- Я тебя в деревню увезу! - засмеялась она, еще сильнее натянув вожжи, и потом не то лаского, не то насмешливо прибавила: - Теперь мы, кажется, поменялись ролями… Помнишь, как в первый день нашего знакомства я предложила тебе тот же самый вопрос, какой ты мне сделал сейчас? и помнишь, как на этот вопрос ты ответил мне тогда точно так же, как я тебе сейчас ответила?
- Да, помню, - сказал Светлов.
- Только, видишь, я не так скупа, как ты был тогда: я молочка для тебя не пожалею…
Она звонко захохотала, поцеловав его на лету.
- Но ведь Казимир Антоныч будет ждать нас к ужину, Кристи, - слабо напомнил ей Александр Васильич.
- Казимир Антоныч, Саша, пожил довольно и как ему хотелось; теперь мне хочется жить, - и посмотрела бы я, кто запретит мне это! - возразила она гордо, и глаза у ней засверкали в вечернем полумраке.
Светлов промолчал, не находя в себе силы бороться в эту минуту с неотразимым обаянием своей спутницы; он только крепче обнял ее.
Они продолжали нестись по-прежнему, но молча, переживая каждый неизгладимую бурю в душе. Александру Васильичу начинала уже нравиться эта быстрая езда, она соответствовала тому вихрю мыслей, который крутился теперь в его голове. Отъехав версты четыре от дому, молодые люди завидели вдали огонек. Христина Казимировна задержала лошадь и пустила ее опять легкой рысцой.
- Вот и деревня, - сказала она, круто повернув налево, не то в какой-то темный коридор, не то в улицу.
Через минуту Жилинская стояла уже под окном чьей-то большой избы и стучалась в ставень.
- Это я, кума Маня. Отвори! - говорила она громко.
- Ба! да никак и впрямь барышня наша! - послышался за окном мягкий женский голос. - Отвори, Гарась, поскоре!
Сейчас же вслед за тем послышался стук тяжелого запора у ворот, и дюжий молодой парень лихо отворил настежь обе их половинки.
- Вот нежданно-то, негаданно!.. Здоровате-ка! - так же лихо тряхнул он головой, приветствуя неожиданную гостью.
- Здравствуй, Герасим! - дружески протянула было ему руку Христина Казимировна. - Прибери, голубчик, нашу лошадь. Да я не одна, смотри: вон и еще гость со мной, - указала она на стоящего поодаль Светлова.
- Ну, нет, милая барышня, со сна-то, не умывшись, руки я тебе не дам, - степенно заметил ей Герасим, торопливо убирая назад свою руку, - а как помоюсь, ужо, тогды дам. А вот, что до их милости, так это - наши гости: для них в избе завсегда места хватит, сколько ни приди. Милости просим, слышь, не побрезговать! - радушно обратился он к Александру Васильичу.
Светлов тоже было протянул ему руку.
- И тебе не дам руки без умывки, - так же степенно остановил его парень, тряхнув волосами.
В эту минуту в окнах избы показался свет.
- Вон уж кума Маня и огня добыла. Пойдем… - как-то особенно ласково обратилась Жилинская к Александру Васильичу.
Они проскользнули в ворота и быстро взбежали па высокое крыльцо.
Кума Маня - красивая деревенская женщина лет двадцати трех - встретила их, со свечой в руке, на пороге избы. Поздоровавшись с ней непринужденным поцелуем, Христина Казимировна представила ей своего спутника, сказав только:
- Это из наших, кума Маня.
Такой незначительной фразы, по-видимому, было совершенно достаточно для того, чтобы Светлову был оказан самый радушный прием со стороны молодой хозяйки.
- Мы вот с этим человеком, Маня, десять лет не видались, так надо нам хорошенько поговорить с ним с глазу на глаз, - сказала ей Жилинская после первых обычных расспросов о здоровье и делах. - Ты уступи нам, часика на два, вашу чистую половину и молочком нас попотчевай: я вот его обещалась угостить, - указала она глазами на Светлова. - Мы ведь вас не стесним этим… а?
- Что вы, что вы, барышня, грех какой! Да мы с Гарасей душу за вас отдать рады! - взволнованно проговорила радушная хозяйка.
Кума Маня засуетилась, сбегала на чистую половину, торопливо прибрала там, что было нужно, и проводила туда гостей, опять со свечой в руках; потом, минуты через три, она принесла им крынку густых сливок, две кружки, деревянную ложку - поставила все это на стол, покрытый чистой скатерью, и ушла, ласково сказав на прощанье гостям:
- Христос с вами! Хоть две ночки напролет проговорите…
Жилинская стала раздеваться.
- Мы здесь, Саша, как у себя дома: распоряжайся, - весело заметила она Светлову.
Александр Васильич видел, что ему готовы дать решительную, смертельную битву, и чувствовал в то же время, что никакая логика не устоит перед этой гордой, страстно любящей женщиной. Он задумчиво смотрел, как она сняла с себя сперва шубку и положила ее в углу на сундук, как сняла потом с головы косынку, небрежно кинув ее туда же, как ее изящные пальчики нетерпеливо тормошили не снимавшийся сразу меховой ботинок, - и его всего охватило вдруг чем-то теплым, чем-то никогда им еще не испытанным. Он быстро сбросил с себя шубу и помог Жилинской снять заупрямившийся ботинок.
