- Ах, сделайте милость, доставьте, и поскорее, - сказал он, - коли можете: у меня есть еще пять-шесть сомнительных мест, которых я не мог приискать в своем атласе. Мы поищем вместе: сим объяснится для меня многое темное. Нельзя ли вам отобедать к нам завтра?
- С большим удовольствием.
Каково идут дела мои, Всеволод! Скоро мы познакомимся так, как мне хочется. - Прощай и не бойся ничего. Я столько же восхищаюсь Шлёцером, столько же читаю Тацита и Мюллера, столько же думаю о системе географии и статистики, как и прежде. Чего ж тебе больше, недовольный?
ПИСЬМО VI
К Луизе от ее подруги.
Поздравляю, ma chere amie, любезного моего незнакомца. Первое впечатление, им произведенное, очень удачно, удачнее, нежели сам он думает, удачнее, нежели и ваша милость полагает; - а это уж слишком много, по моему мнению, в этом случае я совсем не согласна с ленивыми китайцами. Они говорят, что в десяти шагах девять - половина: нет - кто раз хорошо ступил, кто ногу лишь занес на шаг, тот уже половину, тот уже больше половины дороги прошел. Применяя свое правило к твоему положению, я предвещаю, что ты будешь любить, да-да, любить своего Вертера, и в этом я клянусь тебе всеми настоящими, прошедшими и будущими Шарлотами на свете. Хочешь ли доказательств? Они в письме твоем. Станем разбирать его. Ах, смиренница! Ну, правду говорит моя матушка, что в тихом омуте всегда черти водятся. - Слушай, я буду уличать тебя.
Ты целые два месяца не писала ко мне для того, чтоб сделать сюрприз описанием своего дома, наконец начинаешь письмо, и что же? О чем пишешь ты? - О твоем знакомстве. А описание, очень сокращенное, отложено в Postscriptum, описание, которое должно быть главным предметом твоего письма (говорят, впрочем, что в письме девушки главное есть Postscriptum; но здесь вышло наоборот). Вот обвинение против тебя! Ты предчувствовала его и думала оправдаться своею декламациею: "Это странно! Всегда так случается: когда нечего писать или пишешь о вздоре, всегда напишешь много и легко". Мы понимаем этот вздор, голубушка; нас не проведешь.
Далее в первую минуту ты успела рассмотреть незнакомца, каков он собою, как одет. Это еще ничего не значит, и случается обыкновенно avec nous autres. Я замечу только, что Вертер понравился тебе с первого взгляда, а этот первый взгляд бывает иногда решителен. Минута всему повелитель, говорит Шиллер. - Но зачем не велела ты запереть калитки на другой день? - Ты видела ведь, что она опять была отперта. Ты скажешь, нет. Но для чего не посмотрела ты? Для того, чтоб бессовестью сохранить свою совесть: ты сказала себе, или тебе так сказалося, а ты будто не слыхала: "Если я посмотрю на калитку и увижу, что она не заперта, - то мне нельзя будет не запереть ее; итак, лучше не смотреть. А то, может быть, придет". - Так ли?
Потом: "Я тотчас позабыла об этом призраке, поливая мои цветы; но на другой день в саду он не нарочно представился опять в моем воображении. Ты знаешь сама, как случайно приходят нам в голову всякая всячина и проч.". Здесь надобно взять несколько повыше. Письмо писала ты на пятый день после первого свидания, после того, как ты уже видела и слышала своего незнакомца, когда уже составилось об нем полное понятие у тебя и в голове, и в сердце. У тебя перемешалось чувство 10-го числа с чувством 4-го числа, и вот почему начала ты оправдываться в своих видениях, которые 4-го числа не имели никакого значения, были невинны. Тебя обвиняет твое оправдание, напоминая одну пословицу.
Далее, что за выражение: "Я чего-то дожидалась, разумеется, не его". Но кто же говорил тебе об нем? "На лавке было просторно". Ха, ха, ха! Кого же недоставало? меня? Благодарю за честь и с удовольствием уступлю ее кому нужно. Я расхохоталась на полчаса, прочитав об этом просторе, и уверена, что ты вымарала бы это место из своего письма, если бы прочла в другой раз. Но ты, верно, по-моему: я всегда спешу отправлять письма, и никак не могу их перечитывать; потому-то часто и напутываю на себя бог знает что.
Что ты не рассказывала дядюшке о втором своем свидании, потому что он был занят, я тебе верю, - но поверь и ты, что ты в свою очередь рада была случаю пока не рассказывать ему.
Незнакомец явился у вас в комнате, и ты тотчас заметила, что он говорит ловко и умно. Хорошо, но зачем хочешь ты опять оправдываться, если ты не виновата? "Мне поневоле надобно было выйти" - а по воле ты не вышла бы? "Мне нельзя было не поклониться ему".
Наконец ты и боишься, что он заключит что-нибудь дурное из твоих односложных ответов. К чему эта боязнь? Если бы от его заключения тебе было ни тепло ни холодно, то верно ты не стала бы думать о нем.
Что скажете теперь, любезная моя Луиза? Поверьте мое письмо по вашим чувствованиям, и вы увидите, правду ли я вам сказала. Между тем прошу вас быть чистосердечною по-прежнему: опишите мне два-три свидания, и я лучше всякой цыганки, не смотря на ваши руки, скажу вам - что вы думаете? - когда быть вашей свадьбе.
Впрочем, не шутя, знакомство твое началось очень странно, и, право, здесь есть что-нибудь кроме случая. Мое воображение так им настроилось, что я сама нарочно всякий вечер гуляю в тетушкином саду и поджидаю, не покажется ли кто-нибудь из-за калитки, но - не тут-то было. Да, правду сказать, и сад у тетушки! Огород огородом: картофель, морковь, капуста, крыжовник, смородина - силы нет, как досадно и писать. Вообрази себе, что нет ни одной дорожки; все заросли травою с тех пор, как тетушка вдовствует, то есть почти с московского мора. - Мое житье здесь очень скучно, и если бы не книги, то я сошла бы с ума. - Из соседей был у нас один старик с своим сыном, но он смотрит таким Сенекою. - Прощай.
ПИСЬМО VII
От Б. Б. к С. С.
Июня…