В сборник известного туркменского писателя Ходжанепеса Меляева вошли два романа и повести. В романе "Лицо мужчины" повествуется о героических годах Великой Отечественной войны, трудовых буднях далекого аула, строительстве Каракумского канала. В романе "Беркуты Каракумов" дается широкая панорама современных преобразований в Туркмении.
В повестях рассматриваются вопросы борьбы с моральными пережитками прошлого за формирование характера советского человека.
Содержание:
Лицо мужчины - (роман) 1
Часть первая 1
Часть вторая 27
Беркуты Каракумов - (роман) 54
Часть первая 54
Часть вторая 73
Золотые монеты - (повесть) 88
Алмагуль - жена Тархана - (повесть) 105
Примечания 120
Художник МАРИЯ МЕЛИК-ПАШАЕВА
Лицо мужчины
(роман)
Часть первая
- Говорят, Атабек-ага женит внука!
- Слыхали, что Керим женится?
- Атабек-ага к свадебному тою готовится!
Новость, подхваченная проворной и горластой ребятней, мгновенно облетела весь аул, благо в Торанглы было всего два десятка дворов. И уж конечно же самым непосредственным образом коснулась она женской части населения.
- Аю, Наба-ат! Дои побыстрее свою корову! Новость слыхала? Оставляй свои дела, и поспешим к Атабеку, помогать ему надо, он же, бедняга, всю жизнь в одиночку по хозяйству мыкается, - если мы с тобой не поможем, кто поможет? Его заботы - дело общее, дело всех соседей, и ближних и дальних. И за доброе, и за худое мы в ответе. А как же иначе? Бедняга Атабек сам вырастил и воспитал Керима…
Вжик!.. вжик!.. вжик!.. - звонко били тугие струйки молока о стенки подойника, радовали душеньку. Так не вовремя разоралась эта вихрь-баба! Но ничего не поделаешь, надо кончать дойку, а то еще сглазит корову, горластая…
Набат полюбовалась пышной шапкой молочной пены, прикрыла подойник передником, крикнула в ответ:
- Вий, Огульбиби, сейчас бегу! - С кем это породнился Атабек-ага?
- С Меретли-чабаном, говорят!
- Вий! Да разве малышка Акгуль, дочка Бостан, так повзрослела, что замуж пора?
- Какая разница, повзрослела она или нет, - отмахнулась Огульбиби-тувелей ,- ты на косы ее посмотри: в мою руку толщиной, вот! - Она охватила пальцами одной руки запястье другой. - Этого тебе мало? А с лица? Как осколок луны светится! Нет, девушке в самый раз замуж! Так что давай поспешай со своими делами, а я пошла. - Она перебросила конец головного платка через плечо, привычным машинальным движением прикрыла им рот и зашлепала ковушами по пыльной дороге.
"Ну и тувелей! - невольно подумала ей вслед Набат и покачала головой. - Шагает что твой верблюд. И пыли за ней не меньше, чем за верблюдом!"
С трех сторон к Торанглы подступали пески Каракумов, и лишь крутая излучина Амударьи сдерживала их медленный неудержимый напор, помогая горстке людей отвоевывать свое место под солнцем.
Восток едва розовел, а аул уже полнился предпраздничным гомоном. Еще не проснулись мухи, а баранья свеженина уже подавала аппетитный дух в побулькивающих котлах. Туда и сюда сновали женские фигуры.
С обиженным видом подавала снисходительные реплики Огульбиби-тувелей - сердилась, что ее обошли вниманием, что обязанности бёвурчи поручили не ей, а одной девяностолетней старушке. Однако вскоре успокоилась, когда ей сообщили, что она возглавит свадебный кортеж - поедет за невестой на паланкине. В Торанглы свадебный кортеж с паланкином был редкостью, и главенствовать им было почетно вдвойне. Огульбиби-тувелей источала сияние, словно само восходящее солнце.
На цветастых кошмах, постеленных под тальником и ивами между домом Атабек-аги и речным берегом, расположились аксакалы. Неторопливо пили чай, неторопливо вели степенную беседу, но нет-нет да и поглядывали украдкой в ту сторону, откуда должен был появиться паланкин с невестой.
