- Пожалуй, немножко маленький. Но маленькие часто покрепче больших будут. Только представьте себе, фрау Гитлер, - на будущий год в это время он уже будет учиться ходить. Разве не приятно об этом думать?
Она ничего не ответила.
- А через два года, наверное, будет болтать без умолку и сводить вас с ума своим лепетом. Вы уже выбрали для него имя?
- Имя?
- Ну да.
- Нет. Пока не знаю. Кажется, мой муж говорил, что, если будет мальчик, мы назовем его Адольфусом.
- Значит, Адольф.
- Да. Моему мужу нравится имя Адольф, потому что оно чем-то напоминает ему его собственное имя. Моего мужа зовут Алоиз.
- Вот и замечательно.
- Нет! - вскричала она, оторвав голову от подушки. - То же самое у меня спрашивали, когда родился Отто! Значит, он умрет! Нужно сейчас же окрестить его!
- Ну, ну, - проговорил врач, осторожно беря ее за плечи. - Вы не правы. Уверяю вас. Просто я любопытный старик, вот и все. Люблю поговорить об именах. Думаю, Адольфус - очень хорошее имя. Одно из моих любимых. Смотрите-ка - вон его несут.
Жена хозяина гостиницы, прижимая ребенка к своей огромной груди, проплыла по палате и приблизилась к кровати.
- Вот он, красавец! - улыбаясь лучезарной улыбкой, сказала она. - Хотите подержать его, моя дорогая? Положить его рядом с вами?
- Он хорошо закутан? - спросил врач. - Здесь очень холодно.
- Конечно хорошо.
Ребенок был плотно закутан белой шерстяной шалью, из которой высовывалась только крошечная розовая головка. Жена хозяина гостиницы бережно положила его на кровать рядом с матерью.
- Ну вот, - сказала она. - Теперь можете лежать себе и вдоволь им любоваться.
- По-моему, он вам понравится, - улыбаясь, произнес врач. - Прекрасный ребенок.
- Да у него просто чудесные ручки! - воскликнула жена хозяина гостиницы. - Какие длинные изящные пальчики!
Мать лежала не шелохнувшись. Она даже голову не повернула, чтобы посмотреть на ребенка.
- Ну же! - громко сказала жена хозяина гостиницы. - Он вас не укусит!
- Боюсь смотреть. Не могу поверить, что у меня еще один ребенок и с ним все в порядке.
- Ну хватит глупостей.
Мать медленно повернула голову и посмотрела на маленькое безмятежное лицо ребенка, лежавшего рядом с ней на подушке.
- Это мой ребенок?
- Ну конечно.
- О… о… да он красивый.
Врач отвернулся и, подойдя к столу, начал складывать свои вещи в чемоданчик. Мать лежала на кровати и, глядя на ребенка, улыбалась, касалась его пальцами и что-то бормотала от удовольствия.
- Привет, Адольфус, - шептала она. - Привет, мой маленький Адольф…
- Тсс! - сказала жена хозяина гостиницы. - Слышите? Кажется, идет ваш муж.
Врач подошел к двери, открыл ее и выглянул в коридор.
- Герр Гитлер!
- Да.
- Входите, пожалуйста.
Небольшого роста человек в темно-зеленой форменной одежде тихо вошел в комнату и огляделся.
- Поздравляю вас, - сказал врач. - У вас сын.
У мужчины были огромные бакенбарды, тщательно подстриженные на манер императора Франца-Иосифа, и от него сильно пахло пивом.
- Сын?
- Да.
- И как он?
- Отлично. Как и ваша жена.
- Хорошо.
Отец повернулся и с надменным видом прошествовал к кровати, на которой лежала его жена.
- Ну-с, Клара, - проговорил он. - Как дела?
Он нагнулся, чтобы посмотреть на ребенка. Потом нагнулся еще ниже. Дергаясь всем телом, он нагибался все ниже и ниже, пока лицо его не оказалось в десятке дюймов от головки ребенка. Свесив голову с подушки, жена смотрела на него. Во взгляде ее была мольба.
- У малыша просто замечательные легкие, - заявила жена хозяина гостиницы. - Послушали бы вы, как он кричал, едва только появился на свет.
- Но, Клара…
- Что такое, дорогой?
- Этот даже меньше, чем Отто!
Врач быстро шагнул к кровати.
- Самый обычный ребенок, - возразил он.
Муж медленно выпрямился, отвернулся от кровати и посмотрел на врача.
- Нехорошо врать, доктор, - сказал он. - Я знаю, что это значит. Опять будет то же самое.
- Теперь послушайте меня, - сказал врач.
- А вы знаете, что случилось с другими, доктор?
- О других вы должны забыть, герр Гитлер. Дайте шанс этому.
- Но он такой маленький и слабый!
- Дорогой мой, он же только что родился.
- Все равно…
- Что вы тут устроили? - воскликнула жена хозяина гостиницы. - Хотите своей болтовней свести его в могилу?
- Хватит! - резко произнес врач.
Мать плакала. Рыдания сотрясали ее тело.
Врач подошел к ее мужу и положил руку ему на плечо.
- Будьте с ней поласковее, - прошептал он. - Прошу вас. Это очень важно.
