- Как по расписанию появляется. Теперь будет с минуты на минуту, - угадал наши мысли дед.
- И верно: с крыльца донеслось просительное мяуканье. Дед открыл дверь и шутливо скомандовал:
- Смирна-а!.. Равнение на Мурлыковича!
Мы замерли, подчиняясь команде. Кот вошел важно, с безразличной гримасой на морде, хвост трубой. Как он изменился! Раздался в длину. Черно–бурая шерсть на нем горела, будто ее только что покрыли лаком. Повстречаешь его в лесу - подумаешь: какой–то зверь. Грозный с виду, хотя и мал ростом. Такого, глядишь, и волк устрашится. А что? Вцепится когтищами в морду серому разбойнику. Всякое может быть.
Посередине комнаты кот остановился, недоверчиво покосился на меня и Витьку, будто вопрошал: "Кто тут еще завелся?" Мы притаились от греха подальше. Разве узнаешь, что у него на уме?
Но кот не долго нами интересовался. Он подошел к деду, потерся о его ноги, затем дал круг по комнате. Еще раз покосился на нас. Как бы проверял: свои или чужие? И размашисто сиганул на дедову кровать.
- Почему ты назвал его Мурлыковичем? Ведь это же наш Васька? - вспомнил я дедову команду.
- Да, тот самый кот. Только имя у него теперь Мурлыкович. На пасеке он начал новую жизнь, стало быть, с новым именем. И баба ваша мое решение одобрила. При другом имени она быстро забыла про загубленных им цыплят.
- Что он без ужина спать будет? - поинтересовался Витюшка.
- Да. С ранней весны и до поздней осени не притрагивается в доме к съестному, - отвечал дед. - И все потому, что тут кругом столько мышей! Лови - не хочу. В усадьбе теперь Мурлыкович - главный санитар. Без него сколько хлопот бывало: не знал где, что от мышей схоронить. Теперь, при нем, благодать: все лежит открытым и никакой пакости. Что это я раньше не удосужился завести кота? Вот недотепа.
При этих словах дед залез под одеяло. Кот тотчас устроился у него в ногах.
- Помнит свои обязанности, - похвалил его дед. - Он у меня заместо грелки. А мурлычет как - словно артист! Выходит, и греет, и развлекает меня Мурлыкович. С ним, когда рядом нет людей, не так одиноко. Особенно в долгие зимние ночи.
ЗОРЬКИН ЭЛИКСИР
На пасеке было заведено: утром и вечером пить парное молоко. Дед сильно сердился, если кто-нибудь из гостей отнекивался от давно установленного им правила. Нас бабушка успела перед отъездом предупредить:
- Не станете парное молоко пить, он вас живо домой турнет. Не посчитается, что вы его внуки.
- По правде, я не очень–то в это поверил. У деда и без того забот - полон рот. Больно нужны ему лишние хлопоты. Но бабуля оказалась права. Никакие дела не мешали деду проследить - опорожнили или нет мы свои кружки.
Признаться, с непривычки пить теплое, пенистое молоко не очень–то приятно. В первый же вечер я подсел к деду и попросил:
- Можно мне вместо парного пить холодное молоко? По две кружки…
Дед не дал мне договорить:
- У мамки дома хоть по три пей. А здесь, будь добр, не перечь моему уставу. Какие могут быть исключения?
Я вспомнил бабушкино предостережение. И не стал более гневить деда, через силу допил молоко.
Дед принял от меня пустую кружку, повертел ее в руках. Заулыбался в пышные усы. Легонько толкнул меня локтем в бок:
- Живой? То–то! Чай, не отраву предлагаю.
По утрам, подоив корову Зорьку, дед перво–наперво процеживал молоко в стеклянные банки. Тут же ставил на стол три кружки: себе - по л литровую, нам - поменьше. Наполнив их доверху молоком, приговаривал:
- Испьем–ка эликсиру с языка Зорьки. На день грядущий.
А по вечерам в этой присказке менялись последние слова. Дед по обыкновению заключал: "…на сон богатырский".
- При чем тут язык Зорьки? - не разобрался я в дедовой присказке.
- Экий ты, братец, непросвещенный?! - изу–милея дед. - К чему только в деревне живешь, если простого не знаешь? И то правда: не все сразу познается. Так вот, в народе издревле говорят: молоко у коровы на языке. Станешь хорошо кормить, поить ее - с молоком будешь. А нет - так и молока не дождешься.
- Выходит, Зорька не обижена, если каждый раз почти по ведру молока дает?
- А чего ей еще надо? - подхватил дед. - Тут кругом благодать. Травы стеной стоят, в человеческий рост. Вода родниковая, чистая, как слеза. И жары той нет, что в долине. Для скотины тут, брат, настоящий рай.
- Зимой в горах, ты сам рассказывал, - снега глубокие. По пояс наметает, иногда и больше. Наверное, скотине худо приходится?
