Во дворце нарастающий напор штурма уже достиг последнего караула у зала, где затаилось правительство.
Неподвижный четкий ряд юнкеров с винтовками наперевес застыл у двери. Буря неслась на них, и вот один, бросив винтовку, схватился за голову и кинулся прочь, у другого перекосилось и задрожало лицо, цепь распалась, и самые стойкие, не имея времени скрыться, подняли руки вверх.
Тогда энергичная, подвижная фигура в сюртуке вырвалась вперед:
- Что вы делаете? Разве вы не знаете? Наши только что договорились с вашими!..
Эта последняя попытка обмана не удалась.
Николай вместе с другими ринулся в небольшой угловой зал, и министры, бледнея, подымая руки, увидели перед собой красногвардейцев, матросов, солдат, опоясанных пулеметными лентами, грозных, как окончательный приговор…
…Было уже около трех часов ночи, когда на заседании съезда Советов в Смольном наступила ясная и торжественная тишина. Читалось экстренное сообщение. Это было сообщение о взятии Зимнего дворца и аресте Временного правительства. То, к чему стремились миллионы людей труда, совершилось. В России была установлена Советская власть. Владимир Ильич Ленин встал во главе Советского правительства.
XXXV
В этот день в квартире Михаила Борисовича Орлова, как это часто бывало, собрались друзья и знакомые.
В просторной гостиной, убранной коврами и диванами, глубоко засел в кресло, с вечерней газетой в руках, родной брат Михаила Борисовича. Он несколько лет подряд работал в союзе думских журналистов. В крахмальном воротничке и при манжетах, Лев Борисович имел вид несколько даже чопорный. Он был очень похож на брата - такого же роста, такой же массивный, с мясистым носом.
В столовой на бархатном безвкусном диване, не идущем к дубовому буфету и остальной мебели, уместился, подвернув под себя ногу и показывая полоску нечистого носка над запыленным ботинком, пожилой человек с сединой на висках и с редкой, как бы оборванной бородкой. Когда он говорил, казалось, что он не то жует, не то хочет выплюнуть челюсть. Это был сосед по квартире, учитель истории.
Прапорщик, сверкавший рядом с ним глазами и погонами, до революции был в подчинении Михаила Борисовича по всероссийскому Союзу городов и в трудные минуты привык советоваться с Орловым. Друзья и знакомые считали Михаила Борисовича человеком, который умел вести себя в самых критических обстоятельствах и у которого поэтому можно было поучиться.
Франтоватый помощник присяжного поверенного, протеже Орлова, стоял у широкой кафельной печи, скрестив ноги и заложив руки за спину. Беседуя с женой Михаила Борисовича, гревшейся тут же в кресле, он поглядывал изредка то на огромную копию Мурильо с ангелочками и богородицей, занявшую чуть ли не всю стену над диваном, то в зеркало, висевшее в простенке между окнами. Глядя на свое отражение в зеркале, он неизменно подносил руку к галстуку, словно собираясь сорвать его с шеи. Еще несколько человек сидели и бродили по комнатам.
Жена, давно привыкшая к гостям, говорила иногда, вздыхая:
- Куда это сегодня пропал наш Михаил Борисович?
- Государственные дела, - отозвался помощник присяжного поверенного и вдруг расправил ноги и руки, завидев в дверях известного адвоката и общественного деятеля.
Тот, не здороваясь ни с кем, поспешно спросил:
- Михаил Борисович дома?
Лицо его с высоким лбом, горбатым носом, большим ртом и глазами навыкате поворачивалось от одного гостя к другому. Было оно нехорошего, землистого цвета. Толстые щеки свисали пренебрежительно, образуя неприятные складки у губ.
- Нету дома, - отвечал помощник присяжного поверенного, делая шаг навстречу гостю и почтительно кланяясь. - Мы с минуты на минуту…
- В таком случае я приду попозже, - перебил деятель, и громадная фигура его скрылась в дверях.
Помощник присяжного поверенного тихо назвал фамилию ушедшего, и учитель истории укоризненно воскликнул:
- Что ж вы раньше не сказали? Я бы посмотрел внимательней!
Когда пришел сын, капитан Орлов, жена Михаила Борисовича начала уже привычно волноваться отсутствием мужа. Впрочем, в глубине души она была за него спокойна. Она и вообразить себе не могла, что с ним может случиться несчастье: это казалось ей столь же невероятным, как если б вдруг померкло солнце.
- Как ваш полк, капитан? - спросил прапорщик. - Тоже драки в комитете и ни туда, ни сюда?
