– Вот и прекрасно! Дайте мне еще лист бумаги, – скомандовал он. Верочка быстро достала чистый А4, еще пока не сообразив, зачем ему понадобилась бумага, и положила его перед мужчиной. Мужчина стал что-то писать на листке бумаги, закончив, протянул листок продавщице. Верочка пробежалась по листку.
– А, ну да, понятно, – подумала она про себя, но вслух ничего не сказала. На листке были написаны два адреса.
– Один букет по одному адресу, другой – по другому. Сделаете? – Мужчина, закрыв колпачок, убрал ручку во внутренний карман. Верочка кивнула.
– И открытки. – Мужчина протянул обе открытки, потряс их почти перед Верочкиным носом. На одной было написано жирными буквами – "Вере", на другой – "Верунчику". – Вот эта должна быть приложена к букету на Ильинскую улицу, – пояснил мужчина, – а вторая, Верунчику, – на Бакунина. И ради Бога, ничего не перепутайте… цветы самые свежие и конверты с открытками, Вере – на Ильинскую, Верунчику – на Бакунина.
Мужчина капризно сжал губы, стал сверлить Верочку глазами, как будто еще раз задавая себе вопрос, можно ли ей доверить такое дело. Мужчина наконец пришел к какому-то заключению и все-таки решил положиться на умственные способности Верочки.
– Сволочь! – подумала про себя Верочка и устремилась на него ласковый, почти преданный взгляд. На лице ее засияла улыбка, как учили на краткосрочном тренинге по продажам, который она прошла в самом начале работы в бутике. В конце концов, она продавала цветы не на Киевском, а в цветочном бутике в центре города, отделенным от шумной улицы прозрачным стеклом, заставленным цветочными диковинками, парой мягких кресел внутри салона и миниатюрным низким столиком, заваленным толстыми каталогами с фотографиями цветочных композиций на разные случаи жизни.
– Я на вас полагаюсь! – Мужчина опять улыбнулся, легкая напряженность опять забрезжила на его лице, он встал и стал застегивать пуговицы пиджака. – Сдачи не нужно!
"А она все-таки ничего!" – промелькнуло в его голове, когда он уже подходил к выходу, старательно уклоняясь от висящего над входной дверью колокольчика, но что-то внутри дало задний ход. Еще одна цаца, сколько их у него было… Мужчина самодовольно ухмыльнулся. К тому же он любил юных, зеленых. Бабы, они как бабло, должны быть зелеными! Над головой его звякнул колокольчик.
– Что за… – выругался он про себя и пригладил ладонью взъерошенные волосы.
Верочка проводила его долгим взглядом. На составление букета ушло часа два. Всё как-то не клеилось, то каллы торчали как веники, то совершенно не гармонировали цвета. Второй букет Верочка собрала быстрее. Тем более что материала под рукой было хоть отбавляй. Закончив с составлением композиции, Верочка присела за столик, за которым недавно беседовала с заказчиком двух одинаковых букетов. Верочка дозвонилась до курьера, аккуратным разборчивым почерком переписала адреса и прикрепила степлером листки с адресами к букетам. Курьер был где-то поблизости и обещал в течение получаса появиться и забрать два заказа. Верочка сидела задумчиво, теребя в руках подписанные открытки.
– Вера… и Верунчик, – вертелось у нее в голове.
Она подошла к окну и выглянула на улицу сквозь стеклянную витрину. Задумавшись, она прижалась к ней носом. На стекле остался малиновый след помады. Верочка что-то тщательно обдумывала. Курьер должен был скоро появиться, она подошла к столу, покрутила конверты в руках и наконец всунула конверты внутрь букетов, один на Ильинскую и другой на Бакунина. В тот момент, когда она прикрепила открытки, зазвенел колокольчик. Верочка вздрогнула. На пороге стоял курьер.
– Не думала, что вы так быстро. – Верочка встряхнула букеты.
– Так а я был тут недалеко. – На пороге стоял паренек в потертой курточке и дешевых джинсах. – А я смотрю, у вас все готово. – Он подошел к Верочке и взял из ее рук букеты. – И даже ждать не надо. Адреса? – Он вопросительно посмотрел на Верочку.
– Приколоты внизу, – рассеянно сказала Верочка.
– Ага, вижу. – Курьер прочитал адреса на приколотых листках. – Сначала Бакунина, потом Ильинская, мне как раз по дороге домой. Больше заказов на сегодня брать не буду. Ну всё, пока. – Курьер направился к двери. – По доставке – отзвонюсь, – кинул он, уже выходя, через плечо Верочке.
Прозвенел звоночек, и курьер оказался за стеклянной витриной, направился к припаркованной рядом машине. Верочка, казалось, все еще что-то обдумывала, а потом вдруг ни с того ни с сего сорвалась с места, выбежала из бутика и догнала паренька.
– Вот дурочка, все перепутала. – Верочка виновато посмотрела на мальчишку.
Курьер остановился.
– Да конверты с открытками не так вложила. – Верочка двумя руками нырнула вглубь букетов, вытащила конверты и поменяла их местами. – Ну вот и всё, – то ли удовлетворенно, то ли с облегчением кивнула она, – теперь можно.
