Бородач в широкополой шляпе был выкинут толпой прямо к унтеру. Размахивая портфелем, он заговорил быстро и возбужденно:
- Я член делегации общественных деятелей…
Унтер вдруг так неслыханно выругался, что интеллигент пошатнулся и чуть не выронил портфель.
- Идите на ту сторону! - сказал Борис унтеру: - Следите за ротным.
Унтер побежал к другому краю цепи. Но ротного там уже не было.
Враг возник в самом центре готовых к штурму отрядов. Из-под арки Главного штаба вынырнула кучка мужчин и женщин. Мягкие шляпы, котелки, женские манто и салопы очень странно выглядели среди солдатских шинелей, кожаных курток, матросских форменок, рабочих пальто.
- Куда?
- Кто пропустил?
Появившийся невесть откуда ротный подскочил к Николаю. Лицо его на этот раз выражало величайшую почтительность и послушание.
- Это мирная делегация, гражданин комиссар! - отрапортовал он. - Явились с белыми флагами. Мирные предложения, гражданин комиссар. Просят разрешения пройти в Зимний к правительству, гражданин комиссар!
Сегодня всякого самого маленького начальника называли комиссаром.
Глаза Николая сузились в такой злобе, что офицер подался назад.
- А если так пройдут с оружием в руках?
- Виноват, гражданин комиссар, но военные правила…
- Революционные правила! - заорал Николай. - Вы нарушили приказ! Под арест!
- Но они, гражданин комиссар, поодиночке прошли мост и только тут…
- Молчать!
Николай схватился за револьвер, но в эту минуту из толпы вырвалась вперед всем своим обширным телом крупная рыхлая дама.
- Мы - мирная делегация! - воскликнула она. И странен был звук женского голоса в этом предштурмовом напряжении. - Здесь знаменитые общественные деятели… Имена, известные всей России… Мы протестуем против кровопролития. Я на колени встану перед вами, но прекратите гибельную междоусобицу… Когда отечество в опасности… в тылу борющейся армии. Мы то же самое скажем и нашим министрам…
- Ступайте прочь! - приказал Николай. - Уведите ее!
- Вы человек без сердца. Это говорит вам старая женщина.
Николай нетерпеливо отвернулся.
Между тем ротный, пропустивший делегацию сквозь оцепление, исчез. Он уже пробирался по Невскому. Только сейчас он сообразил как следует, что происходит. О, какой болван командир полка! Неужели он думал, что удастся овладеть мятежом, поставив во главе восставших рот нескольких офицеров? Офицерам тут делать нечего. Тут чувствуется большой план, с которым можно бороться только силой оружия. В штыки всю эту взбунтовавшуюся чернь! Он вдруг усмехнулся, вспомнив общественных деятелей, за спинами которых он скрылся и бежал… До чего полезны эти господа гуманисты!
Молодой матрос приказал со спокойной строгостью:
- Отправляйтесь по домам и оставьте нас в покое.
Моряки и солдаты выпроваживали делегацию. Один из делегатов, высокий, в мягкой шляпе, промолвил, отходя от Николая:
- Есть еще время предотвратить кровавое столкновение.
Это было сказано голосом сочным, барским, начальственным.
Николай схватил высокого человека за руку:
- Что?
- Товарищ… - испуганно залепетал тот. - Я также за свободу, как вы… я сам участник… У меня документ…
- Идите прочь! - свирепо отвечал Николай. - Идите, или…
Руки у него горели.
Михаил Борисович Орлов, бывший член бывшей Государственной думы, торопливо удалялся.
Выбравшись из оцепления, он ужаснулся своему испугу и обрадовался спасению. Какой был подъем, когда выбирали делегацию! Какой был энтузиазм! А теперь? Что с ним? Таким ли был он еще недавно?
Матросы с набережной уже оцепили Зимний дворец - с песнями и броневиками пришла сюда их громада. По Эрмитажной канавке они двинулись к Миллионной улице. Группа Преображенских солдат заступила им путь.
- Эй, куда прешь, вояки? Порт-Артур берете?
- На бабий батальон с броневиками полезли!
- Проходу нет! Назад!
Это скомандовал дежурный офицер.
Подлетел автомобиль, и осунувшийся, с красными глазами, налитый стремительной силой, Клешнев врезался в толпу, расталкивая солдат.
Клешнев был одним из многих работников, выполнявших задания Военно-революционного комитета. Он ездил из полка в полк, агитируя, организуя, собирая все необходимые сведения.
- Кто дежурный? Где комиссар? Где командир? Так-то вы держите нейтралитет?
Все эти часы в мыслях у Клешнева неотступно маячил Летний сад. Этот огромный массив надо учесть в плане оцепления. Там могут скопиться враждебные силы.
Отъезжая к арке Главного штаба, он повторял в уме: "Три конных дивизиона, конная артиллерийская бригада, ударный батальон георгиевских кавалеров, два саперных батальона…"
Это были те воинские части района, которые числились в нейтральных.
