Когда Алексей пришел в себя, он обнаружил, что лежит на скамейке, а над ним озабоченно и мрачно стоит еле различаемый в наступившем вечере этого дня Саша Донбасс, курящий длинную тонкую сигарету. Все тело Алексея было словно из войлока; подбородок сильно болел, память медленно медленно возвращалась в виде каких то картинок, смеха и шелестящих денежных бумажек. Тут он вскочил, напряженно ощупав поясницу.
- Да не стали они тебе почку вырезатъ-то, - раздраженно сказал Донбасс. - Слушай, ты не помнишь, я с тобой вмазывался одним шприцем?
Безмерное облегчение обуяло Алексея, он сунул руку в карман, нащупав сигарету, весело ухмыльнулся и сказал:
- А как ты меня нашел? Вот - подонки-то…
- Сейчас все - подонки. Ну что - вмазывался я с тобой?…
- Откуда я здесь?
- Да я тебя принес! - злобно проговорил Донбасс. - Я же пошел за ними, подождал, они мне тебя и вынесли. Могли бы ничего не говорить, но раз так - предупредили. Да что я на них, в милицию заявлять буду? Я сам - в розыске. Они и правда хотели у тебя почку взять, и взяли бы, только…
- Какой я везучий! - радостно воскликнул Магомет. - Ну, гады… Дай прикурить-то…
- Да уж, ты - везучий. Они тебе анализ сделали, и - все. Твои органы не годятся.
- Да ну… - продолжал улыбаться Алексей. - А что у меня, группа крови не та? Прикол, кому рассказать…
- Группа крови у тебя нормальная. У тебя просто СПИД.
Алексей не понял.
- Что-что?
- Что-что, - передразнил его Саша. - СПИД у тебя, понятно? Ты - ВИЧ-инфицированный. Соответственно, твоя почка на хрен никому не нужна. Вот я и вспоминаю: вмазывался я с тобой одним шприцем или нет. Завтра же пойду проверюсь!
Алексей Магомет дико вздрогнул, словно уцепился рукой за оголенный провод под током.
- Это - шутка?.. - тихо спросил он с надеждой.
- Какая, на хрен, шутка! Почка-то у тебя при себе? Ладно, пока, я пошел, завтра схожу проверюсь. Боюсь!
Алексей привстал, раскрыв рот, но Саша Донбасс немедленно рванул прочь от скамейки и пропал в окружающей их вечерней темноте.
Магомет остался один с незажженной сигаретой в руке.
- Погодите погодите, - сказал он вслух сам себе. - Это что, и есть удача этого дня?.. И жизни… У меня - СПИД? Абсурд, бред. Но почка-то на месте? Может, это еще не точно?!
Он нервно расхохотался, до выступивших горячих слез на глазах.
Вокруг умирал день, убитый, уничтоженный вечером и неотвратимой ночью; красивая луна безмятежно застыла на звездном небе, где то шествовали прохожие, озабоченные самими собой.
- Ну ладно, - злобно проговорил Магомет, сжимая в кармане кулак. - Я люблю этот вечер так же, как любил этот день! У меня - СПИД?! К черту! Надо срочно кого-нибудь заразить.
И он насмешливо посмотрел на тени идущих людей, не знающих о его существовании, они шли по собственному пути и были все одинаковыми, поскольку ни один из них не был мной.
1997
ЗАЕЛДЫЗ
Хек провел в жилище учителя Софрона четыре года, изучая искусство нравственности - шэ. Он просыпался с восходом солнца, выходил на воздух в любую погоду вместе с учителем, слушал его наставления и повторял их. К концу четвертой зимы он знал все, известное учителю.
Он собрал свои вещи, встал на колени, коснулся носом ножки стула учителя, как требовал обряд, и промолвил:
- Теперь я покидаю вас. Нет слов, чтобы выразить вам мою благодарность и восхищение.
- Не говори так, - улыбаясь, ответил Софрон и сделал знак, чтобы Хек поднялся. - Шэ находится во всем. И если все существа овладеют им, мир лишится плохих черт. Это я должен благодарить тебя за прилежание и успехи. Надеюсь, ты навсегда запомнишь мои наставления и передашь свое искусство другому достойному. А сейчас я хочу поведать тебе еще кое-что, пока ты не покинул меня навсегда. Помнишь, я в самом начале учебы обещал тебе в момент нашего расставания сообщить нечто самое важное?
- Да, учитель, - ответил Хек, замирая.
- Так вот. Слушай. Четыре года я учил тебя искусству нравственности; и все эти четыре года мы толковали о великом принципе "заелдыз" - "не убей". Сейчас ты, наверное, уже лучше меня сможешь рассказать о различных человеческих вопросах и проблемах, которые, как оказалось, словно по волшебству легко разрешаются этим принципом. Но я хочу тебе сказать о другом. И по-другому. Я хочу сейчас обосновать для тебя "заелдыз". И более того, я говорю тебе: "заелдыз" - это не вся правда. Я даже скажу так: ты можешь убить.
