Пауза, во время которой читатель пытается вспомнить, какие ленты показывали в середине пятидесятых: "Зисси", "Лесничий в Зильбервальде"…
Шлоттау. Ну, а ваш жених, барышня, я хочу сказать…
Линда. Всякий раз, когда он свободен от меня, он только радуется.
Пауза. Шлоттау предоставляется возможность догадываться об отношениях Линды с женихом.
Я полощу, так как меня просит об этом зубной врач; беловатая пена, крови нет, полосканье прерывает реплика моего ученика Шербаума: "Я все это усек: НСКК, БДМ, РАД, ХКЛ…, но скажите, что творится в дельте Меконга…" - "Конечно, Шербаум, конечно. Это важно… Но только если мы поймем, почему покушение на Гитлера в главной ставке фюрера (аббревиатура ФХКВ)…"
Шлоттау. Между прочим, вы слышали, барышня, анекдот о пруссаке-крестьянине, который повел свою корову на случку. А когда жена спросила его…
Линда. И вообще мой жених интересуется исключительно использованием базальта и туфов в Древнем Риме.
Пауза, во время которой не успеваешь даже задуматься над тем, до какой степени было развито производство жерновов у древних римлян, особенно после неудачного восстания треверов, ибо "боргвард" обгоняет велосипедиста, Шлоттау оглядывается назад. На его лице удивление, беспокойство, ненависть сменяют друг друга.
После долгой паузы, которая может быть использована для размышлений о концовке анекдота с коровой, Шлоттау говорит довольно ровным голосом:
"Это был он… А теперь остановитесь… Я хочу выйти".
Линда тормозит.
"Вы могли бы представить меня отцу".
Шлоттау. Поджилки затряслись, струсили перед стариком.
Линда. Да… Я боюсь. Точь-в-точь как вы… Ну давайте, сматывайтесь.
Шлоттау не торопясь вылезает из машины.
"Если соберетесь опять на склад пемзы… Словом, около двух я возвращаюсь с контрольного обхода и могу на полчасика…" - Не окончив фразу, он пускается в путь по направлению к Плайдту.
Шлоттау идет, но я отказываюсь следовать за ним, зубной врач отводит от моего зуба шлифовальный наконечник, потому что ему звонит пациентка, а Линда включает "дворники", словно хочет стереть со стекла изображение Шлоттау. При этом она не отрываясь смотрит в зеркало заднего вида, и в этом зеркальце кинокамера запечатлевает входящего в легкий вираж велосипедиста, который энергично нажимает на педали. Он катит против ветра. Три мотива звучат одновременно: шум ветра, дыхание Линды, голос зубного врача, который никак не может договориться о часе приема.
Считая от сегодняшнего дня, примерно двадцать два года назад, а от тогдашнего времени более десяти лет, то есть 8 мая 1945 года, за несколько часов до капитуляции великогерманского вермахта, генерал-фельдмаршал Крингс в сером штатском костюме покинул свои все еще сражавшиеся войска и свою ставку в Рудных горах, покинул на последнем имевшемся в наличии самолетике "физелер-шторхе"; он полетел в Миттензиль в Тироле, чтобы там, согласно приказу фюрера - так он заявил на суде, - взять на себя командование "Альпийской крепостью"; однако не нашел в тех местах ни крепости, ни даже боеспособных дивизий, что подтверждается свидетельскими показаниями; посему Крингс, не потерявшись, сменил свой штатский серый костюм на местную одежду: кожаные шорты и все прочее - и удрал в горы, где засел в альпийской хижине, ожидая там, видимо, чуда или, как он показал на суде, "естественного развития событий - братания американских вооруженных сил с остатками немецких вооруженных сил". Однако 15 мая, поскольку американо-германского альянса не произошло ни естественным путем, ни путем чуда, генерал-фельдмаршал реквизировал у одного местного жителя велосипед, на котором и покатил в одежде простого крестьянина, без армий и орденов в Санкт-Иоганн, чтобы сдаться в плен американцам, точно таким же образом десять лет спустя он покатил к себе домой на велосипеде, который ему не так уж трудно было одолжить в Андернахе; он катил против ветра по направлению к Майену; сейчас мы видим в зеркале заднего вида "боргварда", как сильно и равномерно он нажимает на педали; фигура Крингса с каждой минутой увеличивается…
(Как вы считаете, можно ли, надо ли оставить теперь Линду одну в "боргварде" - она не отрывает взгляда от зеркала заднего вида и лепечет что-то вроде: "Что мне делать, броситься ему на шею? Или просто зареветь…")
Тем временем мой зубной врач утряс наконец по телефону час приема. Телефильм "Пемза" с восторгом живописал пейзажи предгорий Эйфеля; я и генерал-фельдмаршал на велосипеде наслаждались встречей с Корельсбергом. Когда Линда вышла из машины, аппарат зубного врача сточил еще один слой с моего нижнего шестого зуба. Линда открыла багажник. Отодвинула запаску. Повернулась лицом к велосипедисту, фигура которого надвигалась на нас. Час истории пробил. Гегелевский "мировой дух" скакал по полям, под которыми покоились залежи пемзы, ждущие, когда их наконец начнут добывать.
