IV
Паника охватила его, когда он на следующий день подъезжал к дому: темный, беспричинный ужас. Возник он, конечно, из-за этого идиотского приключения. До Стеллы ведь что-то, конечно, дойдет, обязательно. Теперь от вчерашней его беззаботности и уверенности в себе не осталось и следа, теперь он не сомневался, что Стелла наверняка уже осведомлена о его подвигах.
– Кто у нас сегодня? – прямо с порога спросил он у слуги.
– Никого, сэр. Примерно час назад приезжали Эймсы, но никаких указаний мне не давали, так что они поехали дальше. Они сказали, что...
– А разве жены нет?
– Миссис Фротингтон уехала вчера, сразу после вас.
Паника теперь хлестала наотмашь, сразу несколькими кнутами.
– Сразу – это когда?
– Очень скоро, сэр. Кто-то позвонил, она сама сняла трубку, тут же приказала упаковать саквояж и уехала.
– А мистер Эд Хотон не приезжал?
– Я не видел мистера Хотона.
Ну вот, началось. Жажда приключений настигла и Стеллу! Он знал, что кое-кто из ее нежных друзей иногда бывал чересчур навязчивым, но чтобы куда-то ринуться, не сказав ему ни слова...
Билл бросился на диван, уткнувшись лицом в подушку. Что же произошло? Он никогда не думал, что дойдет до такого. Может, она это имела в виду, когда той ночью так странно на него посмотрела?
Он поднялся наверх. Войдя в просторную спальню, сразу же увидел записку – на голубой почтовой бумаге, чтобы легче было заметить на белой подушке. Охваченный скорбью, он вдруг вспомнил старый совет, который когда-то получил от матери: "Чем тебе хуже, тем лучше надо держать себя в руках".
Весь дрожа, он догола разделся, открыл кран над ванной, взбил пену на лице. Потом налил себе виски и стал бриться. Все было, как во сне, эти внезапные перемены в жизни. Жена больше не принадлежала ему; даже если она вернется, она все равно больше не будет принадлежать ему. Все стало другим: и эта ванная комната, и сам он, все, что вчера еще существовало. Он вдруг захотел все это вернуть. Он выбрался из ванны, опустился на колени на резиновый коврик и начал молиться. И за Стеллу, и за себя, и за Эда Хотона; он неистово молил Господа вернуть ему прежнюю жизнь – ту самую, которую он столь же неистово расколол надвое. Когда он вышел из ванны, опоясанный полотенцем, на постели в спальне сидел Эд Хотон.
– Привет, Билл. А где твоя жена?
– Минуточку, – только и сказал Билл. Он вернулся в ванну и залпом глотнул какого-то одеколона, от которого впоследствии наверняка начнутся крупные неприятности с желудком. Потом, как ни в чем не бывало, высунул голову из дверей ванной.
– Надо было рот прополоскать, – объяснил он. – Как дела, Эд? Открой вон тот конверт на подушке, сейчас заодно и узнаем, где она.
– А-а, укатила в Европу со своим стоматологом. Точнее, она тут пишет, что это стоматолог отправился в Европу, поэтому ей пришлось мчаться в Нью-Йорк...
Билл внезапно перестал что-либо слышать. Его рассудок, теперь уже избавленный от тревоги, снова как будто отключился. Сегодня ведь еще полнолуние – или почти полнолуние. Что-то такое однажды случилось с ним как раз в полнолуние. Что именно, он запамятовал.
Его долгое сухощавое тело, его потерянная в космосе, невзрачная душа расположились у окна в ванной комнате.
– Я, наверное, жуткий тип, хуже не бывает, – сказал он, качая головой и глядя на себя в зеркало. – Да, хуже не бывает. Тут уж ничего не поделаешь. В моем возрасте уже невозможно одолеть собственную сущность.
Он изо всех сил старался стать лучше, благочестиво отсидел целый час у зеркала, ругая себя и кляня. Наконец настали сумерки, внизу послышались чьи-то голоса, и вдруг – вон она, в небе над его лужайкой, воплощение мучительной тоски по ускользающей юности, и нашей, и всего мира... Вот она – яркая, недостижимая луна.
Примечания
1
Известные в те годы спортсмены, выходцы из Гарварда. В частности, Нед Мэйан (1892-1975) был звездой и американского футбола и бейсбола.
2
Старейший университет, созданный в 1701 году, в 1718 году получил свое название после того, как уэльский купец Элихью Йель пожертвовал ему доходы от продажи девяти тюков товаров, 417 книг и портрет короля Георга I.