- Что? - спросил я.
- Пойдем, - сказала она.
Она поехала вперед на кресле. Я шел за ней, ничего не понимая. Передо мной двигался инвалид. Это женщина.
Тут она развернулась, и я увидел, что она без лифчика. Словно током ударило меня, и я пошел к ней. Она погасила свет, небрежно дотянувшись голой рукой до выключателя.
В темноте я почувствовал мрачное шуршание. И я понял, что она уже лежит на кровати под одеялом, и лежит абсолютно голая. Рядом валялась ее юбка.
- Иди ко мне, - прошептала она.
Я стал быстро раздеваться, я совсем уже не стеснялся ее, только немного шатался. Поколебавшись, я снял трусы и залез к ней. Она прижала меня к себе, и тут я понял и осознал, что у нее нет ног. Но растущее желание, которое она как можно сильнее во мне возбуждала, подавило странное чувство, которое я испытывал.
И я забыл обо всем, я весь ушел в нее и в наслаждение. Она тоже шумно сипела, показывая свое возбуждение, или делала вид.
- Я люблю тебя, - шептала она мне в ухо.
А я не мог ей ответить ничего, я словно перестал быть человеком и стал простейшим ординарным существом, с одним чувством.
Через целую вечность я отвалился от нее. Я лежал, как бревно, и шумно дышал. Я до конца еще не понимал, что произошло, но я не хотел ничего анализировать и ни о чем думать. Плохо ли, хорошо, я так устал. Ффу… Я стал мужчиной.
Через пять минут я услышал легкое сопение рядом. Она все еще была здесь. Теперь она превратилась для меня в груду органических соединений. И я почувствовал ненависть к ней. Мне стало муторно. Я вспомнил, что у нее нет ног.
- Спасибо, - сказала она из темноты.
Я молчал. Больше всего мне сейчас хотелось улететь отсюда ко всем чертям со скоростью света. Мне хотелось ее убить.
- Спасибо, - повторила она сухим, серьезным голосом.
Я отвернулся.
Мы лежали молча минут пять.
- Убирайся вон! - сказала она. - Вон отсюда!
Я медленно встал, не глядя на нее, оделся.
Потом меня прорвало. Я посмотрел на колыхающуюся массу на кровати, которая издавала мерзкий приторный запах и потно дышала, и крикнул:
- Я ненавижу тебя, сволочь! Грязная шлюха!
- Что? - жалобно спросила она.
Я осекся и ничего не сказал.
- У меня будет сын, - сказала она металлическим голосом. - У меня будет сын! - радостно повторила она. - У меня должен быть сын! - крикнула она, молитвенно сложила руки и подняла глаза к небу. - А ты что? - спросила она меня. - Уходи!
- И уйду, - тускло сказал я. - Нужна ты мне! Мало ли потаскух на свете! Тьфу на тебя! - И я устало плюнул.
По дороге наткнулся на ее кресло. Колеса испуганно скрипнули.
Шатаясь, я вышел в коридор, надел куртку и оказался на лестнице с жертвенными ступенями.
Было тихо, и каждый шаг стучал, словно цоканье копыт. Я шатался, мне было так плохо, что показалось, будто я умираю. Захотелось не думать ни о чем, но перед глазами стояла она, издавая противный запах, участливо расстегиваясь. Если бы у меня была сейчас палка, я бы избил ее до полусмерти.
Я вышел на улицу, фонари сияли и отражались в бездонных лужах, как день назад.
Я медленно побрел по улице.
Потом мне стало очень плохо, я подошел к желтой стене ее дома и меня вырвало.
Я долго стоял, изрыгая все, что было во мне мерзкого и грязного, потом успокоенно замер и посмотрел по сторонам.
Люди шли туда-сюда, словно черные тени, спеша домой и куда-нибудь еще. Странное умиротворение охватило меня. Все желания перестали иметь надо мной власть.
Я прислонился спиной к желтой стене и воздел руки, словно был на кресте.
- Свершилось, - облегченно сказал я и, постояв еще минут пять, пошел домой.
ВЕТЕРАНЫ ПСИХИЧЕСКИХ ВОЙН
Одна моя родственница, всю жизнь проработавшая на предприятии, разрабатывающем химическое и бактериологическое оружие, рассказывала мне, что тогда в нашей стране, не в пример американцам-добровольцам, офицеров загоняли в какие-то специальные газовые камеры, куда подавалось вместе с воздухом ЛСД. Люди не были предупреждены даже о возможных последствиях такого кайфа; многие потом сошли с ума, тогда ведь никто ничего толком не знал - ни дозы, ни антидотов… И "психоделических гидов" у них тоже не было.
Итак, жертвы психотропного химического оружия существуют, хотя я с ними не сталкивался.