Христина Казимировна откинула назад волосы и обвила Светлова руками за шею.
- Теперь я обниму тебя и поцелую так, что ты никогда этого не забудешь!.. - сказала она, задыхаясь, - и действительно, так обняла и поцеловала Александра Васильича, что у него на минуту опять встал давешний туман перед глазами.
- Кристи! - молвил он, опустив в изнеможении голову на ее плечо, - ты сама не знаешь, что делаешь… Ты должна меня выслушать прежде…
Христина Казимировна отвела одной рукой от плеча голову Светлова, а другой нежно провела несколько раз по его волосам.
- Ты, я вижу, не понимаешь, чего стоило мне любить тебя целые десять лет неизменно. Ты не знаешь, что значит тосковать столько лет, отдавать свою душу другому… даже без надежды увидеть его вновь когда-нибудь… Саша, Саша! как мало же ты понимаешь!!.
Она истерически зарыдала.
- Полно, Кристи!.. Кристи! поговорим лучше задушевно…
Светлов успокаивал ее, как мог.
- Я не ребенок, мне не нужно утешений… - говорила она через минуту, уже улыбаясь. - Давай, чокнемся молочком!
Жилинская до краев налила в обе кружки сливок и одну подала Светлову.
- Настоящее - наше. Выпьем же за эти немногие нераздельные минуты! - сказала она ему, подняв высоко свою кружку.
- За настоящим идет будущее… - возразил он нерешительно.
Христина Казимировна гордо выпрямилась перед ним.
- За свое будущее отвечаю я сама! - пылко проговорила она, и глаза у ней опять засверкали.
Они чокнулись.
- Теперь, Кристи, ты, во всяком случае, должна выслушать меня… - сказал Александр Васильич, медленно ставя на стол опорожненную кружку. Он сел; она сделала то же.
- Мы ведь не дети с тобой, Кристи… и ты знаешь, за какой вещью какой следует результат… - продолжал Светлов. - Я никогда не женюсь…
- Мне нет нужды знать об этом! - вся вспыхнув, гордо перебила его Христина Казимировна.
- Нужно или не нужно тебе это знать, Кристи, - повторяю: я никогда не женюсь…
- Отчего?..
Она пристально и проницательно смотрела на него.
- Оттого…
Светлов не договорил и тихо забарабанил кончиком пальца по столу.
На те деньги, молодец,
Ты купи коня. -
задумчиво и как бы про себя продекламировал он. Христина Казимировна вздрогнула.
- Послушай же меня, Кристи, - продолжал Александр Васильич через минуту общего тяжелого молчания, - я ведь уж не люблю тебя теперь той, навсегда для меня памятной глубокой и горячей любовью, которая одна - и только она одна! - могла бы дать мне право целовать тебя не братским поцелуем… Мне больно сказать это тебе… в особенности тебе… но… но я не буду принадлежать никогда даже и той, которую я, кажется, - быть может, сам того не замечая, - люблю теперь… Слушай, Кристи! Ты хорошо знаешь сама, как ты хороша; ты хорошо знаешь, что за тобой - все обаяние моего невозвратного прошлого… все лучшее мое за тобой… Поедем!
Светлов решительно встал.
Она зарыдала, но не пустила его.
. . . . . . . . . . . . . . .
Медленной рысцой возвращались назад беговые саночки Христины Казимировны; ими правил уже Светлов, а она, крепко прижавшись к нему, лежала у него на плече. Бледная луна томно освещала ее еще более бледное лицо. По временам оно на минуту вспыхивало ярким румянцем, глаза лихорадочно загорались и потом неопределенно-задумчиво смотрели в снежную даль. Александр Васильич тоже был бледен, задумчив, но на лице его играл какой-то особенный мягкий свет. Они всю дорогу ехали молча, только под конец заговорила Христина Казимировна.
- Ты имел тогда право на все и ничего не взял… Лучше же поздно, чем никогда… А я все-таки не могу ни наговориться с тобой, ни насмотреться на тебя!.. - успокоительно шептала она Светлову, подъезжая к дому.
Казимир Антоныч и Варгунин давно уже поджидали их, не садясь одни за ужин, который роскошно был накрыт в маленькой, уютной столовой домика Жилинских. Когда Христина Казимировна вошла туда вместе с Светловым, старики жарко спорили о чем-то, сидя в двух противоположных углах - один на кресле, другой на диване.
Жилинская взяла было Александра Васильича за руку, сделала с ним два шага вперед, но потом, заметив, что он не понимает ее движения, быстро отдернула назад свою руку.
- Мы не обвенчаны, папка, да и никогда не будем обвенчаны, - с лихорадочной твердостью сказала она, одна подходя к отцу, - но мы теперь…
Христина Казимировна не договорила, и крупные слезы закапали у нее из глаз.
Светлов так и замер на месте, как ошеломленный.