Я ощутил жуткое отчаяние - что же мне делать?! Садиться в тюрьму? Уходить в монастырь? Войти в один процент? Но как?..
- Все! - решительно произнес я вслух. - С завтрашнего дня буду ломаться! Схему я теперь знаю: три трамала, два феназепама, два реладорма на ночь… И никакой больницы не надо! А сейчас… Последний раз перед окончательной переломкой…
И я сладко улыбнулся, дрожа от начинающегося кумара, вспомнив, что у меня в холодильнике лежит грамм опиума.
КАК Я ИЗЛЕЧИЛСЯ ОТ НАРКОМАНИИ
Раздвинет опиум границы сновиденья…
Шарль Бодлер
Наркомания, куда ты привела нас?!.. Великая нега твоего благородного блаженства, обволакивающая сладостным облаком счастья существа и миры, обернулась костлявым прозябанием еле теплящего остатки бытия трухлявого праха, в который неизменно превращается тот несчастный индивид, который полностью отдался соблазну твоих немыслимых ласк. За все, по-настоящему запретное и неуязвимое в самом своем принципе, приходится по-настоящему и полностью заплатить - всем, что осталось по ту сторону; мир призрачной любви не приемлет компромиссов. Только выжившие хоть как-то могут использовать этот страшный опыт. Но как же выжить и пробить стену сладкого тумана, абсолютно отрезавшего тебя от истинной энергии и реальных миров?.. Чем дальше, тем невозможнее.
И вот, придя в кондицию характерного наркоалчущего скелета, полностью отъехавшего "за две тысячи световых лет от дома", я понял, что оказался перед окончательным и решающим выбором. Надо было определиться: быть наркоманом - но тогда уже быть и навсегда оставаться именно наркоманом, без каких бы то ни было иных занятий, планов на будущее и прочую неожиданную жизнь, либо же наркоманом не быть, то есть окончательно и бесповоротно бросить. Я думаю, что все, кому пришлось в жизни испытать брачные узы опийного кайфа, приходят к такой, почти незримой, но отчетливой черте, когда возможно лишь два пути: или продолжать и укреплять зависимость, без которой немыслимо твое нынешнее существование, или затевать долгий, мучительный бракоразводный процесс, заранее обреченный на провал в девяносто девяти случаях из ста.
Я все же решился бросить. Однажды я сказал моему наркоманскому другу, впоследствии трагически погибшему в состоянии сильной ломки:
- Вот, я брошу, переломаюсь, все вытерплю, и мне будет хорошо…
- Нет, - печально отвечал он. - Хорошо тебе уже никогда не будет. Так хорошо. Как ты сейчас привык. Тебе будет по-другому. Так, как ты уже давно забыл.
- И ладно! - воскликнул я и принялся бросать.
Почти все истинные наркоманы хотят бросить. Но одновременно хотят хотя бы иногда испытывать любимый кайф, что является принципиально нерешаемой дилеммой. Я это знал, и решил подойти к столь трудному и неприятному делу жестко и по-мужски: завязать и все.
Когда на второй день кумара я очнулся от полубессознательного ужаса, я, конечно же, вмазался, поняв что честная бескомпромиссность в этом деле не очень оправданна. После этого я начал бросать, используя любые доступные способы: наркобольницы, врачи на дом, капельницы, транквилизаторы, трамал, трамал, еще раз трамал, норфин, марадол, и все в таком духе. В результате я практически всегда достигал стадии физической переломки, но был никогда не в силах выдержать следующую за ней фазу ломки психической: жуткую, ни на секунду не прекращающуюся, депрессию, кошмарную слабость и неотвратимое, вечное желание. О, шприц, о наслаждение укола, о великий приход!.. "Сколько ангелов умещаются на кончике иглы?.." - как говорили мы после хорошей вмазки, перифразируя известный софизм средневековых схоластов (в оригинале, кстати, - демонов). И я начинал опять. И так все и происходило - по кругу - бросаешь, начинаешь, и т. д.
Когда однажды вдруг мне удалось выдержать двухмесячный перерыв (огромный срок по наркоманским меркам, но совершенно ничтожный с медицинской точки зрения), я решил, что вырвался все-таки из плена счастливых грез. Но потом, в один только миг - испытав невероятнейшую, как говорят врачи, тягу, тут же бросился к человеку и… Через неделю опять плотно сидел на героине, который за время моей наркомании почти полностью вытеснил опиум-сырец и допотопную маковую соломку.
Я впал в отчаянье и подумал, что не выиграю бой со священными цветами зла.