Наступила пауза.
Хек поднял изумленные глаза:
- Я не ослышался, учитель?
- Нет! - торжественно проговорил Софрон. - Я знал, что ты будешь поражен. Я повторю: ты можешь убить. И вот когда. Ты можешь убить, когда абсолютно уверен в том, что нравственная суть убийства выше ценности жизни убиваемого тобой существа и всех последствий убийства. Как мастер шэ, ты должен безошибочно определять это. Вот обоснование "заелдыза".
- Я… Я не совсем понял вас, учитель, - пробормотал Хек. - Ведь вы говорили, что "заелдыз" не требует обоснования.
- Сейчас я открыл тебе последнюю истину шэ. Объяснить ее по-другому нельзя. Если ты сможешь связать все наши уроки с тем, что я сейчас тебе сказал, ты станешь мастером. А теперь иди.
Удивленный, Хек покинул учителя Софрона.
Через восемь лет Хек был одним из самых известных мастеров шэ в стране. Даже государственные люди обращались к нему.
Он женился на прекрасной девушке, и она родила ему сына. Когда сыну исполнилось три года, он неожиданно сильно заболел. Маленький и беззащитный, он лежал в кровати и почти не дышал. Болезнь не могли вылечить ничем.
Отчаявшись, Хек пригласил знахаря.
- Эта болезнь связана с вами, - сказал знахарь, осмотрев мальчика. - Но я знаю, что поможет ему. Его вылечит сердце красной змеи, которая живет у водопада. Прикажите, и я доставлю ее.
- Нет, - сказал Хек. - Если для каких-то целей мне нужно погубить живое существо, я не могу складывать с себя ответственность за это. Я сам должен достать змею.
- Вы легко найдете ее там, - сказал знахарь, поклонившись.
На следующий день Хек отправился в путь. Достигнув водопада, он стал высматривать змею, но потом задумался.
"Тот ли это случай, о котором говорил учитель Софрон? Ты можешь убить, когда абсолютно уверен в том, что нравственная суть убийства выше ценности жизни убиваемого тобой существа и всех последствий этого поступка. Мне кажется, я вправе убить змею. Разве жизнь моего сына не выше жизни змеи? Да, но почему тогда Софрон говорил, что это - обоснование "заелдыза", главного принципа шэ, "не убей"? А, понял! Как раз, когда я совершенно убедился в оправданности убийства, именно сейчас я и не должен убивать, просто потому что "заелдыз", и все. Что ж, это действительно очень мудро и в духе шэ. Я, кажется, связал наконец последние слова Софрона с его предыдущими уроками. Но неужели жизнь моего сына не стоит жизни какой-то вонючей змеи?! Я все-таки убью ее".
Приняв это решение, Хек улыбнулся, достал небольшой нож и радостно стал смотреть на водопад. Но тут из-за камня выползла красная змея и укусила Хека в ногу. Сильнейший яд немедленно начал действие.
Через четыре минуты Хек был мертв.
1989
ИСКУШЕНИЯ
Исполненный Божественными мужеством и милостью, я отправился и сразу же вступил.
Вначале был полумрак; легкий смрад, но почти неслышный - так пахнет с кухни слегка прокисший кипящий суп; затем возникли своды большого яркого храма, где стояли люди и священник в красной ризе пел что-то на непонятном языке и вздымал белые большие ладони. Я увидел алтарь - он ветвился, запутывался предо мной, цвел какими-то цветами, золотом, ликами, образами девушек, трав, святых, нет… Что же это?.. В алтаре, во всем его обличье причудился мне огромный, обращенный мордой кверху медведь. И все ревело вокруг, и все люди ему молились, и священник пел, и пел, и пел… "Сгинь!" - шепнул я, сжав за пазухой крест.
Возникло небо; алтарь, словно свеча, стекал вниз, дымясь, расплавляясь, исчезая. Я стоял на вершине, я был счастлив и велик. Подо мной журчала река, надо мной сияли солнце и снега. Я был один, я был абсолютно один! Я сел.
Прошли тысячелетия, вечности, мгновения. Я сидел, все исчезало, я был недосягаем, все было во мне, и все было мною. Высочайшее чудо было заключено в единственном мне - и великий смысл, и прекрасность ничтожества, и благость бытия. Все пропало - горы, реки, долины. Один только миг, замыкающийся сам на себе, одно лишь блаженство без блаженства, я без я, все без всего. "Сгинь!" - шепнул я, сжав за пазухой крест.
Я тут же стал мускулистым, рослым, старым, красивым. Я сидел у камина, ко мне склонялись друзья. Я должен был их отравить - в их бокалах был яд - и потом сам умереть с улыбкой и благодарностью за свою жизнь. Мои истинные наследники уже занимались процветанием нашей страны, войной, счастьем, приключениями. Я поднял морщинистое лицо. Невыразимый уют пронизал всего меня. "Сгинь!" - шепнул я. И сжал за пазухой крест.