12
"Девятка" мчалась как на крыльях. Мощный двухцилиндровый карданный "цундапп" глотал дорогу, ветер свистел в ушах, стволы придорожных деревьев мелькали, словно спицы в колесе. Поддавая газу, Гусельников думал: "Классная машина, здорово чертовы фрицы работать умеют, какого черта воевать полезли… все жизненного пространства хапугам не хватает, на чужое глаза завидущие…"
- Скоро Тереховка, - прокричал в ухо командиру Сабиров.
Гусельников сбросил газ.
- Двигаем напрямую. Надвиньте каски поглубже и сидите сычами, помалкивайте, словно вам белый свет не мил, - к фронту ведь направляетесь, не в тыл, настроение паршивое должно быть. Разговаривать я сам буду.
- Нарвемся мы… - пробормотал себе под нос Абдулла и подумал: "Зря мы затеяли эту авантюру с мотоциклом. В тыщу раз лучше было двигаться пешком. Пусть дольше, зато спокойнее. Лес до самой линии фронта, а фрицы не больно охотно по лесам шастают, партизан опасаются. Может, и нам партизаны встретились бы, помогли до своих добраться…"
На дорогу падали косые тени деревьев, желто-серые полосы пятнали дорогу, и она напоминала Кериму какого-то сказочно огромного варана. Вот сейчас поворот - и пасть его разверстая появится, чтобы глотнуть мчащийся мотоцикл. А мы его из пулеметика… из пулеметика… из пулеметика!
У Гусельникова же было впечатление, что посадил он свой "СБ" на полевой аэродром, сейчас заглушит мотор, выберется из кабины, разминая косточки, встретится с товарищами по эскадрилье…
Дорога круто забрала вверх - и как на ладони появилась Тереховка. Это было большое село, гаснущее солнце сияло на куполе церкви, можно было разглядеть не бревенчатые под соломой, а кирпичные, с железными крышами дома. Село было вольно разбросано на пригорке, спадающем к реке. При въезде в село шлагбаума не было, но стояли двое полицаев с желтыми нарукавными повязками и немецкий солдат, сгорбившись, сидел на пеньке. Он только что останавливал машину, в которой оказались какие-то важные чины, получил разнос за придирчивость в проверке документов и был не в духе, считая, что пусть оно в таком случае катится все к свиньям собачьим: ты же стараешься - тебе же старание твое в нос тычут! На подкатывающий мотоцикл с тремя вояками он поэтому смотрел недружелюбно, однако предпринимать ничего не собирался, - может, тоже какие-нибудь штабисты с пакетом…
- Как проехать в комендатуру? - торопливым и злым топом осведомился Гусельников, притормаживая.
Полицаи смотрели бараньими глазами; немец поднял голову, махнул лениво рукой в направлении села:
- Дорт!.. Форвертс, данн рехтс…
- Там! - перевел машинально Гусельников. - Вперед, потом направо.
- Бестен данк, - поблагодарил он, забывшись на мгновение, что в подобной ситуации излишняя вежливость неуместна и опасна. Исправляя ошибку, грубо выругался на жаргоне, рвя стартер заглохшего "цундаппа".
Глаза у немца просветлели, заулыбались:
- О-о, колоссаль!
Глядя вслед отъезжающему мотоциклу, один полицай сказал другому:
- А все-таки документы надо было проверить. Подозрительные какие-то типы. Тот, что в коляске, вообще на немца не похож.
- На американца, что ли?
- Не скалься. Не похож, и все тут.
- В комендатуре проверят.
- А ты уверен, что они туда доедут?
- Слушай, катись-ка ты подальше! Вечно со своими подозрениями. Вон этому, - кивок на немца, - выдали по первое число, хочешь, чтоб и тебе по шее дали? Беги и догоняй, ежели приспичило, проявляй свою бдительность. - Слово "бдительность" он произнес издевательски, вставив в него лишнюю букву.
Недоверчивый полицай оказался не так далек от истины - за первым же поворотом Гусельников приглушил мотоцикл. Остановились они неподалеку от школы, где разместилась немецкая казарма. Некоторые солдаты торчали в окошках, дымя сигаретами; другие пиликали на губных гармошках; третьи занимались мелкой постирушкой и, гогоча как гуси, плескали друг на друга водой у колодезного сруба. На проезжающих они не обращали никакого внимания, и это было на руку беглецам.
На малом газу протатакал Гусельников мимо казармы, приостановился там, где дорога длинно шла под уклон, до самого моста.
- Высказывайтесь, - предложил Гусельников.
- Через мост нам не проехать, - сказал Абдулла, - с обеих сторон шлагбаумы… документы проверять наверняка будут не так, как те лопухи.
- Может, с боем прорвемся? - предложил Керим.
Гусельников задумался. Сабиров торопливо сказал:
- Там поворот есть, вдоль берега реки. Если по нему поехать, а? Не один же мост через реку… брод где-нибудь есть…
Гусельников посмотрел на штурмана со странным выражением, приподнял каску, отер обильный пот на лбу.
