Зато, когда он пришел в следующий раз, без этой своей обожательницы, лишь с друзьями и аккордеоном, как только аккордеон заиграл, я уже не выдержала, разревелась, бросившись на свою девичью кровать и уткнувшись носом в подушку, мальчишки переполошились. Тот, кто держал в руках инструмент, изо всех сил растягивая меха, стал громко наяривать, опасаясь, как бы родители, сидевшие за стеной, услыхав мой рев, не подумали чего-нибудь дурного. Остальные горланили под эту дикую музыку. А Женька подсел ко мне на кровать и принялся, успокаивая меня, гладить по голове, бережным прикосновением поправляя мои растрепавшиеся волосы. Я чувствовала, как его руки любят меня, но это бессловесное проявление нежности ни в чем меня не убеждало. Во что бы то ни стало он должен был (душа моя этого алкала) сказать вслух о своей любви, о глубоком чувстве, чтобы я забыла наконец то, что было прежде им сказано и так уязвило мою гордость, - его признание в мимолетном увлечении. Я не могла позволить себе так низко пасть, чтобы дарить кому-то свою большую, настоящую любовь, о которой чуть ли не с детства мечтала (ведь - всегда перед глазами был живой пример такой любви- преданность родителей друг другу) в ответ на какие-то жалкие крохи.
После этого бунта моего он снова от случая к случаю приходил, но, оставаясь на прежних позициях, так ничего другого и не сказал.
Чувство невозвратимой утраты, что охватывало меня всякий раз, когда он уходил, было просто нестерпимым. Я не на шутку начала бояться за себя. И, не имея возможности сделать так, чтобы он остался со мной, предприняла все возможное, чтобы он позабыл наконец дорогу к моему дому. .
Пришел черед убиваться ему. И терзался он так же, как и я, открыто, не прячась ни от меня, ни от друзей. Происходило все это весной. Яблони цвели, благоухая. Я сидела на скамейке в сквере. А он, как бы гуляя, проходил мимо меня туда-сюда. Сломив веточку, то помашет ею, то переложит из руки в руку. Отшвырнет эту, другую сломит и все начнем сначала. Казалось, не он, а веточка мается, места себе не находит. Впервые с тех пор, как мы познакомились с ним, видела я этого весельчака не радостным, а грустным. Я видела: его отчаяние красноречивее всяких слов доказывает, что он любит меня и не меньше, чем я его. Я упивалась его страданиями. Скажу честно: чем больнее становилось ему, тем легче было мне. Я как бы передавала муки свои ему и освобождалась от них. И даже начала верить, что рано или поздно мы будем с ним вместе. Если не соединило нас общее веселье, то уж непременно сведет взаимная тоска друг по другу. .
Надежда моя так быстро не могла, конечно, оправдаться. Женька не подошел ко мне, а я, само собой разумеется, не дерзнула его позвать. Его непрощение я выносила покорно, не пряталась больше от него и от него ничего не добивалась. Я поняла наконец то, что прежде было неведомо мне: самое дорогое, что может быть у человека, - это его чувство. Пусть оно будет даже неразделенным, несчастным, все равно оно прекрасно. Без любви счастье, возможно, и бывает у кого-то, только не у таких безрассудных, начисто лишенных практицизма натур, как я. Сделав это открытие, я приготовилось ждать. С таким-то вот умиротворенным настроением и поехала в Москву…
Должны были пройти годы. Мы с Евгением - еще дольше уйти друг от друга (Я - расписаться с другим, он- неудачно жениться) прежде чем Женька простил меня. Сомненья нет, впоследствии раскаялась я (да еще как!) в том, что сотворила в юности, отделываясь от неудачной любви. Человека, избранного мною как "лекарство" от этой любви, сразу же возненавидела, оттолкнула, посвятив ему такие строки:
Долго-долго я ждала любовь,
А сегодня в сердце девичьем
Сердце не неволила,
Пустота тяжелая.
Но вчера себя немилому
И весь день меня преследует
Целовать позволила.
Песня невеселая.
Не лежат к работе рученьки,
Стонет - плачет голос мой.
Вот как тяжело, подруженьки,
Изменить себе самой. .
Выйдя замуж, верила, что люблю мужа, счастлива с ним. Но лишь до той минуты так думала, пока судьба грозно не постучала в мою дверь. Не без причины же во время обыска наотрез отказалась я подписывать свои бумаги его фамилией. Как только непрошеные гости вошли в квартиру и страшная беда обрушилась на меня, точно снежная лавина, я сразу вспомнила того, кому, отвергнув любя, сама причинила когда-то боль. И сказала себе, что это мне кара за предательство. В сущности ведь так оно и было.
Между тем, что случилось раньше, и тем, что теперь, была прямая связь. Сердцем я ее уловила, хотя уму еще не все было ясно. Но от этом речь впереди. Пока надо продолжить рассказ о первой встрече с человеком, которому суждено было стать моим супругом.