"И черт подери этот нейтральный Преображенский полк! Он - совсем рядом. Вдруг все это ударит с тыла?"
XXXIV
Уже ранним утром этого ветреного осеннего дня начал выполняться стратегический план Ленина, план вооруженного восстания и захвата власти. Искусные мастера революции брали жизнь города в свои руки. Матросы, солдаты, рабочие прогоняли юнкеров с электростанции, телеграфа, телефонной станции, вокзалов и везде ставили свою охрану. В революционных полках ждали приказа готовые к выступлению роты. Отряды Красной гвардии владели заводами. И вот все двинулось в поход. Роты Павловского, Кексгольмского и других полков оцепляли Зимний дворец, где засело Временное правительство. С винтовками на новых ремнях, при новых подсумках явился большой отряд рабочих Петроградского района. Матросы Гвардейского экипажа подошли к дворцу с набережной.
Красный четырехугольник Зимнего дворца замкнул все свои подъезды и ворота. В огромных залах и пустынных коридорах дворца лепка стен была задрапирована серым холстом. В нижних этажах, в путанице коридоров и комнат, сумасшедше метались организаторы защиты, собирая и расставляя отряды. Офицеры и юнкера заполняли дворец. В верхнем этаже теснились министры.
Огромное вечернее небо развернулось над плоскими крышами обнимавших площадь зданий. Вверх, к небу, устремился полированный гранит Александровской колонны. Зимний дворец сверкал окнами всех своих четырех этажей. Блистали гирлянды фонарей посреди площади, у колонны.
Напряжение достигало крайнего предела, но приказа идти на штурм все не было.
Радио гнало по стране призыв осажденных:
"Пусть страна и народ ответят на безумную попытку большевиков поднять восстание в тылу борющейся армии".
Небо очистилось, и в открывшейся черной глубине показались звезды. Погасли фонари у Александровской колонны, замолк звон трамваев. Площадь была пуста. Воздух уже полнился стрекотом и звоном пуль - юнкера били с баррикад из пулеметов; в ответ стремительные пули неслись к стенам дворца. Осыпались стекло и штукатурка.
Прокатился гул пушечного выстрела. То стреляла, как в наводнение, Петропавловская крепость, объявляя о том, что Зимний дворец отказывается сдаваться без боя.
Петропавловской крепости ответили морские орудия, и долго гуляло и раскатывалось по площади грозное эхо.
- Это кто? Крейсера?
- Их там три на Неве.
- Который стрелил?
- Бес знает! "Амур"?
- Не, "Аврора".
Николай сам навел орудие, и звук пушечного выстрела снова прокатился по площади.
В темноте трудно было разглядеть, куда ударил снаряд. Но пулеметы замолкли. Когда стрельба возобновилась, стало ясно, что пулеметы снялись с баррикадных вышек.
- На штурм!
Николай, пригнувшись, ринулся из-под арки в смертоносный простор Дворцовой площади.
- Вперед!
Напряжение разряжалось в действии. Огромный, часами сдерживаемый напор, вырвавшись, слил рабочих, солдат, матросов в одно существо, и чувства одного были уже неотделимы от чувств другого. В едином дыхании и топоте штурмующие со всех краев площади бежали ко дворцу с винтовками наперевес.
Это была та атака, при которой противник теряет всякую силу сопротивления. Охваченный общим порывом, Борис бежал впереди с обнаженной шашкой в одной руке и наганом в другой, вполоборота к солдатам.
У штабелей мокрых бревен замерли на миг и тотчас устремились дальше.
Один солдат, выбиваясь из общего движения, не встал по команде.
Николай приподнял его за шиворот.
- Труса праздновать? - прохрипел он и не узнал собственного голоса.
Тело бессильно никло в его руке.
- Убит!
В общем неудержимом напоре Николай яростно бросился к стенам Зимнего дворца. В этой войне трусости нет!
В правом подъезде прикладами и ломом разбивали дверь. Дверь вдруг открылась: то матросы, ворвавшись с набережной, отомкнули запоры изнутри. Николай вместе с другими вбежал во дворец, взлетел по лестнице и со всей силой хватил прикладом по верхней, тоже наглухо запертой двери.
- Лом! Где лом?
У ворот напор уже решил дело. Юнкера сдавались. Они думали теперь только об одном - спастись отсюда, из этого грозного окружения. Незачем длить этот безнадежный бой. Керенский, удирая в ставку, предложил им умереть на посту, но они вовсе не желали умирать.
Внезапные пронзительные голоса женщин врезались в суровую перебранку:
- Не дадим вам уйти!
- Сволочи юнкеришки!
Это ругался "женский батальон".
Но юнкера один за другим перелезали через поленницы дров и, волоча винтовки, пригибаясь под цепью ворот, выходили на площадь.
Они выстраивались перед дворцом молчаливо и угрюмо.
- Сдавай оружие!
Выбитые со двора женщины также высыпали на площадь.