К чему все это могло привести, Верочка даже боялась подумать, но теперь на душе у нее было удивительно спокойно.
Когда в дверях офиса появился курьер с букетом экзотических цветов, Верунчик сидела за компьютером, строча наманикюренными пальчиками очередной отчет. В том, что букет был именно для нее, она даже не сомневалась. Дарить такие шикарные цветы кроме нее в офисе было просто некому. Приняв из рук паренька букет и расписавшись в получении, она плюхнулась в кресло.
– Какой же он все-таки замечательный! – Верунчик опустила свое хорошенькое молоденькое личико в бутоны цветов, что-то кольнуло ей щеку, и она заметила край конверта. Вытащив его из середины букета, она стала читать открытку. "Вера…" – Обращение сразу неприятно резануло. Так звали его жену, и они договорились, что он ее никогда не будет называть этим именем. Верунчик дочитала открытку, слегка наморщила свой хорошенький носик. Встала со стула.
– Какие же мужики все-таки растяпы! – Верунчик подошла к шредеру, надавила жирную кнопку и отдала конверт на растерзание его железным зубам. Плюхнувшись в кресло, она опять опустила нос в букет: – Сиреневые, прям как я люблю, – разомлела Верунчик. Букет благоухал, наполняя изысканным ароматом офис на Бакунинской.
Часом позже курьер появился на Ильинской. Хорошенькая женщина, слегка за сорок, встретив его на пороге квартиры, расписалась в получении букета. Мужа дома не было, он как раз сегодня умчался в командировку. Или муж, или деньги – так было сказано когда-то Вере. Да она и не возражала. Все крутились, как могли, да и ей ли быть в обиде. Вера обвела глазами интерьер шикарной четырехкомнатной квартиры, стала рассматривать букет.
"Не избито, изысканно, даже очень, – похвалила она про себя мужа, – всё в его духе".
Наконец Вера заметила конверт. Вытащила из него открытку и пробежалась по ней глазами.
"Очередной букет на двоих… – Вера прищурилась, стараясь припомнить имя предыдущей пассии. – А эта Верунчик молодец, уже год держится, странно, а куда делась предыдущая? – Женщина задумалась, стараясь припомнить ее имя. Так и не вспомнив, она убрала открытку в конверт, вышла на лестничную площадку. – И все-таки какой же он невнимательный, вечно все путает, – слегка раздраженно подумала она, дошла до конца коридора, потянула на себя крышку мусоропровода и выбросила открытку. – Не хватало еще, чтобы она попалась ему на глаза".
Захлопнув за собой дверь, она вернулась в квартиру и поставила букет в вазу.
ПЕТУШОК НА КРЫШЕ
– Почтенный, любезный, алмазный вы мой… – Шляпа у меня тут же с макушки слетела, каблучки, как по команде, щелкнули, и обратился я весь в мармелад. С авторами это случается. Публика нынче пошла тонко чувствующая, вкус имеющая, с колыбели к тонким материям приученная, вот и крутишься, как уж на сковородке, только бы, так сказать, не лицом в грязь… – Ах, дражайший мой Егор Кузьмич! Драгоценнейший Аристарх Поликарпыч! – Тут я для пущего эффекта замер (трюк проверенный, Благоговением называется) и, глаз не отрывая, продолжаю: – Ах, ежели бы вы только знали, Аристарх Поликарпыч, как хотелось бы мне засвидетельствовать вам свое почтение лично, но… тогда остальные Петры Терентьевичи и Иннокентии Тимофеичи, которых я обойду в некотором смысле вниманием, будут иметь повод обидеться… а это, прямо скажем, нежелательно очень. От обиды-то чего только с человеком приключиться не может: селезенка завернется или с пузырем какая беда выйдет… посему позвольте мне обратиться к вам просто – Любезнейший – и сразу, пока вы еще не очухались, в лоб вопрос задать: а имеются ли у вас, любезнейший, руки? А?! И какие они из себя, эти самые руки? Перчаточки-то сымите и в карман припрячьте, чтоб потом на меня не серчали, ежели вдруг нечаянно их посеете, и приглядитесь, приглядитесь, к рукам-то своим, меня не стесняйте. Мне, если уж на то пошло, дела до вас никакого нету, хоть бы даже и были вы пупом земным иль султаном турецким. Я, может, и заигрывал-то с вами поначалу только для того, чтобы вы на первом абзаце, как рыба с крючка, не сорвались и не скрылись в пучинах вод беспросветных. Для меня, ежели честно, главное-то герой мой! Герою читатель требуется! Рябой, кривой, хоть какой, но чтоб был! Для него и стараюсь!
Да, кстати, ежели среди публики дамы имеются, дам попрошу в диалоги со мной не вступать. Я, знаете ли, с детства к женскому полу испытываю стеснение. У дам слишком уж всё неожиданно, может нечаянно и конфуз выйти, а мне к чему физиономию портить? У меня лицо авторское, публичное. Итак, обращаюсь снова к полу серьезному, чует мое сердце, что вы, Константин Юрьич, так ничего и не родили, надулись, как индюк, и думаете, что это автор дуркует, про вещи, к нему не относящиеся, спрашивает, хиромантией занимается?