- Той что на воле, стало быть, дикой - ей при большом снеге трудновато. А наша неудобств, считай, и не испытывает. Сена мы в достатке накашиваем. Стоит себе у стойла и жует сколько хочет. И нынче приступим к его заготовке в июле, когда трава созреет. На пасеке соберется целая артель - приедут ваши родители, папины друзья. Глядишь, и баба Аня заявится. Да нас трое. Во какая силища! Вот где закипит работа.
В мой с дедом разговор Витька не встревал. Он подал голос, когда я выяснил все свои вопросы:
- Деда! Кто тебя корову научил доить?
- Как кто? Моя матушка. Раньше в деревне всяк был приучен. А как же иначе? Какой ты селянин, если со скотиной не умеешь обращаться? На земле живешь - вот и имей от нее полный достаток. Это сейчас люди пообленились. Иные или в город за молоком едут, или вовсе без него обходятся. Тьфу… Срамотища…
Дед умолк, насупился. Витька заерзал на табуретке от неловкости. И, чтобы отвлечь деда от грустных мыслей, поинтересовался:
- А молоко ты с детства любишь или как?
- Сколько себя помню - всегда с молоком. Да и что за жизнь, повторяю, в деревне без молока? Война только с ним разлучала. И то разок пофартило. Глотнул, что ни на есть, настоящего, парного.
От последних слов деда повеяло загадочностью. Я встрепенулся:
- Расскажи, будь добр, как это произошло?
По военным меркам случай был не совсем обычный, - вспоминал дед. - Наш полк занимал боевую позицию под Брянском, на окраине леса. И тут было получено сообщение, что неподалеку гитлеровцы с гуртом коров к железнодорожной станции пробиваются. Намереваются, стало быть, их отправить в свое фашистское логово. Наш комполка, смелый, лихой рубака, тотчас отдал приказ: отбить стадо.
Операцию, как сейчас помню, провели на редкость удачно. - И без шума, и без потерь. Загнали, значит, коровенок в укрытие, в лес. И только остановили стадо, как они рев подняли. Мы, деревенские, быстро причину угадали: забеспокоились дойные коровы. Их с полсотни оказалось.
Комполка, не мешкая, к брату–солдату с вопросом обратился: "Есть ли способные подоить буренок?"
Нас, кавалеристов, десятка полтора вышло из строя. Начали мы доить коров. Те сразу и поутихли, присмирели. Молока, кажись, с десяток ведер набралось. Командир и говорит: "Не пропадать же добру. Раненых напоить досыта. Всем остальным - губы смочить…"
Будто эликсиру тогда я глотнул. Так и проносил всю войну на губах запах парного молока! А вы, бесята, вздумали от него отказываться. Э–хе–хе, времена…
- А что стало с теми коровами? - поинтересовался Витька.
- Коров тогда мы вглубь брянских лесов отправили, к партизанам. Там базировалось крупное соединение. А что с ними дальше стало - мне не известно.
Дед помолчал минутку и закончил рассказ так:
- Не держать корову на пасеке - так и куры засмеют. Я как определился сюда, первым долгом обзавелся телочкой. С той поры коровы у меня не переводятся. Молоко парное, скажу я вам, лишь поначалу пить неприятно. А привыкнешь - и меду не надо.
Дед оказался прав. Через пару дней мы уж не представляли жизнь на пасеке без парного молока.
РОДНИЧОК ГОВОРУН
Деду шло быть воспитателем. Мы с Витькой сразу отметили, что из него вышел бы неплохой учитель. Он был требовательным. Разговаривал с нами на равных. Командовал только в шутку. Но больше всего нам понравилось то, что дед полагался на нашу самостоятельность.
Умел дед держать слово. Например, наказы наших родителей были для него законом. С них и начиналась наша новая жизнь на пасеке. Как и обещал папе, дед в первый же вечер, когда управился по хозяйству, побеспокоился о нашем распорядке дня:
- День будете начинать, как отец велел, с зарядки. А после нее что положено? Верно, умываться. Холодной воды, надеюсь, не боитесь?
- Никак нет! - выпалили мы по–солдатски.
- Добре. Тогда советую к говоруну бегать. Водица в нем… Мертвого воскресит или нет, не скажу. Не испытывал. Но сон как рукой снимет. Тысячу раз проверено.
- Что за говорун? - переглянулись мы с Витькой?
- Так родничок прозывается, - растолковал дед. - Я считаю: он тут всему голова. И пасека благодаря ему здесь создана, на нем и держится.
- Больно загадочно объясняешь, - заметил я.
- А ты как хотел? Жизнь - она сплошные загадки, зачастую ими объясняется. Прежде, чем строить поселок или, скажем, обосновать хутор, человек подбирает подходящее место. Главное тут условие - вода. Она для жизни людей второе значение имеет, после воздуха. Под нашу пасеку прадеды облюбовали эту впадину не случайно. Причиной тому родник–говорун. Он поит студеной водицей всю местную живность.
- А кто его говоруном назвал? - полюбопытствовал Витя.
- Мне так приглянулось. Да он и по правде говорун! Когда услышите его, сами убедитесь, что прав ваш дед.
- Видишь, в чем отгадка, - обратился ко мне брат.
Я понимающе закивал головой.