юношев - ловкий, хитрый… Муж его знает…