Поэтому, когда я все-таки увидел представителей Общества жертв психотронного оружия, мирно стоящих у входа в бывший Комитет защиты мира, я обратился со вполне конкретными вопросами к их главному человеку - председателю московского отделения информационного центра по правам человека, как он себя назвал, Николаю Ивановичу Анисимову.
- Монопольное право на ЛСД имела швейцарская фирма "Хонда", - бодро сказал он мне. - В пятидесятые годы Советский Союз закупил у нее пятьдесят миллионов доз вот этого наркотика ЛСД.
- Почему "Хонда"? - удивился я. - А как же "Сандоз"?
- "Сандоз" я не слышал. "Хонда". На что их пустили - остается только догадываться… Но у нас есть люди, которые работали в оборонной промышленности, они нам сообщили, что их пустили по психбольницам, чтобы управлять психофизической деятельностью человека.
- Я знаю, что у нас были люди, которые вследствие экспериментов с ЛСД сошли с ума. Вы этим занимаетесь?
- Да, естественно, - тут же ответил он и продолжил: - Была дочь Дзержинского, кажется, по фамилии Кельце, она в двадцатые годы занималась воздействием этих веществ… Ну, ЛСД тогда еще не было, на Лубянке использовали обычное воздействие электромагнитных полей, там стоял гипнотизер, он вводил человека в состояние транса, и тот оговаривал самого себя. В тридцатые годы Запад писал, что у СССР есть какое-то оружие воздействия на людей - и это помимо голода, бессонницы, пыток…
- У вас есть информация о жертвах этих экспериментов, с ЛСД, например?
- У нас есть специальная информация о психотронном воздействии на людей. Во-первых, это осуществлялось с помощью вживленных датчиков - это раз.
- Датчиков? - искренне удивился я. - Как же их вживляют?
- Я слышал, - отвечал он, - что есть такие маленькие радиосхемы, которые обыкновенная выборка - игла, которой делают прививки - может легко вживить. Так вот, помимо этого, человек ведь из себя представляет электрическую машину. Мыслит он электрически. И эти поля можно изменять. Вот чем он мыслит, его ауру - вы знаете - ее можно фотографировать, замерять длину эмоций, так называемые квакеры… И эмоцию можно снять, перепрограммировать и опять внедрить в человека. Вот вам уже и управление человеком!
- А кто это делает, экстрасенсы? - почему-то спросил я, фактически не зная, что сказать.
- Я считаю, - так же бодро и совершенно спокойно отвечал он, - что экстрасенсы - просто ретрансляторы технической энергии. Есть люди, одаренные сильной психической энергией, и у них стоят генераторы психотронного воздействия, получается такой биокомпьютер, который может зомбировать людей. Это все началось еще в двадцатых годах, это делал еще Бехтерев, это даже в печати есть… Бехтерев это делал с помощью радиосети - управлял эмоциями… Человек слушал радиодинамик и…
- А без помощи радио это можно делать? - перебил его я, словно боясь, что он просто не успеет мне поведать все, что может.
- Свободно можно, конечно. Мы все запрограммированы давным-давно. А в семидесятые годы психотронные ретрансляторы, психотронное оружие - можно его так назвать - выведено в космос. В Америке об этом говорилось, а у нас это засекречено.
- Зачем же все это надо? - спросил я, на секунду представив возможный масштаб таких глобальных акций.
- Ну, в прошлые годы это было надо, чтобы создать психически послушное население - и вот все по команде поднимали руки… Я написал об этом книжку "Психотронная Голгофа". А направление нашей организации - защита граждан от психотронного терроризма.
- А как же их защитить?
- Пресечь это очень сложно, - ровным тоном произнес Николай Иванович. - Нужен закон…
- У нас и так полно законов! - воскликнул я.
- Такого закона нет, к сожалению. Психотронное оружие относится к одному из видов, как мы его называем, нелетального оружия. Есть несколько типов…
"Он абсолютно напоминает штатного лектора по гражданской обороне, - подумал я. - Может быть, все это правда?"
- Психотронное оружие, - размеренно продолжал он, - относится к третьему типу нелетального вооружения. Первый тип выводит из строя технику, капитальные сооружения и так далее… Это физические, химические типы оружия - я сейчас не могу сказать… Так вот, по поводу химического оружия есть конвенция, по поводу биологического есть - женевские, хельсинкские конвенции, а по психотронному и нелетальному - мы еще называем его гуманным оружием или гуманной бомбой - нет. Как писала "Вашингтон пост", а "Комсомолка" тоже это опубликовала, у американцев существует страх, что мы их опередили в разработке психооружия, которое может блокировать солдат в районах развертывания ядерного оружия - они просто не нажмут на кнопку либо ракета полетит не туда.