"Для чего она, такая слабая и нежная, мучилась в этой грязной жизни? Что ей тут было сладкого? - думал он с глубокой тоской. - Неужели для меня только?" - спросил он сам себя, и точно проснулась в нем какая-то грустная нежность.
В портфеле лежала еще записка. Рулев прочитал и ее.
"Лизавета Николаевна, - было в ней написано, - вы меня ни разу не навещали, и я ни разу не просил вас навестить меня, пока я имел возможность двигаться. Теперь едва ли доживу до завтра. Возьмите кого-нибудь с собой и приходите проститься. Одни не ходите. Я, в противном случае, не умру спокойно".
Рулев прочитал еще раз, прочитал другой, подумал об отце и опять взглянул на записку.
"Прочесть сумеет ли, не знаю, а не поймет наверно", - подумал он со вздохом и опять начал ходить.
И долго думал он об этой симпатичной, деликатной личности учителя, о судьбе его, о его мыслях и верованиях; думал о людях, среди которых действовала эта личность. - Дальше вспомнил он и Катерину Сергеевну, и уж не нежность и не грусть вызвали в нем мысли об этих обеих личностях. Он ступал тяжелее, губы его сжимались. Мысли сами собою перенеслись к задуманному делу.
VIII
По делам завода Рулеву надо было увидеться с управляющим бумажной фабрики. По этому обстоятельству он сошелся с Вальтером.
В обширной кладовой, где на полках была навалена разных сортов бумага, где стояли сундуки, шкафы, у стола сидел высокий молодой человек, носивший бороду, заплатанные сапоги и довольно потертое платье. Он выдавал жалованье фабричным рабочим, конторщикам и приказчикам. Это и был Вальтер. Когда пришел Рулев, Вальтер покуривал сигару и отсчитывал деньги поодиночке входившим в кладовую рабочим.
- Что вам угодно? - спросил он, приподнимаясь при входе Рулева.
- Я имею поручение переговорить с вами, - сказал Рулев. - Мне кажется, вам лучше кончить ваше занятие, и тогда уже я передам вам мое поручение.
- Как знаете, - заметил Вальтер и опять сел к столу.
Рабочие один за другим приходили и уходили. Вальтер молча отдавал деньги, предлагал книгу, где получивший расписывался или ставил кресты, и, покуривая, ожидал следующего. Пришел, наконец, какой-то бледный и оборванный юноша.
- Четверг и пятницу не работал? - спросил Вальтер.
- Болен был, - отвечал рабочий.
- Знаю. По шестнадцати копеек за день - за два дня тридцать две копейки - остается получить четыре рубля шестьдесят восемь копеек.
Рабочий закашлялся.
- В этом ты и домой пойдешь? - тихо и угрюмо спросил Вальтер, взглянув на изорванную рубаху рабочего.
- В этом, - отвечал тот.
- Недолго проработаешь, - заметил управляющий. - Не умеешь жить, - продолжал он тихо. - Вас, рабочих, здесь тридцать человек… Следует держать одну квартиру и иметь общие харчи, а деньги держать в артели; тогда и пропьешь немного, да и на одежду останется.
Рабочий молчал.
Вальтер отдал ему деньги и встал.
- Здоровье у тебя плохое, - тихо продолжал он: - пить, я знаю, не бросишь, - значит, не сегодня, так завтра можешь в самом деле сильно заболеть… Что тогда будет? - спросил он, становясь лицом к лицу перед рабочим.
- Ничего не поделаешь, - угрюмо отвечал рабочий.
- А вот посмотрим, - сказал Вальтер, запирая кассу. - Завтра я переговорю с другими… Совет, разумеется, советом, а там уж делайте, как сами знаете…
Затем Вальтер обратился к Рулеву.
- Фамилия ваша мне положительно знакома, - сказал он, когда Рулев передал ему все, что нужно было: - да и лицо кажется знакомым. Где вы были лет… восемь назад?..
Рулев назвал школу.
- Я был в тех местах, - сказал Вальтер задумчиво… - и там должен был вас видеть.
Вальтер предложил Рулеву курить и заговорил о школе, в которой был Рулев. Оказалось, что и он был в этой же самой школе. Оттуда его выгнали в кантонисты; из кантонистов Вальтер бежал, как необыкновенно гибкий и ловкий юноша попал в труппу вольтижеров, ехавших в Валахию, и через несколько лет вернулся в Россию Вальтером и немцем, хотя был такой же русский, как Рулев или Скрыпников. Разговор незаметно перешел в минорный тон.
О прошедших молодых годах мы вспоминаем с тоской потому, мне кажется, что в те годы были свежие силы, иные стремления и планы, большею частью не осуществившиеся потом, и нам жаль становится сил и времени, растраченных большею частью даром. Вальтеру же, кроме того, вспомнилось много нравственной и физической ломки… Затем Рулев заговорил о рабочих. Вальтер знал их так же хорошо, как если бы с детства жил с ними вместе. Злость и горечь так и слышались в каждом его слове…
- Горько жить с этим народом… Злость берет, - повторял он несколько раз.
Рулев не переставал расспрашивать, а Вальтер делался все разговорчивее.