Вдруг мне позвонила знакомая, которая сказала, что знает о моих проблемах и может помочь, так как хорошо знакома с врачом, применяющим некую уникальную методику, которая нигде больше в мире не известна. За все время моего стажа я насмотрелся на стольких идиотских наркологов, как, впрочем, и на талантливых и даже выдающихся, которых, правда, объединяло то, что они не могли вылечить человека от наркотической зависимости, только талантливые это признавали, а бездарные - нет, что я отреагировал на предложение скептически, хотя обещал позвонить.
В конце концов, я позвонил и договорился о встрече с директором Медицинского центра доктора Зобина (тот самый, гениальный врач!), и в нужное время, вмазавшись (кто знает, может, в последний раз!) хорошей дозой героина, отправился к нему.
Директор, обаятельный, милый человек, у него, казалось, не было и тени сомнения в моем излечении. Он объяснил мне, что доктор Зобин блокирует специальным нейропептидом опийные рецепторы, располагающиеся в мозгу, которые и воспринимают как собственные опиаты - эндорфины и энкефалины, так и привнесенный извне героин. А раз нет рецепторов - нет и желания, поскольку более не существует в организме структуры, которая может воспринимать наркотики.
- А как же мои собственные эндорфины?.. - ошарашенно спросил я.
- Все регенирируется. Организм - мощная штука!
- И как же это все происходит?..
- Процедура занимает всего полчаса. И все. Мы не держим пациентов по несколько месяцев или даже больше в больницах, домах отдыха или колониях. Мы считаем, что это бесполезно. Впрочем, Михаил Леонидович вам все объяснит. Когда вы кололись последний раз?
Я сказал, что сегодня.
- Хорошо. Вам нужно выдержать без героина двадцать один день - рецепторы должны быть чистыми. Переломайтесь, на чем хотите и как хотите. Трамал можно только первую неделю. Мы ждем вас!
Он назначил мне число, и я ошарашенно согласился. "Впрочем, что я теряю", - подумал я.
Двадцать один день я провел в жутком пьянстве и тоске, несмотря на трамал и реланиум.
Но потом протрезвел, как-то пришел в себя и приехал в назначенное время к доктору Михаилу Леонидовичу Зобину, клиника которого располагается в Одинцове.
Зобин был серьезен, одет в белый халат как истинный врач. Он достал лист бумаги, цветные фломастеры и стал рассказывать о биологических изменениях мозга при опиатной наркомании.
- Вот мозг, а в его глубинах находятся опийные рецепторы. Еще немножко есть в желудке, но они не принципиальны в данном случае… На них поступает эндорфин, это вы знаете. Если же вы принимаете героин или любой опиат, химически похожий на эндорфин - эндогенный морфин, то гораздо большая площадь рецептора им возбуждается, а собственный эндорфин перестает вырабатываться. Рецепторы привыкают к этому повышенному возбуждению и постоянно его требуют. Так и возникает наркомания; если же вы хотите бросить, следует известный вам период острой ломки, которая потом прекращается, поскольку на рецепторы начинают поступать другие нейромедиаторы, как-то пытающиеся заместить отсутствующий эндорфин, но все равно они постоянно подают вам сигналы: "дай, дай, дай", как дымящиеся вулканы, которые так и не удалось полностью потушить. И вы опять срываетесь. И опять возвращаетесь к кайфу, который уравнивает нобелевского лауреата с олигофреном.
- Это я все тоже примерно знаю. Но… как же собственный эндорфин?.. Когда-нибудь он все-таки…
- Эндорфина нет! - убежденно проговорил Зобин. - А рецепторы разрастаются, и связуются друг с другом, образуя так называемую опийную матрицу.
Он обвел нарисованные квадратики-рецепторы прерывистой линией.
- И она сидит у вас в мозгу, как раковая опухоль, которая вечно требует героина. А эндорфина нет! - повторил он. - Вы можете бросить на месяц, на два, на три, на полгода, и вам все равно будет хотеться. И в конце концов вы не выдержите.
- Это я уже понял, - обреченно сказал я.
- Какие методы лечения… - продолжил Зобин.
- Значит, наркомания - это все-таки болезнь, а не просто порок? - спросил я.
- На этой стадии, конечно, болезнь, раз налицо биологические изменения. Так вот: во всем мире применяется метадоновая программа, которая является как бы способом откупиться от наркоманов - берите, мол, что хотите.
- Да, метадон - дикий кайф… - тут же сказал я.
- Да, это то же самое. Другой метод - разного рода психотерапия, программа "Двенадцать шагов" и все такого типа, что способствует выработке серотонина, допамина, норадреналина и других медиаторов, которые воздействуют на больные опийные рецепторы.
- Это не для меня, - тут же заметил я, вспомнив, что мне именно так и сказал знакомый наркоман с двадцатитрехлетним стажем: "Это все не для тебя. Представь, что ты будешь постоянно говорить себе: "Я - мудак, я - мудак, я - мудак…" Тебе это очень быстро надоест".