- К сожалению, именно туда. Сегодня утром по приказу большевиков полк выступил куда-то, черт его знает куда, - может, убивать всех нас. Я не подчинился и ушел. А где отец? Мне он срочно необходим.
- Это все очень быстро кончится, - отвечал учитель истории не Орлову, а своим мыслям. - Они не способны к созидательной работе. В русском народе исторический разум всегда побеждал. Спасение - в Учредительном собрании, да, в Учредительном собрании, господа!
И казалось, он не одну, а обе челюсти выплюнул - с таким азартом он произнес последние слова.
В это время вошел Михаил Борисович. Он вступил в комнату с видом значительным и серьезным.
- Здравствуйте, господа, - сказал он неторопливо. - Зиночка, милочка, я ужасно проголодался. Кушать, кушать, кушать!
Его обступили.
- Ну что? Как? Какие новости?
- Плохие, - отвечал он кратко и вышел из комнаты.
- Какие плохие? - в отчаянии выплюнул педагог и, пожав плечами, опустился на диван. - Вот всегда он так! Скажет и уйдет.
И он опять зажевал, бормоча что-то про себя.
Капитан Орлов нетерпеливо и раздраженно стучал пальцами по столу.
Михаил Борисович долго мыл руки, возился и шаркал по соседним комнатам. Некоторое время из гостиной доносились тихие голоса его и брата. Он вышел в столовую только тогда, когда стол был уже накрыт к позднему обеду и миска с супом дымилась под сверкающей люстрой.
Михаил Борисович уселся, сунул конец салфетки меж пуговиц жилета, взял ложку и сказал:
- Я чудом спасся от смерти.
После этого он с удовольствием принялся за суп.
"Терпение, терпение", - внушал себе капитан.
- Зина, милочка, а где пирожки?
Зина встрепенулась:
- Вот же они, перед тобой, Миша!
Михаил Борисович покачал головой.
- После всех этих потрясений…
И он в два приема проглотил пирожок.
- Потом мне нужно будет тебя на два слова, конфиденциально, - обратился к нему сын. - Крайне срочное дело. Я пришел непосредственно из полка.
Михаил Борисович снисходительно глянул на него:
- Он пришел из полка! Вы спросите, из какого ада я вырвался!
И он стал с аппетитом уплетать жаркое. Он явно отказывал в уважении боевым отличиям сына.
Поев, Михаил Борисович отер салфеткой губы и прошел в гостиную.
- Не мучайте же, Михаил Борисович, - говорил прапорщик. - Выкладывайте новости!
- Но ведь вы сами знаете, господа, - отвечал Михаил Борисович, удобно располагаясь на коротенькой кушеточке, - какой энтузиазм царит в обществе по отношению к идеям революции. Все гуманное, все здравомыслящее, все здоровое и культурное видит спасение нашей родины в тех началах, которые провозглашены революцией и ведут народ к Учредительному собранию.
Учитель истории в восторге выплюнул:
- Именно так! Да!
- Революция уже имеет своих мучеников и героев, - продолжал Михаил Борисович. - Ну, так сегодня к их именам прибавилось еще несколько - вот что случилось сегодня. - И он, как бы извиняясь, пожал плечами. - У меня была сегодня тысяча дел, и я немножко опоздал в Городскую думу. Вхожу в зал заседаний и попадаю в атмосферу необычайного энтузиазма. Вы не можете себе представить, что это было! Графиня Панина… об этой героической женщине нельзя говорить спокойно! Поневоле вспомнишь княгиню Волконскую, Долгорукую… - Он запнулся, не уверенный в том, что среди жен декабристов действительно была Долгорукая, но фамилия, во всяком случае, казалась подходящей. - Русские женщины! - Он вздохнул. - Татьяна Ларина… Все кричали: "Да, да, во дворец, к министрам! Мы умрем вместе с ними!" Это был такой порыв! Все здравомыслящее, все самое здоровое… У меня сердце переполнилось, как… - Он не придумал сравнения и прижал руку к левой стороне груди. - Мы вышли на бурлящий Невский проспект… Нас сопровождали тысячи. Мы пошли безоружные прямо в стан врага.
"С пушками надо было идти", - хотел сказать капитан, но воздержался. Он нетерпеливо постукивал каблуком.
- Зина, милочка, - оборвал свой рассказ Михаил Борисович, - дай мне, пожалуйста, стакан воды. Нет, не содовой, обыкновенной кипяченой воды! У меня что-то случилось с сердцем. Когда сердце слишком переполнено…
Сын невежливо следил за тем, как отец маленькими глотками, укоряя себя покачиванием головы, пил воду.