Звали его Сергеем, а спутницу Риммой. Я очень хотела, чтобы они были счастливы, и знала, что посоветую, если окажемся в одном вагоне и разговоримся. Им следовало, считала я, поскорее пожениться, прежде чем кто-либо из них наделает глупостей, как я.
Размышляя о своем недавнем прошлом и близком будущем этих молодых людей, я не сводила с них глаз и вдруг ахнула: их вытеснили из очереди! Собственно, это была уже не очередь, а остервенелая толпа. Чем ближе к окошечку кассы подходили люди, тем меньше в них оставалось человеческого. В страхе, что именно ему не хватит билета, каждый немилосердно напирал на впереди стоящего. . Победителями из этой давки выходили не те, кто раньше занял очередь, а те, кто был физически покрепче. Сергей и Римма были слишком молоды и даже не вполне еще развиты, чтобы выдержать такой натиск. 0 т обиды и собственной беспомощности они чуть не плакали. Мысленно сдружившись с ними, чувствуя себя уже их покровительницей, остаться равнодушной к тому, что с ними стряслось, я, естественно, не могла. Подбежала к ним и стала уговаривать:
- Давайте мне деньги, я куплю вам билеты, когда буду брать себе. Уж меня-то не вытолкают, не бойтесь. Я не из слабеньких, только кажусь такой.
Им ничего не оставалось, как принять мое предложение. .
Они ехали через Москву в Ленинград, чтобы поступить там в институт. До пересадки - в том же поезде, что и я. И коли уж я одна брала билеты для всех, мне и выписали три места рядом. Так я очутилась с Сергеем и Риммой в одном вагоне, в одном купе. И сразу же принялась осуществлять намеченное: наставлять молодежь на ум. делиться жизненным опытом, хотя и невеликим, но довольно горьким.
Не надеясь в дальнейшем когда-либо встретить кого-то из них, рассказывала о себе без ложной скромности, не щадя себя, всю подноготную. Подшучивала и над собой, и над ними, вспоминая, как они метались, попав впросак. В общем, не ожидая никаких, осложняющих чью-либо из нас троих жизнь последствий, резвилась сама и развлекала посланных мне судьбою попутчиков, совмещая, как говорится, полезное для них с приятным для себя.
В красных босоножках, в красном с лирами платье, с широким воротом, открывающим загорелую и сильную шею, легкая, подвижная, не ходила по вагону, а танцевала, как на вечеринке, под музыку колес. Энергия так и била во мне ключом. Если бы я знала тогда, перед кем так безоглядно раскрываюсь!.
В отличие от Женьки, Сергей в то время, да и позднее был грустным, флегматичным человеком. Наверное, он сразу же нашел во мне то, чего ему самому так недоставало (бодрость, уверенность в себе) и всем своим существом ухватился за меня в надежде, что я его не оттолкну и помогу в жизни. Будущее показало, что был он человеком слабодушным, забитым деспотичной матерью. И то, что он уже в 17 лет выбрал именно меня, вполне логично и оправданно. Это я сейчас так думаю.
В поезде же, вертясь перед ним, считая его слишком молодым для себя (а мне самой тогда не исполнилось еще и 21 года), в душу к нему, разумеется, заглядывать я не собиралась. Так, вероятно, ничего бы и не заметила. если бы не обратила внимания на то, что его подруга, которая, благодаря моим стараниям, по идее должна была становиться все веселее и веселее, делалась почему-то все более и более мрачной и унылой.
Сергей не сводил с меня глаз, и наконец я заметила, как он на меня смотрит. Тут только я спохватилась и давай спроваживать его к Римме, которая, разобидевшись, ушла от нас в другое купе. Но он засопротивлялся, уверяя меня, что девушку эту почти совсем не знает: едут они вместе по инициативе родителей, видятся второй раз в жизни и никакие не друзья, а всего-навсего попутчики.
Ясно было мне: девчушка влюблена в паренька, а он безразличен к ней. К концу пути он признался мне в любви. .
В Москву мы прибыли рано утром. Из Москвы Сергей должен был уехать вечером. В нашем распоряжении с ним оставалось 12 часов. Целый день мы провели вместе. Бродили по столице. Побывали на Красной площади, послушали бой курантов. Долго сидели в скверике у Большого театра. Я любовалась прекрасным произведением архитектуры, мечтая попасть когда-нибудь в этот театр, посмотреть какой-либо из моих любимых балетов с Галиной Улановой в главной роли: "Ромэо и Джульетта", "Бахчисарайский фонтан" или хотя бы "Умирающего лебедя" Сен-Санса. . я глядела на здание, а Сергей, как зачарованный, - мне в глаза. .
Бесспорно, пылкость его чувств тронула меня. Но я ему сразу сказала:
- Все это невозможно. Я же старше тебя. Ты школу только что закончил, а я - институт.