- Послушайте, - сказал он наконец, остановившись перед Рулевым… - Если вы не заняты и интересуетесь здешним рабочим народом - пойдемте ко мне…
- Пойдемте, - сказал Рулев.
IX
Они пошли вдоль берега реки. Небо закрыли грязные тучи; над рекой стоял тяжелый, наводящий тоску туман; в тумане медленно двигались по реке барки и точно за запотевшим стеклом мелькали на них огни, разведенные для ужина. На толстых бревнах, лежавших у берега реки, спал мальчик, известный между уличными ребятишками под именем Миши-щепочника. Между бревнами щели, и в них блестит вода и плавится рыба; бревна густо охватило туманом и сыростью, а мальчик спрятал свое лицо в картуз и спит - не слышит ни сырости, ни дождя. И видит он во сне, что по плечам у него машут длинные, легкие крылья; тихий ветерок и веянье воздуха от быстрого полета охватывают его тело прохладой. Видит Миша, что он летит высоко над землей - над реками, зелеными лесами, озерами и полями. Видит он внизу светлую реку, извивающуюся между зеленых лугов, поросшую камышом, окруженную зеленою, сочною травою поемных лугов; но лучше всего Мише то, что над этой рекой ему свободно и легко дышится, так хорошо и свободно, как никогда не дышалось во всю его коротенькую жизнь.
Миша просыпается и, охватив колени руками, садится на бревна. Грудь у него болит, рубашка промокла, а кашель так и мучит его худенькую грудь. А воздух становится все сырее, в тумане всюду зажигаются красноватые огни; у мальчика сильно болит грудь, и с тоской он опять прилегает к бревнам. В это время перед ним останавливаются мимоходом наши друзья: Вальтер и Рулев.
- Отчего ты не идешь домой? - спрашивает Вальтер.
- Куда мне идти домой? - в свою очередь спрашивает Миша.
- Где твой отец?
- Не знаю…
- А мать?
- И мати не знаю, - отвечает равнодушно Миша - и в самом деле не знает.
- У кого ты живешь? - спрашивает ласково Вальтер.
- Жил я у дедушки-рыбака; потом жил у дедушки-нищего. Только дедушка-рыбак умер, а дедушку-нищего взяли в тюрьму. Не у кого мне и жить теперь, - равнодушно прибавляет Миша.
- Пойдем со мной, - говорит ему ласково Вальтер.
Миша оставляет свое неприглядное помещение и плетется за Вальтером и Рулевым, скорчившись всеми своими худенькими членами. Вальтер и Рулев идут быстро, разговаривая о рабочих и их детях, о мещанах и крестьянах. Моросит дождь, а кашель терзает впалую грудь Миши.
- У тебя грудь болит? - спрашивает Рулев, беря его за грудь.
- Грудь болит, - отвечает Миша.
Наконец пришли в квартиру Вальтера. Вальтер зажигает свечу.
- Устал? - спрашивает он.
- Устал, - отвечает Миша.
- Разденься и надень вот это, - говорит опять Вальтер, подавая ему теплый полушубок. - Если ты не наденешь сухое платье, ты, может быть, простудишься и заболеешь. Видишь, твоя рубашка так и льнет к телу.
- Я и так болен, - говорит мальчик.
- Заболеешь больше.
- И умру?
- Может быть, и умрешь…
Мальчик улыбается. Он начинает думать, что давно знал Вальтера и даже давно любил его.
- Тебе не хорошо жить?
- Не хорошо, не хорошо… Грудь болит, сыро, холодно, - бормочет Миша и опускает голову, точно слушая, что у него в сердце делается.
- Ну, давай пить чай, - согреешься.
- Давай.
Миша уселся перед столом, облокотился на него, положил щеку на ладонь и пристально смотрит на Вальтера. Лицо мальчика бледно, руки тоненькие, худые, грудь вогнута.
- Зачем ты привел меня сюда? - спрашивает он потом.
- Затем, что мне тебя жаль, - отвечает Вальтер.
- Жаль, что я маленький, грудь у меня болит и негде мне жить? - спрашивает мальчик.
- Да.
- Ты, верно, добрый?
- Нет, я злой… Мне все равно - будешь ли ты у меня или нет, а тебе от этого лучше…..
- Тебе все одно?
- Все одно.
Мальчик жадно пьет горячий ароматный чай, и щеки у него вспыхнули румянцем, глаза засветились. Рулев и Вальтер говорят что-то на непонятном ему языке, и говорят как братья: лица у обоих светлые, добрые и откровенные; иногда только у Вальтера брови сдвигаются. Рулев, напротив, все спокойный и серьезный, скажет несколько слов и опять задумается. Мише сильно хотелось бы знать, о чем они говорят, но не понять никогда ему этих речей.
Долго он прислушивался к разговору приятелей, но потом ему скучно стало. От нечего делать он стал переглядывать книги, лежавшие на столе Вальтера.
Рулев приподнял голову и посмотрел на него с улыбкой. Скоро после этого он встал и простился с Вальтером.
- Пожалуйста, навещайте меня, - сказал Вальтер и крепко пожал ему руку.
- Непременно, - ответил Рулев: - надеюсь, мы будем знакомы хорошо.