Краснозобик.
2. РАБОЧАЯ ЛОШАДЬ - ЗАВ. КОНЮШНЕЙ
Как выяснилось, это была все же удачная мысль - внедрить меня сюда в качестве внештатного сотрудника датской радиостанции, а так как мое задание (датское) довольно широкого профиля, тему ограничить трудно, поиски материала тоже дело долгое, то у меня оказалось достаточно и времени, и простора для деятельности. Многочасовая серия передач о "Культурно-политическом развитии послевоенного общества Германии" обеспечивает мне доступ именно в те круги, которые мы условимся называть "кандидатами на строгий надзор". Считаю своим долгом вам сообщить, что люди здесь очень и очень недоверчивы: едва я успел представиться в федеральном ведомстве печати, посетить несколько журналистских пивных, как к моему работодателю Ф-сену сразу же полетел встречный запрос. От кого исходил запрос - от ведомства печати, от датских коллег или так вообще заведено в этой конюшне, вам лучше знать; возможно, запрос делался на всех этих уровнях. Так вот, Ф-сен все подтвердил - и данное мне задание, и подлинность моего удостоверения, и после некоторой путаницы (здесь у меня есть однофамилец, журналист, которого, похоже, не очень любят, прозвище - Стукач!) я могу считать себя принятым и признанным. Поскольку мне к тому же не надо ничего подправлять в своей vita (как условлено, я откровенно сообщаю свои биографические данные: год рождения 1940, окончил торг. училище - заочно, потом учился на факультете журналистики, внештатно сотрудничал в редакциях по разделу "Образовательная политика", свободный журналист, имею публикации на соответствующую тему, некоторые привлекли к себе внимание), то мне нечего опасаться встречных вопросов. После того как я добрых десять лет без помех бороздил свое поле, мне потребовалось всего две недели, чтобы войти в здешнюю атмосферу, еще две, чтобы очутиться в окружении "кандидатов", а после третьей пары недель, то есть в целом после шести, я здесь, можно сказать, уже свой парень. Для первой серии передач я выбрал такое название: "Столица и искусство". Мои тезисы одобрены, и я усердно собираю информацию, делаю заметки, наброски, понемногу переписываю их набело и нисколько не дергаюсь оттого, что Ф-сен (ничего не подозревающий) уже слегка торопит. Ведь когда первая серия пойдет в эфир и, как вы мне сулили, датская пресса не совсем обойдет ее молчанием, я смогу передать и переслать "обрезки" ведомству печати и отделу культуры министерства иностранных дел, после чего буду окончательно легализован.
Вы знаете, что я ни во что не ставлю известные "почтовые ящики", зато ящики федеральной почты считаю самыми надежными. Так как отправка "до востребования" кажется мне тоже слишком ненадежной, то я адресую письма прямо нашей общей приятельнице, в чьем семейном пансионе в Вестервальде мы сиживали уже не раз и мирно резались в скат. Я предполагаю, что вы по-прежнему проводите там свои уик-энды, а если мои донесения станут драматичными или срочными и потребуют немедленных мер, то у меня под боком все еще имеется некий монастырчик, доброе старое "Гнездо" наших совещаний, где патер Фармфрид - предлагаю для него шифр Фф - предоставит нам свой "красный" телефон (и свою неизменно охлажденную можжевеловку). Предполагаю, что внутримонастырскую информацию он передаст непосредственно вам, так что я ничего об этом сообщать не буду, если не получу других указаний. Во всяком случае, как отзовется постановление о радикальных элементах на монастырском пополнении - это дело внутрицерковное и щекотливое, а Фф находится как раз на этом фронте. Как и раньше, все данные, фамилии, цитаты пойдут отдельно, в "слизистую сумку".
Соответственно моему заданию, сначала я занимался выявленными или уже уличенными сторонниками радикалов, следил за ними или даже с ними беседовал и предлагаю (в наказание) не мешать им предаваться собственным душевным терзаниям. Возьмем для начала господина, которого мы уговорились называть Рюффлин, - он ведь не только признал свои ошибки, но искренне в них раскаивается и даже слегка тронулся. Чуть что, он бормочет: "Я же в самом деле это знал, знал же, знал", намекая на то, что в свое время бросил некой собаке (если мне не изменяет память, это был боксер) целый кулек отменных бараньих костей, хоть и знал, что она принадлежит какой-то родственнице Гудрун Энсслин. Нам не стоит здесь заниматься вопросом, который уже не раз служил темой газетных комментариев, - купил ли он кости специально для этой собаки или же вначале предназначал их своей собственной (кажется, спаниелю). Пусть все останется как есть: он раскаивается и так откровенно выражает свое раскаяние, что мне его даже немножко жалко, хотя вообще в таких случаях я безжалостен. Этого Рюффлина можно изо дня в день видеть в одном довольно многолюдном кафе, где он сидит и читает либо передовицу в "Рейнише меркур", одобрительно и ритмично кивая головой в знак, так сказать, полного своего согласия, причем из кармана пиджака у него торчит ФАЦ, либо он читает передовицу ФАЦ, точно так же кивая головой, а "Рейнише меркур" торчит у него из кармана. Между тем ему удается - сначала он делал это под псевдонимом - время от времени помещать обзоры в одной газете, не внушающей никаких подозрений, и если даже псевдоним, какой он себе избрал - Супертье, говорит в его пользу, то содержание его обзоров - тем более. Так что давайте выпустим Рюффлина-Супертье из-под строгого надзора. Прочитайте "Колонки обозревателя", подписанные Супертье, и вы со мной согласитесь.