Потом он сильно стиснул плечо мужа и незаметно подтолкнул его к кровати. Муж замялся в нерешительности. Доктор стиснул его плечо сильнее. В конце концов муж нехотя нагнулся и коснулся щеки жены губами.
- Все хорошо, Клара, - сказал он. - Хватит плакать.
- Я так молилась, чтобы он выжил, Алоиз.
- Да-да.
- Несколько месяцев я каждый день ходила в церковь и молила, стоя на коленях, чтобы этому дано было выжить.
- Да, Клара, я знаю.
- Трое мертвых детей - больше я не могу выдержать, разве ты этого не понимаешь?
- Разумеется.
- Он должен жить, Алоиз. Должен, должен… О Господи, будь же милостив к нему…
Попутчик
(перевод М. Пчелинцева)
Я купил себе новую машину. Это была восхитительная игрушка, большой "БМВ 3.3 Li", что обозначает объем двигателя 3,3 литра, длинная колесная база, непосредственный впрыск. Машина имела предельную скорость 129 миль в час и потрясающую приемистость. Она была светло-голубая. Сиденья были тоже голубые, но потемнее, кожаные, из самой натуральной мягкой кожи наилучшего качества. Окошки открывались и закрывались нажатием кнопки, как и окошко в крыше. Когда я включал приемник, сама по себе выскакивала антенна; когда выключал, она убиралась. На маленькой скорости мощный двигатель нетерпеливо порыкивал, но уже при шестидесяти милях в час рычание стихало, и мотор начинал довольно мурлыкать.
В тот день я ехал в Лондон один. Стоял прекрасный июньский день. В полях метали стога, обе обочины заросли лютиками. Я бесшумно несся со скоростью семьдесят миль в час, удобно откинувшись на спинку сиденья, едва касаясь пальцами баранки, чего вполне хватало для устойчивости машины. Потом я увидел на обочине человека с опущенным вниз большим пальцем. Я притормозил и остановился прямо рядом с ним. Когда голосуют, я всегда останавливаюсь. Я знаю, как себя чувствуешь, когда стоишь у дороги, а мимо проносятся машины. Я ненавидел водителей, притворявшихся, что они меня не видят, особенно водителей больших машин стремя пустующими сиденьями. Большие дорогие машины останавливаются редко; те, кто предлагает подвезти, сидят обычно в маленьких или ржавых, до отказа забитых детьми; водитель обычно говорит:
- Думаю, если ужаться, одного человека мы точно втиснем.
Автостопщик сунул голову в открытое окошко и спросил:
- В Лондон едем, начальник?
- Да, - кивнул я. - Залезай.
Он сел рядом со мной, и мы поехали дальше. Это был жалконький плюгавый человечек с серыми зубами. Его темные глаза были быстрыми и умными, как у крысы, а уши - слегка заостренными кверху. На его голове сидела матерчатая кепка, на нем была сероватая куртка с непомерно огромными карманами. Эта куртка вместе с бегающими глазами и заостренными ушами делала его необыкновенно похожим на огромную человекообразную крысу.
- В какую часть Лондона едешь? - спросил я.
- Насквозь и дальше, - ответил человечек. - Я добираюсь в Эпсом на скачки. Сегодня же как раз дерби.
- Верно, - согласился я. - Жаль, что не могу сделать то же самое; я люблю играть на скачках.
- В жизни не ставил на лошадей, - сказал человечек. - Я даже не смотрю, как они там бегают, абсолютно глупое занятие.
- Тогда зачем же ты едешь? - удивился я.
Он словно меня не слышал. Его крысиное лицо было лишено какого бы то ни было выражения, он глядел перед собой на дорогу и молчал.
- Наверное, ты работаешь с машинами, принимающими ставки или что-нибудь еще в этом роде, - сказал я наугад.
- Это еще глупее, - отрезал человечек. - Ну какая радость возиться с вшивыми машинами и продавать всяким олухам билетики? Это может делать любой идиот.
Повисло долгое молчание. Я решил больше его не расспрашивать; мне сразу же вспомнились мои автостопные дни и как раздражали меня вопросы водителей. Куда ты едешь? Зачем ты туда едешь? Где ты работаешь? Ты женат? У тебя есть девушка? Как ее звать? Сколько тебе лет? И так далее и так далее. Это доводило меня до бешенства.
- Извини, пожалуйста, - сказал я. - Не мое, конечно, это дело, чем ты там занимаешься. Дело только в том, что я писатель, а писатели в большинстве очень любят совать свой нос, куда их не просят.
- Ты пишешь книги? - спросил он.
- Да.
- Книги писать - дело хорошее, - сказал он. - Это то, что я называю "квалифицированная работа". Я тоже занимаюсь квалифицированной работой. Кого я презираю, так это тех людей, которые всю свою жизнь заняты каким-нибудь вшивым делом, не требующим никакой квалификации. Ты понимаешь, о чем я?
- Да.
- Главное в этой жизни, - сказал он, - это стать очень-очень большим специалистом в чем-нибудь, что делать очень-очень трудно.
- Вроде как ты, - сказал я.
- Вот именно. Как ты и я.