- Нет, Абдулла, не пойдет так. Поворот у самого моста, враз подозрение вызовем… Да и откуда знать насчет брода - был бы брод, так и мост не наводили бы. Не-ет, что-то другое надо.
- Есть предложение, - сказал Керим, - пристроиться в хвост какой-нибудь штабной машине - их не проверяют, за ней и проскочим, тем более что к фронту, а не наоборот.
- Сердце чует, что мы хотим нарваться! - с надрывом произнес Абдулла.
- Кроме сердца голова на плечах имеется! - повысил голос и. Гусельников. - У Керима дельное…
- Внимание! - сказал Керим. - Отставить пререкаться! Полицай к нам направляется.
К ним действительно направлялся тот самый полицай, что у заставы в село смотрел желтыми коршунячьими глазами, недоверчиво смотрел, выжидающе. У него и сейчас такой же взгляд был, словно буравчики из-под лохматых бровей поблескивали.
- Всем сидеть спокойно… я разговариваю, - предупредил Гусельников. И широко улыбнулся навстречу подходящему полицаю, потряс фляжкой: - Шнапс!.. Ферштеес ду? Во ист шнапс?
Полицай оскалился, показывая желтые прокуренные зубы.
- Понимаю, понимаю! Есть! Тута вон есть самогонка!
Он тыкал рукой в сторону, но глаза были внимательные, хищные глаза. Его подозрения усилились оттого, что "немцы" вели себя странно: суетился один, а другие отворачивались, не глядели в глаза. Особливо этот черный, что в коляске сидит. Ни итальянцев, ни румынцев поблизу нету, а он - как бог свят - не немец: ишь, черномазый, бычится, исподлобья зыркает! Чего же делать, чего же делать?!
Путая немецкие и русские слова, он зачастил:
- Найдем шнапс… ком со мною, пан… близко тута, нихт вайт… Я вот на запасном колесе позади пристроюсь… покажу… фарен шнель-шнель, быстро-быстро ехать… чистый как слеза самогон, дух перехватывает!..
- Зецен зи, - разрешил Гусельников и вновь тут же опять поймал себя на том, что употребляет вежливый оборот речи, снова "в молоко"!
А полицай даже как будто обрадовался:
- Зецен, зецен, сейчас сяду… пристроюсь…
Керим не вмешивался в разговор командира с полицаем, но все больше каменели руки, все оглушительнее бухало сердце. Он не понимал, на чем основано предчувствие, но знал точно: полицай их заподозрил и подобру-поздорову не выпустит.
Машинально рука потянулась к голенищу - и все похолодело внутри: ножа не было. Испуганной ящерицей метнулась мысль - и он явственно увидел нож на скамье у Авдотьи Степановны, когда она перевязывала ему ногу. Забыл нож! "Дурак, тупица, осел!" - нещадно ругал он себя, но ругать было поздно. И он яростно косился на полицая, который пристроился за Абдуллой и вцепился в штурмана, как клещ в овечий хвост.
У двух сгоревших хат, от которых остались только печи да закопченные трубы, Гусельников притормозил, свернул к пожарищу.
- Эй, эй, пан, не туда! - забеспокоился полицай.
- Айн момент, - бросил Гусельников. - Хватай его, Керим!
И Керим, словно ожидавший этой команды, изогнулся самым причудливым образом, схватил полицая обеими руками за голову, едва не свалив Абдуллу, рванул на себя. Полицай хрипел, пытался вывернуться, крикнуть, но руки Керима превратились в клещи. За брыкающие ноги поймал полицая Гусельников.
- Крути башку влево!
А сам повернул полицаевы ноги вправо.
Через несколько секунд все было кончено. Запыхавшиеся Гусельников и Керим смотрели друг на друга, а на них уставился бледный, ничего не успевший попить Абдулла.
- Вот так! - выдохнул Гусельников. - Волоки его, Керим, сюда… в пепле зароем… Никого не видать?
- Никого…
- Волоки!
Абдулла стоял неподвижно, потом кинулся помогать, греб пепел куда попало, расчихался.
- Притихни, - придержал его Гусельников, - не психуй, все уже кончилось.
Абдуллу била дрожь. Керим тщательно вытирал ладони о свои немецкие брюки, оставляя на них следы сажи и пепла. Понимал, что делает не то, что надо, да уж больно противно было ощущать на руках полицаевы слюни и предсмертную испарину.
- Молодцы мы с тобой, Корим, верно? - подмигнул взволнованный Гусельников.
Абдулла стоял как потерянный, ожидая реплики в свой адрес, но Гусельников только повторил:
- Молодцы мы с тобой, Керим Атабеков!
- Нож я позабыл в доме! - буркнул Керим и просяще поднял глаза. - Смотаем за ним, командир, а?.. Или вы подождите здесь, а я сбегаю, а?
- Не дури! - прикрикнул Гусельников. - Поумнее ничего не придумал? Оружия у нас хватит, а нож твой Авдотья Степановна догадается припрятать, сбережет… А ну садитесь, вон две машины к мосту идут.
Солдаты ехали, видимо, издалека - их мундиры и каски были не зелеными, а серыми от толстого слоя пыля. Гусельников пристроился в густой пыльный шлейф, тянущийся за машинами.