- Хватит, доктор, миленький, хватит!
Велосипедист затормозил. Линда застыла на месте. Ее отец грузно слез с велосипеда, сохранив два шага дистанции между собой и ею. (Ветер, мелькание кадров на телеэкране, пауза и перескок назад, в зубоврачебный кабинет, а оттуда к моему 12 "А", ибо еще совсем недавно мы беседовали о прототипе бывшего солдата: "Неизгладимый отпечаток на мое поколение наложил борхертовский Бекман". "Каково ваше отношение к Бекману, Шербаум? Говорит ли вам что-то этот образ сегодня?..")
И этот бывший солдат носит очки. Вот он стоит в сером костюме, который ему тесен, без шляпы, в грубых башмаках со шнурками. Велосипедные зажимы для брюк он, наверно, одолжил в Андернахе. Бросается в глаза новый, чересчур элегантный галстук. К багажнику велосипеда размочаленной веревкой привязан картонный чемодан. Твердое лицо Крингса ровным счетом ничего не выражает.
Линда. Мы можем уложить велосипед в багажник машины. Я - ваша дочь Зиглинда.
Крингс. Как мило, что меня встречают.
Линда. Мы, очевидно, разминулись в Андернахе. Сначала я поехала в…
Крингс. Я не хотел явиться без галстука, я был…
Подбородком указывает на свой галстук.
Линда. Красивый.
Она не улыбается.
Крингс. Сестра писала мне, что у тебя длинные волосы и что ты заплетаешь их в косу.
Линда. Я постриглась перед помолвкой. Давайте я вам…
Крингс. Пожалуйста.
Без суеты, деловито Линда пытается уместить велосипед и чемодан в багажник. Крышка багажника не закрывается. Крингс смотрит на Корельсберг. Что-то его забавляет; видимо, тот факт, что гора стоит на том же месте. В это время зритель может поразмыслить о содержимом чемодана: не возбраняется также подумать о зияющем багажнике, об его откинутой крышке, которую Линда пытается с помощью размочаленной веревки прикрепить к заднему бамперу. (Между прочим, когда я познакомился с Линдой, у нее была прическа a la Моцарт. По моей просьбе она остригла косу.)
Линда. Несколько километров проехать можно, он не вывалится… Многое за это время изменилось, вы увидите…
Крингс. Картофельная ботва по-прежнему покрыта цементной пылью.
Линда. И это скоро, наверно, изменится.
Крингс. Твой жених… Он, кажется, служил у "Диккерхоффа"?.. Хочет, чтобы завод работал без пыли.
Линда. Сначала его надо перестроить, цемент будет производиться сухим способом, а потом…
Крингс. Сначала нам надо доехать. Посмотрим все на месте. Не так ли?.. Моей дочери положено говорить со мной на "ты". Разве это трудно?
Линда. Я сама хотела попробовать.
Крингс. Так давай.
Линда. Хорошо, отец.
Они садятся в машину.
Нельзя ли переместить всю эту сцену в "Серый парк", но уже без велосипеда, пейзажа и машины?
- Как вы считаете, доктор? Крингс появляется с чемоданом… Может быть, он ведет велосипед… Натыкается на Линду под ветвями буков, поникших от тяжести цементной пыли. Без запинки он выпаливает: "Как мило, что меня никто не встретил". На это Линда отвечает: "Я была в Кобленце. Там собралась толпа. Могли возникнуть беспорядки".
Крингс. Полиция этого странного государства попросила меня сойти с поезда в Андернахе.
Линда. Я была рада, что поезд пришел без вас, кое-кто…
Крингс. Сестра писала мне, что у тебя длинные волосы и что ты заплетаешь их в косу…
Зубной врач был против "Серого парка", ведь на самом деле Линда подхватила его по дороге.
Итак, они едут по направлению к Плайдту. Камера следует за ними только до тех пор, пока они не исчезают, и на экране крупным планом видны лишь Корельсберг и заводы Крингса с обеими трубами, из которых валит дым, на фоне предгорий Эйфеля.
- Дело сделано, мой дорогой. Теперь нам нужны лишь формы из фольги для проверки. Потом мы наполним их "руварексом" и таким образом получим точные копии ваших зубов.