"А ведь я действительно все еще мальчишка, - думал Борис. - Сначала я совершаю какой-нибудь поступок, а только потом начинаю соображать, правильно ли я поступил. Так я бросился на фронт, так ходил к члену Государственной думы, к Дмитрию Павловичу и даже к Фоме Клешневу. Так же, в сущности, получилось и с поездкой в Кавантсаари. Во всем, во всем так".
Пора взяться за ум. Пора научиться заранее обдумывать свои поступки. Надо перестроить себя. Иначе с ним может случиться все, что угодно. Может быть, он опять захочет отстраниться, как в финском санатории, или опять убежит, как тогда от Козловского. Нет, в его жизни больше не должно быть такого вздора. Ведь действительно: то, в чем он хочет участвовать, - не шутка и не развлечение. Но чего же он все-таки хочет? К чему стремится? "Я хочу быть с народом", - ответил он себе, но тут же почувствовал, что этих слов уже мало. Мало одного желания быть с народом. Нужно еще уметь по-настоящему бороться с его врагами.
Он хорошо знал этих врагов. Это был ненавистный Большой Кошель. Это были и гимназические товарищи Бориса вроде Сережи Орлова и… нет, лучше не перечислять. Ведь и отец Бориса служил таким людям, как господин Беренс, а если идти с народом, то надо идти против всех этих людей, а значит, и против отца. Значит, надо окончательно порвать со всем тем миром, в котором вырос и к которому привык с детства, а это гораздо трудней, чем убить полковника Херинга.
Борис встал и пошел к выходу.
В дверях он столкнулся с Фомой Клешневым, и хотя именно его он искал, все же встреча показалась ему неожиданной. Он растерялся. Судьба, которой искал Борис, стояла перед ним.
- Я Борис Лавров, - сказал он и умолк.
Клешнев внимательно взглянул на него.
- Да, - ответил он, хмуря темные брови.
И Борис отчетливо вспомнил, что обманул этого человека, не явившись к нему в марте в назначенный час. Борис заговорил:
- Я очень виноват… но я был на фронте… тяжелая рана… хотя дело не в этом… - Справившись с собой, он продолжал: - Я прошу любую работу. Я буду стараться.
Это вышло очень по-мальчишески, но поправляться было уже поздно.
Клешнев повел его к себе в комнату. По пути он сказал:
- Я не удивился, что вы тогда не пришли. И фронт тут ни при чем.
- Я тогда ничего еще не понимал, - заговорил Борис, - я…
- А теперь? - перебил Клешнев. - Что вы понимаете теперь? Ваш отец тоже когда-то уверял меня, что он все понимает.
- Мой отец? - удивился Борис.
- Вам надо знать. Ваш отец был со мной в одном революционном кружке. Он не только считал, что все понимает, но даже поучал других. А в опасный момент предпочел спокойную жизнь и отстранился. Он оказался предателем, хотя никого и не предал. Отход от борьбы - это тоже предательство. Я знал вашего отца и потому не удивился, что вы условились со мной тогда и не пришли.
Борис ответил срывающимся голосом:
- Я… я ручаюсь… это никогда больше не повторится… А насчет отца… Я давно порвал с семьей…
- Я вас предупредил, - строго промолвил Клешнев. - А теперь скажите, вы офицер?
- Нет, солдат.
- Жаль. Но командовать вы умеете?
- Умею.
- Нам нужны командиры. С Павловским полком никаких дел у вас было?
- Никаких.
- Я вас познакомлю с одним товарищем. Он должен сейчас прийти сюда. Подождите.
Клешнев ушел куда-то. Несколько солдат с вещевыми мешками у ног молча покуривали, тоже, видно, дожидаясь назначения. Борис присел на стул. Слова Клешнева об отце настолько поразили его, что сейчас он думал только о них. В сущности, Клешнев прямо сказал ему, что он, как и его отец, способен оказаться в прислужниках у господ Беренсов. Именно в этом состоял смысл его слов. И разве он не имел оснований думать так?..
Дверь отворилась, и в комнату вошли Клешнев и Николай Жуков.
- Сейчас мы с вами отправимся, - обратился Клешнев к ожидавшим солдатам.
Увидев Николая Жукова, Борис вскочил с места. Ему казалось, что Жуков, старый знакомый, должен обрадоваться встрече с ним:
- Николай Дмитриевич… Вы меня не узнали? Борис Лавров…
Но Николай не выказал никакой радости.
- Ну и что? - спросил он.
Клешнев, с усмешкой наблюдавший за этой сценой, сказал, обращаясь к Николаю:
- Попробуем товарища в Павловском полку. Он не офицер, но командовать умеет. Сведи его с Мытниным.
Николай испытующе посмотрел на Бориса. Ему показалось странным, что Клешнев рекомендовал этого барчука как своего, как человека, которому можно доверять. Но Николай привык верить Клешневу. По дороге в Павловский полк он расспрашивал Бориса:
- На каком фронте были?.. А сейчас откуда?.. - Борис подробно и точно отвечал на все вопросы. - Что ж, - проговорил Николай, - будете в полку за офицера, Мытнин все сделает, он в комитете влиятельный. Что комитет скажет, тому и подчиняйтесь. - Он усмехнулся внезапному воспоминанию. - Помните, как сапоги мне покупали?
Борис воскликнул:
- Да, конечно же! Вы мне еще сказали: "У нас разная судьба".
- Этого не помню. Может быть, и сказал.
Борис проговорил:
- А вот теперь - одинаковая?
Николай усмехнулся:
- Ну, это не так просто. В человеке иногда сидит такое, чего он и сам до поры до времени не знает, - добавил он неопределенно. - А где это вы сошлись с товарищем Клешневым?
Борис объяснил. Он рассказал и о том, как пришел к Клешневу после Февральской революции и как потом не явился на следующий день.
Николай удивился про себя откровенности Бориса. "Пожалуй, ему можно верить", - подумал он.
- А что говорил вам тогда товарищ Клешнев?
- Он мне рассказал жизнь одного замечательного человека. Как тот работал в самых страшных условиях и сколько сделал для революции.
И Борис стал рассказывать Николаю то, что говорил ему тогда Клешнев. Николай слушал, слушал и вдруг рассмеялся.
- Да это ж он про меня говорил! Ну, уж таких похвал я не заслужил!
Борис был поражен. Значит, жизнь Николая Жукова, которого он так давно знает, и есть тот пример… Он был даже несколько разочарован. Воображение рисовало ему другого человека, необыкновенного, в каком-то романтическом ореоле. В то же время ему стало легче. Значит, самый обыкновенный человек, каким Бориса всегда считали в семье, тоже может быть героем?..
- Вы знаете, - оживился он, - я еще мало понимаю, но, честное слово, я уже никогда не вернусь больше к старому…
- Вам бы познакомиться с Елизаветой Сергеевной, женой товарища Клешнева, - отозвался Николай. - Она бы вам помогла.
Борис сразу вспомнил женщину с карими глазами.
С этих пор Борис перестал ходить даже к Жилкиным. Он только старался как можно точнее выполнять распоряжения полкового комитета. Мытнин давал Клешневу удовлетворительные отзывы о поведении Бориса.