Мальчишки, те взобрались на высокий плешивый бархан, чтобы с его лысой макушки первыми увидать торжественное шествие и, сообщив о нем, получить положенную награду за добрую весть. По своей непоседливости они затевали различные игры, но ушки держали на макушке - глаз с дороги не спускали.
Гиджакист Кёр-бахши , который и в самом деле был слеп, услаждал слух и сердце стариков приятной песней, которая, казалось, взмывала к прозрачной, чистой, непорочной голубизне неба, высокого и прекрасного, как сама жизнь, и замирала где-то в белых песках Каракумов, за взблесками светло-желтой амударьинской воды.
Туркменчилик предписывает жениху скромно держаться в сторонке. С одной стороны, это демонстрация уважения к тем старшим, кто пришел поздравить жениха с важным событием в жизни, разделить его радость; это же, с другой стороны, как бы показывает вполне естественное смущение человека перед большим таинством, его благовоспитанность и сдержанность.
Поэтому Керим уединился с несколькими из своих сверстников в одной из кибиток. Он старался держаться свободно, ел, пил чай, слушал, что говорят товарищи, и даже отшучивался, но сердце тарахтело так, что во всей кибитке, казалось, только его и слышно. И руки обрели какую-то странную суетливость, не знали, где место найти, и во рту постоянно пересыхало, чай не помогал, и сидеть было неудобно. Невольно вздрагивал всякий раз, когда в дверь просовывалась голова мальчика, сообщавшего, что паланкин еще не прибыл. Наконец не выдержал:
- Надоел ты со своим "не прибыл"! Убирайся! Сообщишь, когда будет что сообщить!
Мальчик, ожидавший пряника или хотя бы доброго слова за то, что постоянно держит жениха в курсе событий, насупился, поковырял пальцем в носу и беззвучно выскользнул наружу, присоединился к тем, которые обсели бархан. С утра все они были в свежевыстиранных белых рубашках. Однако солнце припекало вовсю, несмотря на ранний час: мальчишки поочередно - чтобы не просмотреть паланкин с с невестой - бегали окунаться в реку, и рубашки их постепенно теряли свой праздничный вид.
Вдруг наблюдатели встрепенулись, - вдали показался всадник, а за ним виднелся покачивающийся на спине верблюдицы паланкин.
- Везут!
- Везут!
- Невесту везут!
Всполошные голоса покатились с бархана вниз. Мальчишки скакали вспугнутыми джейранами в стремлении поскорее добраться до взрослых и получить причитающийся бушлук . Женщины выходили из кибиток, поправляя головные уборы, истопники поднялись от котлов.
- Да озарятся светом очи твои, Атабек, - произнес ритуальную фразу один из аксакалов, - поздравляю тебя.
- Благодаря вам у всех озарятся, - признательно поклонился Атабек-ага.
Кер-бахши возвысил голос, гиджак зазвучал громче. Личный чайчи певца одобрил:
- Молодец, хвала тебе!
И наполнил его пиалу свежим чаем, выплеснув тот, который был в ней налит.
Звонкие голоса ребятни достигли и ушей Керима с товарищами. Не успели они отреагировать на сообщение, как створки двери распахнулись и двое мальчишек, застряв в дверном, проеме, завопили в один голос:
- Бушлук!
- Бушлук!
Один из друзей Керима протянул им по пятерке. Они выхватили деньги из рук, словно птицы проворно склюнули, и умчались, ошеломленные такой богатой добычей.
А невесту в красном, ярком как огонь, кетени, сняли тем временем с разукрашенной верблюдицы, и непроницаемая толпа девушек и молодух повела ее в кибитку. Кериму, замешкавшемуся на пороге, даже краем глаза не удалось увидеть ту, с которой ему отныне предстоит прожить целую жизнь - огромную, необъятную, прекрасную жизнь, сплошь заполненную радостями любви, труда, детскими голосами, журчащим женским смехом, теплыми женскими руками…
Той начался.
- Атабек-ага, поздравляем!
- Свет очам твоим, Атабек-авчы!